Факультет ненужных вещей

Штатский слегка передвинул лист по столу.

Зыбин взял кружочки, посмотрел, повертел, попробовал на зуб и сказал:

– Это что же? От зубных врачей?

Начальник взглянул на чернявого. Чернявый оскалился (показались узорчатые порченые зубы).

– Почему так думаете? – стремительно спросил розовый военный и даже слегка привстал.

– Да что ж тут думать! Приготовлены для переплавки. Видите, как их расплющили.

– Логично, – благожелательно улыбнулся чернявый. – Товарищ кое-что понимает.

Полковник сел опять.

– О, они, в музее, все на свете понимают, – усмехнулся он. – Ты знаешь, как они его там зовут? Хранителем древностей. Так вот, товарищ хранитель древностей, как же вы ваши древности-то и не сохранили? Копали вы, копали всякие черепа да кости собачьи, а чуть золото вам принесли, так вы сразу обалдели и все упустили из рук. Нескладно ведь как-то получается, а?

– Вы мне разрешите присесть? – спросил Зыбин и сел на мягкий стул у стены. – Да, очень нескладно.

– Да вы вот за тот столик садитесь, – сказал военный, – там удобнее.

Зыбин сел, и оказалось, что он сидит в самом углу кабинета на жидком скрипучем стульчике, а перед ним встает огромный стол, и за столом этим сидит некто Вяжущий и Разрешающий; судия праведный и неумытный. “Здорово задумано, – подумал Зыбин, – вот тебе и первая психическая, принимай ее, пожалуйста!”

– А ведь так ловко получилось, что и виноватых-то не отыщешь, – развел руками полковник. – А там, может быть, с пуд золота было. Ведь в Прищепинском кладе одного скифского золота нашли двадцать пять килограмм! Да серебра пятьдесят! Это ж мешок валюты! Мешок! И вы его проморгали! Это как?

“Ах ты моя прелесть, – подумал Зыбин. – Скифское золото он знает!” – и сам не заметил, как улыбнулся. Душка военный сразу же на лету подхватил эту улыбку.

– Вам смешно? – спросил он горько. – Да, вот вам смешно, а мы плачем. Потому упустили-то вы, а требуют его от нас. Нам говорят – где хотите, там и возьмите, но чтоб лежало на столе. Ну что ж, будет лежать! В лепешку расшибемся, а положим! Товарищи ученые хранили, да не сохранили, а чекисты из-под земли вытащат да в государственный сейф отнесут. Такова уж наша обязанность. Товарищ лейтенант, столяр здесь?

– Поехали за ним, товарищ полковник, – ответил лейтенант.

– Сразу же его ко мне! – приказал полковник трубным голосом. – Но и на вас, товарищ Зыбин, ложится тяжелая моральная ответственность! Да, тяжелая и большая! Не всё тут нам пока ясно, не всему мы тут можем и поверить. Такая безответственность в государственном учреждении… Ну да лейтенант будет с вами говорить об этом. Так расскажите ему все, что знаете! Все! И честно! Ничего не скрывая! Если есть у вас на кого-нибудь подозрение или вы чувствуете, что совершили ошибку, так прямо и говорите. Мы за это с вас голову не снимем, а поможет это и нам, и вам сильно. Теперь ваше спасение только в правде!

“Вот тебе и пятнадцать минут”, – подумал Зыбин.

– Можете не сомневаться, – ответил он со своего скрипучего стульчика, – что знаю – то скажу.

– А мы нисколько и не сомневаемся, – затряс головой полковник. – Мы видим, с кем имеем дело. Так вот, товарищ лейтенант, заполните бланк протокола допроса свидетеля, а дальше товарищ Зыбин будет писать сам. Товарищ Зыбин, подойдите-ка сюда. Значит, договорились? Все по порядочку – не торопясь, не волнуясь, откровенно, толково, ничего не пропуская. Что думаете, что предполагаете, что могли бы предложить. Договорились?

– Каким образом в музее установились такие порядки, а вернее, беспорядки? – мелодично пропел чернявый. – Были ли до этого случаи пропажи ценностей? Нас все это чрезвычайно интересует.

– Да, да, конечно, – подтвердил полковник. – Ну, я не прощаюсь, товарищ Зыбин. Увидимся. А это все на экспертизу и заключение, – приказал он и протянул чернявому лист с кружками.

И тут Зыбин чуть не вскрикнул. Под толстым настольным стеклом он увидел нечто совершенно невероятное: огромный, в ладонь, глаз, круглый зрачок и в зрачке этом кулак с финкой. И рядом другое фото: тоже глаз, а в нем уже целая композиция – фонарь, стена и зверское лицо бандита. Бандит как в кинематографе: зверский прищур, шрам поперек лба, кепка, надвинутая на брови, клок волос.

Зыбин посмотрел на полковника. Полковник нахмурился – чернявый тронул Зыбина за плечо.

“Шустрят, – подумал он, проходя вслед за чернявым к столу. – Ох и шустрят! Землю роют! Актеры! Фокусники! Поэтому бандиты и глаза у мертвых выкалывают, потому что на милицейских столах появились вот такие фокусы. Скажут бандиту: «Смотри, до чего дошла наша наука! Не будь фраером – колись, пока можно. Говорили так одному: вырази чистосердечное, спаси свою дурацкую башку. Нет, не захотел и получил вышку, вот и ты…» Глядишь, бандит и верно расколется. А нет – что поделаешь? Жалобу прокурору на беззаконие и шантаж он все равно не подаст.

