Московское Время (сборник)

Клавдия обвела взглядом Лытнева – старшего и, мысленно махнув рукой, решила идти прочь. Но вдруг в глаза ей бросилась Капа – как вьются ее растрепавшиеся золотистые волосы, как теперь не похоже это ее разрумянившееся лицо на тот недавний, обернутый серым платком лик.

– Сколько тебе лет?

– Так уж двадцать шесть, – засмущалась Капа.

– Что ж ты в Москву приехала, а нигде не работаешь, не учишься, никуда не ходишь?

– В кино хожу…

– В кино… Я раньше тоже все в кино ходила…

Клавдия помрачнела, молча открыла дверь, обернулась:

– И не носи ты этот платок… и казакин свой выброси – прямо, старуха в них!

Пока дверь закрывалась, Капа стояла, потупившись, а дед Ефим растерянно моргал – то ли пораженный наглостью гостьи, то ли ее правотой.

Теплый душ (если читатель помнит, дом был газифицирован еще с дореволюционных времен) отогнал надвигавшуюся хандру. Уловив по пути из ванной запахи готовящейся пищи, Клавдия свернула в кухню.

Броня Яковлевна хлопотала над ужином для «девочек».

– Котлетки? – втянув ноздрями, поинтересовалась Клавдия.

– Да, да, – осветилось доброй улыбкой морщинистое лицо старушки. – Эммочка и Беллочка очень их любят.

– Разнообразить не пробовали? Ну, навернут они их, как всегда, с картошкой… Или у вас что – то свое, национальное, к ним подается?

– Да, нет, картошка… Еще макароны.

– Советую попробовать гамбургеры.

Броня Яковлевна вежливо – внимательно посмотрела на Клавдию.

– Я не знаю такого блюда.

– Проще простого готовится. Фарш остался? Еще булка понадобится, соленый огурец, зелень, кетчуп – и Макдоналдс отдыхает!

– Извините, я глуховата, но, кажется, все есть, кроме последних двух продуктов.

– Что, зелени и кетчупа нет?

– Зелень я как раз сегодня на базаре купила, а вот кепчук и макдас – я даже не представляю, что это такое…

– Хорошо, обойдемся без Макдоналдса, – быстро нашлась Клавдия. – А соус томатный имеется?

Броня Яковлевна закивала головой:

– Имеется, имеется.

Вскоре Клавдия уже делила для пробы первый гамбургер между Броней Яковлевной и Капой, которая появилась на кухне в сарафане и без платка. Через некоторое время присоединился к дегустаторам и дед Ефим, единолично съевший целый гамбургер. То ли йога начала действовать, то ли бутерброд был так хорош, но и дед, и Капа приобрели благостно – умиротворенный вид.

– Вот таким образом, – подвела итог Клавдия. – Одними котлетами и закормить недолго. Ладно, мне самой пора ужин готовить. Что тут из продуктов? – открыла она кухонный шкафчик Софьи Дмитриевны– Сосиски… Отлично! Можно сделать хот-доги!

Все находившиеся на кухне дружно подались к Клавдии…

7

Удивительно, но всего за три дня Глаше удалось оформить Клавдии паспорт – положение и связи во все времена позволяют делать многое, эпоха ограничивает лишь понятие этого «многого».

Поезд, на который был куплен билет, отправлялся утром следующего дня с Северного вокзала.

– С Северного? Это что еще за вокзал? – удивилась Клавдия.

– Ну, тот, что при тебе назывался Ярославским – пояснила Софья Дмитриевна.

– Понятно… Его потом назад в Ярославский переименуют, – поделилась знанием Клавдия.

А в ночь перед ее отъездом Софья Дмитриевна была разбужена всхлипами. Она подошла к Клавдии, присела на край постели, погладила ее по волосам.

– Мне страшно, – прошептала Клавдия. – Страшно жить, зная все наперед…

Она облокотилась на подушку, глубоко вдохнула, чтобы унять плачь, немного успокоилась.

– На Маросейке есть дом… Он в глубине стоит, к нему между других домов как бы переулочек тянется.

– Да, да, есть.

– Так вот, на нем потом доску повесят в память о погибших вот в эти самые годы: всем, кто жил в этом доме, ушел и не вернулся. Так слово в слово и написано, я запомнила. А ведь это были такие же Лытневы, Трахманы, Полунины, хорошие, плохие, самые обыкновенные люди. И знаете, что ужасней всего? Там, откуда я теперь, тоже есть свой Сталин! Правда, он не такой кровожадный, как этот, но тоже царь: что ни взбредет ему в голову, то так и делается. Алексей Арнольдович говорит, что Россия по заколдованному кругу ходит – от революции к царю, от царя к революции…

– А, может, Господь хочет нас, русских, чему-то научить?

– Да чего-то не учимся мы… русские… Чудно! Потом мы разделимся на россиян и всех остальных; россияне – это те, которые все себе заграбастали. Они прямо так и объявляют по телевизору – вы же знаете, что это такое?

– Конечно, у нас уже несколько лет телевидение существует. Только оно широко не доступно.

– А там очень доступно, не знаешь, куда от него деться. Так они откровенно говорят: мы – россияне, Газпром наше национальное достояние!

– А что такое Газпром? Газовая промышленность?

– Да, это то, с чего они кормятся. Ну и с нефти еще.

– В прошлом твоем рассказе таких подробностей не было.

– Да вы и без них сильно загрустили… И потом, Глашку жалко. Вы-то, Софья Дмитриевна, переживете, а она – идейная…

– Да, Глашу жаль… Знаешь, политика – это как бы одна из оболочек жизни, а человек намного сильней, если для него внешние ее стороны – не главное. Есть же семья, любовь, дети…

– Ну да, еще богатый внутренний мир! У вас-то с ним все в порядке, а вот у меня, например, он небогат. И где ж ему разбогатеть в этом чертовом Тобольске, куда я приеду накануне войны и буду потом вкалывать на каком-нибудь эвакуированном заводе под плакатом «Все для фронта, все для победы!», и хорошо, если ноги не протяну. А когда победим, снова нужно будет выживать – без мужиков, потому что они на этой проклятой войне полягут, в голоде, в разрухе… Нет, Софья Дмитриевна, человек не должен знать своего будущего! Отпустите вы меня!