Cтарания аутсайдера на 9-м десятке – довести до людства свои писания - читать онлайн бесплатно, автор Юрий Бевзюк, ЛитПортал
bannerbanner
Cтарания аутсайдера на 9-м десятке – довести до людства свои писания
Добавить В библиотеку
Оценить:

Рейтинг: 3

Поделиться
Купить и скачать

Cтарания аутсайдера на 9-м десятке – довести до людства свои писания

На страницу:
2 из 2
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

…Тот 62-хмидневный поход лета, с прихватом недели осени, 56-го, через два дальневосточных края, – был в моей судьбе – и обеих девиц наших (обе геологинями стали), – решающим… Дважды – в Чугуевку и в Иман Дом пионера и школьника Владика нам денег досылал, – и еще раз уже в начале сентября в самый Хабаровск, – дабы нам там пропитаться два дня и приехать поездом 7 сентября назад… Петр Иннокентьевич Костромин, председатель тогда краевого совета по спортивному туризму, нашего Ляшка ровесник – тоже с 1900-го, – и тоже в юности красный партизан (была его фотография в книге воспоминаний командиров-комиссаров партизан, – он как-то бочком там, его самого нет воспоминаний (возможно, затащили его фотографироваться, поблизости был – он в универе нашем преподавал географию… и английский… Он и, и наш Ляшок – и умерли оба восьмидесяти двух лет (кажется, в том же 82-м, что и 68-ми лет мой отец); Ляшок был малограмотен, но остался в авторах – выпустил книгу по пещеролазанью; Костромин, хотя и с двумя разными высшими образованиями, – тоже не умел ориентироваться, в чем я и сам удостоверился: в 57-м, сразу после получения «аттестатов зрелости», я с Засориным (ф. 11, 12) повел девятиклассников в трехнедельный поход в район Ольгинский; мне, хотя рисковали: не хватало четыре месяца до восемнадцати, – доверил Костромин (маршрутный лист, как председатель краевого совета по туризму, выписав), – и Бевз Александра Павловна, школы директриса, поход профинансировав… Кроме меня и Засорина Юрия (это вместо «в институт» нам корпеть, готовиться усиленно!), выпускников, в отряде было восемь девятиклассников… До Ольги мы плыли пароходом «Приморье» (через 12 лет на тот же пароход я был послан парткомом пароходства первым помощником капитана разбирать склоку машинной команды с палубной при (баснолословном уже!) капитане Фивейском, – дабы через месяц после окончания курсов повышения помполитов перед зачислением инструктором на группу из 32-х судов в парткоме Мортранспорта, при Николае Ивановиче Малькове, место «столоначальника» занять по партейной части


– Вот превосходная форма «временной связи», Василий Олегович! Вы бы, допустим, разузнали, как этот «последний из парахетов», кажется, немецкий, в наш край «залетел», – и что с ним потом сталось… а я описал бы свои путешествия на нем в июне 57-го и в январе 69-го; заодно и мой рейс «комиссаром» в 71-м на Магадан на танкере, – чему благодаря в марте … «с корабля» – попал (на 11 лет полных – в «штатные» охотники; а Н. И. Мальков, наместником («бога» на земле) в том Магадане годами спустя прозван ласково «Николаем Кровавым» (затем он, уже при Горбачеве, тем же «наместником» в Чите, – а в заключение апофеоз его карьеры: предлагался в 1990-м кандидатом на ПредВерхсовета РСФСР от КПРФ наряду с Ельциным (но избираться отказался – скорее всего из страха, как бы и в самом деле не избрали!; а он-то, Мальков, – и затянул меня в окт. 68-го в партком. Вот эта форма соавторства старого и младого – пока еще жив я и пишется, – пожалуй, во имя связи времен, – перспективна (меня вспоминать простимулирует) —


…на том же пароходе Костромин очередную группу школьников в поход на северное побережье Приморья вез; набросал мне схему, как найти Макрушинскую пещеру, – и обозначил вход не на южном, – где находится, – а на противоположном, северном склоне сопки Зарод! Уж поносились мы чащобой вокруг той немаленькой сопки, пока не выперлись таки на дорогу, на которой встретили старичка, укушенного когда-то клещом, влезшим в ухо, – и ставшего, как в детстве Сталин, на одну руку сухоруким, – дед печи по обжигу известняка караулил: нас и направил к пещере километрах уже в двух дедуля: совсем с другой стороны надо было к ней заходить! Спасибо еще, что встретился старик. И потом один, школьником с Костроминым ходивший, встретившийся мне, говорил, что сильно старик в походах блудил: видно, смладу надо ориентироваться, чтобы научиться… Сейчас двухкилометровку любого места на планете можно из интернета отпринтить, – а на ней обозначить по гланасу-джипиесу местонахождение моментом… но никакой радости от этого у меня начисто нет… – не есть ли это «облегчение» предупреждением близких тяжких бедствий? Во всяком случае, та послевоенная, почти шизофреничная, секретность сослужила хорошую службу мне – и подобным любителям жить на отшибе: наши навыки ценились… Ну, а теперь, – что там карты, что там джипиесы! …Трасса посредине прорезала долину той реки Приманки, что Синанчою при нас называлась, крупный приток Имана… Идти за соболями, как в 71-м я, – нет теперь никакого «навара»: подешевела раз в пять шкурка, некогда столь дорогая… да и та обесценится совсем, покуда сдашь… Но теперь и не надо: уже вскоре мне подобных, – но много моложе, – энергия и разум в землеразмещении, наконец, рациональном, затребуются сполна… А я уж годы, мне оставшиеся, постараюсь, – опыт в этом свой немалый передать; не по моей вине упущенное, сколь возможно, советом и воодушевлением младости – в годы ясности ума, еще мне оставшиеся, со всей энергией наверстать…