Ладно, какое мне дело до хулиганов. С ними ведь главное – выследить. Поймать зверя и выбросить его из общества. Вот что главное с ними.

Ах, вот как ты заговорил, товарищ Зыбин. Значит, цель оправдывает средства. Значит, как ни вертись, а все-таки цель оправдывает средства. С бандитом можно, а с товарищем Зыбиным нельзя. С ним надо по закону. А собственно, почему?

Слушай, сейчас тебе будет очень трудно. Ты уже это почувствовал и заюлил. Так вот помни: если с бандитом можно, то и с тобой можно. А с тобой нельзя только потому, что и с бандитом так нельзя. Только потому! Помни! Помни! Пожалуйста, помни это, и тогда ты будешь себя вести как человек. В этом твое единственное спасение!”

– Вот сюда, – сказал чернявый и открыл дверь в конце коридора.

Это была очень маленькая комнатка, почти бокс – окно, стол и стул. Чернявый сказал:

– Садитесь, пожалуйста. Вот чернила и ручка. – Он выдвинул ящик стола и вынул оттуда несколько бланков протокола допроса. – Пишите: “По существу дела показать могу следующее: такого-то числа такого-то месяца во столько-то часов я узнал от директора Центрального музея – фамилия, – что в музей поступил золотой клад, содержащий…” – ну и дальше по порядку, что именно поступило. Установочные данные заполним потом. Через полчаса я зайду. Подпишу вам пропуск – сговорились?

Он ушел, осторожно притворив дверь.

И Зыбин подумал и стал писать. Сначала написал об обстоятельствах находки и затем о том, что, конечно, находка уникальна, ничего подобного ни в Казахстане, ни в Средней Азии никогда еще обнаружено не было. Что, однако, все выводы о находке и ее ценности являются только предварительными. Для здравой оценки требуется провести ряд анализов, получить специальные консультации и, в частности, разыскать само место. Дальше он писал о том, что сделать это будет чрезвычайно трудно, поскольку по несчастливой случайности – а они всегда преследуют археологов! – очевидцы исчезли. Но трудно ведь не значит безнадежно. Находку сделали не в пустыне. Имеется археологическая карта Семиречья. Кое-что, может быть, можно будет извлечь из анализа показаний очевидцев: по ряду признаков можно думать, что самое главное – способ захоронения и обстоятельства находки – они изложили правильно. Все остальные их рассказы по ряду причин доверия не вызывают. Но нужна крайняя осторожность. Самое главное теперь – не вспугнуть. Археологическое золото трудно появляется на свет, но очень легко проваливается сквозь землю. Примеров тому тьма. И тут сразу же нужно сказать: конечно, ни о каких двадцати пяти килограммах золота и о пятидесяти килограммах серебра говорить не приходится, ибо мы имеем дело не с погребением, а с тайным укрытием трупа. Какая трагедия произошла в степи почти две тысячи лет тому назад – сказать невозможно. Может быть, что-нибудь прояснится позже, когда будут привлечены письменные источники (например, китайские летописи). Может случиться и так, что по мере пополнения наших знаний о древних усунях мы поймем, что означает такое вот ни на что не похожее погребение (если выяснится только, что это все-таки погребение), но сейчас все, связанное с происхождением находки, совершенно неясно. Поэтому и делать какие-нибудь предположения о ее составе (килограммы драгоценных металлов) – дело крайне рискованное и даже бесполезное.

Он подписался, а потом подумал и сделал следующий постскриптум:

Переходя к вопросу о персональной ответственности, надо сказать, что самая постановка его совершенно бессмысленна. Предугадать поступление случайной находки невозможно. Вряд ли было возможно также предвидеть преступный маневр с паспортами. Впрочем, он при этом не был. Вот все, что он может показать.

Засим: старший научный сотрудник и зав. отделом археологии…

Он отложил ручку и поглядел на часы: времени еще оставалось час. Он снял трубку, вызвал коммутатор, сказал, что ему нужен товарищ Зеленый.

– Номера не знаете? – спросила трубка. – Даю опергруппу.

А опергруппа вдруг в ответ заговорила упругим женским голосом:

– Зеленый будет минут через пять. А кто его спрашивает?

Он ответил кто, и тогда его спросили, а готов ли документ.

Он ответил, что готов и что он очень торопится.

– Я сейчас к вам зайду и подпишу пропуск, – сказала трубка.

Вошла высокая, молодая, тонкая и стройная брюнетка с гладкой прической. На ней был милицейский китель.

– Ну, все готово? – спросила она, улыбаясь.

У нее была ясная улыбка, гибкий полнозвучный голос, спокойное, ясное и чистое лицо. Совсем не верилось, что она из опергруппы.

– Вот, пожалуйста, – сказал Зыбин.

Брюнетка взяла лист допроса, села и стала его читать. Читала и покачивала головой. Но выражение ясности, ласковости и какой-то тихой насмешки так и не сходило с ее лица. Прочла до конца и положила протокол.

– Очень интересно, – сказала она. – Прямо роман. Но я ведь совершенно не в курсе всего этого. Не расскажете ли мне в двух словах, в чем дело? Вот вы пишете про укрытие трупа. Это что, убийство?

Он засмеялся.