На Бикине не бывал – лишь в августе того же полста шестого его струи мы на дощанике-бате пересекали после впадения в Уссури, югом Хабаровского края плывя к Хабаровску… Но ваше Василий, с Андреем Островским радение в «Новой газете» по бикинской тайге, как говорится, всем сердцем разделяю… Особенно поразительно мне с моими чувствами-мыслями совпадение в приведенном вами заявлении Лагутенко «…исчезнут и настоящие приморцы, предки которых были на этих землях задолго до нас всех, – и будущие поколения, по-настоящему этим краям преданные!» … А я, как-то года два-три назад, среди ночи проснувшись – и, сразу снова не заснув, – наговорил в диктофон мобильника:


Сибирь пространствами колоссальными

объемлет север Евразии бесстрастно…

Края, суровые и дикие доныне,

кочует там с оленями своими Тунгус великий…

Не площадьми, что `на душу приходятся, —

но верностью своей суровой жизни образу, —

чем ОН людству, погрязшему в удобствах, —

пример спасенья в скором будущем дает


(до сего момента было – и остается вариантом:

«чем ОН людству, погрязшему в удобствах,

пример на жизнь грядущую дает)…


Сочиняя это, совсем не думал о бикинских удэгейцах, но и они тунгусоязычны, – как и оленные эвенки…


С этим перекликается сочиненное назад зимы три «К России», сначала с указанием претензии на гимн страны, – потом просто обращением (суждено ли действительно стать гимном страны – не от претензии, – от текста зависит!); в негодовании бессодержательно-ханжеским текстом нынешнего, – и особенно его перед ежеутренним (чуть свет) моим выходом с нартами в сопку на заготовку дров (в общем-то, мне сильно не по душе правление «тандема», – но Путин славно оборзевших удобствами европейцев поддел: в смысле, куда они от нашего газа денутся – «чтобы дровами топить, – надо по крайности Сибирь иметь»… Эти слова «премьера» вдохновили меня на изрядное стихотворение сей зимой, искать которое лень… Сибирью я пилою, топором владею, – \ на заготовке дров балдею…) …и больше, наверное, в протест намеренно издевательски-модерновом (гимна) исполнением в контраст мелодии бессмертной, там же, на сопке, мало-помалу сочинил «в уме» основу стихотворения, – которое неоднократно уточнял, конечно, – а над строчкой, от начала восьмой думал между дел аж три дня:

Страна громадная, Россия, —по землям северным раскинувшись, —венчаешь главный материк земли…Трудами к жизни вызвала великими земли лесные,зимами остылые…Людьми ты сильными заселилась, —что за свободой век от века шлив края суровые и дикие…Народы многие, Россия,ты в судный век объединилапрорывом страстным к справедливости —в Союз могучий, путь заступивший злу…Ты их речения, обычаи сохранила —и языком своим великим наделила…Невзгоды многие ты испытала,ты все нашествия докуда сокрушала;и в судные последние века не раз —ты мир, ценой сынов своих, народам даровала…Тобою выстрадано право —и способ жизни людям здравый устанавливать…И, путь примером к лучшей жизни пролагая, —в который раз, —себя спасая, – и человечество спасать…

И поскольку упомянут Советский Союз, которого считается, что нет, – то вот о нем стихотворение поза-поза-позапрошлого лета:


Советского Союза нет? Неверно!

В судном веке – судьбу людства к добру он повернул, —

и жив теперь во всех живущих…


Остались ведь на месте страны,

народы те же населяют…

Пускай попробуют свободы полной —

и вместе вновь объединятся в союз великий мировой, —

объединятся по призваньям…


Этот Союз опять Советским станет —

народы в нём все будут равны, —

он будет самоуправляться здраво…

Одна царить в нём будет Правда… (Закончено)


Эти стихотворения, считаю, самые важные из сочиненного после 20-го января 2005-го года, – когда на меня впервые в жизни, уже после 65-ти, в результате потрясения пожаром второго этажа на рассвете 28 декабря 2004-го и чердака каменной дачи музы снизошли («…в позднедекабрьском рассвете взметнулось пламя выше леса… … 28 декабря, полуметровые снега, никто не мог мне здесь помочь: с огнем боролся два дня и между – ночь»… …Аж семь причин пожара насчитал, – но главной стал огрех стропилины при постройки крыши – из-за слежения с приемничком на ухе дебатов в Верхосовете весною 93-го меж депутатами и Ельциным клятым… … «но строя низ (из камня-туфа стены), продумал всё – и способ жизни мой таки спасён…»… (Из «Баллады о пожаре»). «Времянка брошенная брата, пришлась вблизи мне здесь (пониже) кстати: ее на санках перетаскал, и строить вновь чердак (третий этаж) начал, сделал обвязку, пол я настелил, – к двадцатым числам января – и временную крышу, – вернулся даже к воспоминаньям, – но не давал покоя мне отказ в общеньи младости таежному соратнику, – с которым общего давным-давно не стало, – но он имел ко мне эмоции клиентски-вассальные; – он в городе в 80-х меня разыскал, частенько на четверть часа являлся: как бы иконою для него я стал, – в чем я ни на йоту, ясно, вовсе не нуждался; по моему примеру (после сорока!) он на промысловую охоту подался, – нажил тяжелую операцию протезирования шейки бедра; последние лета три перед годом четвертым при каждой вылазке нечастой в Таежку, Кипарисово и дальше – с копией Николая в младости неизменно встречался: так же смугловат, на ту же ногу хромает, – та ж непоседливость, как будто шило в ср… ке; разумом я понимал, что если бы он – не мог бы меня не узнать, лет-то после последнего свиданья прошло всего с семнадцать, – да если он и младше меня – то лет, не более, на пять, – тоже уже старикан… Узнает – здесь от него, как в городе, в четверть часа не отвяжешься, – не выпроводишь ведь инвалида сразу, – останется ночевать, – а это мне всю ночь не спать… Разумом – не он, понимал, – но чувство ведь сильнее разума: каждой встречи мистически (хоть ни на йоту не подвержен мистике!) опасался… … И вот он – через моего младшего брата – таки ж меня отыскал! Не зря, сталбыть, я опасался… …В начале года четвертого декабря, снег уже вывалил изрядный, брат в мою берлогу каменную является – привез лососевые хребты от столовой в корм собаке… и Василенко Николая, объявляет радостно… снег не дал машине подняться, остановился внизу, у оврага, метрах в четырехстах… – Зачем ты его привез! – …Ни слова больше ему не говоря, беру нарты (заготавливаю ими по хребту сушняк на дрова), вместе спускаемся… Совсем не похожий, ясно, на молодого себя, – маленький старичок сухощавый, к низу лицом узковатый (видно, из-за охоты в тайге давно рассчитался с зубами, – не только с шейкой бедра: – совсем не похож на того Колю в младости (лицом был тот кругловат); встречает радостно, говорит мне, улыбаясь: – Приду 7-го… – стало быть, декабря… – Коля, приходить не надо! У нас давно ничего общего

…я был в туристах «генералом», но с ними лет 45, уж как порвал…


…В мае 68-го, поход инструкторский от крайсовпрофа, с вечера 28 апреля, утром только диплом в на истправфаке универа защитя, будучи давно, с 61-го, «генералом» от пешеходного туризма (одним из двух будучи обладателей высшего, присвоенного Москвой «по факту», инструктора-методиста звания, – второй был лишь практиком, – а я еще и опытным организатором (а декабре 68-го меня председателем краевой спортивного ориентирования федерации на конференции уже выбирали вместо Китаева (второе, стало быть, за полгода «генеральство») – но, конечно, отказался: я тогда уже вознамерился из «цивилизации драть», в помполиты на суда подался, дабы деньжат подсобрать, – но Мальков Николай Иванович затащил меня на полтора года в партком Мортранспорта, – что гораздо больше третьего университета для меня значило; Мельника Валентина вместо себя рекомендовал председателем, заместителем меня таки избрали; Мельника с нами нет уже одиннадцать лет, – а он был младше меня `на год; как за полгода мне удалось пройти в федерации путь от новичка до председателя уже там и сям касаньями и прозой и стихами описал) … Но выбился из последовательности я в изложении своей причудливой биографии; итак, тот поход, второй судьбоносный, инструкторский, – в результате которого …через 37 почти лет я поэтом, на 66-ой зиме-то!, – поэтом стал, – описан в книгах неодногратно Коле Василенко был тогда обязан: он меня выручал …и вот пришлось его отваживать…

…Коля несчастный, ни слова не говоря, назад к машине брата поковылял, брат с женой, как говорится, «раскрыв рот» стояли, я нагрузив на нарты два мешка с хребтами горбуши и кеты собаке, – в сопку свою потащил тяжелые нарты… Если бы я был хоть в малейшей степени был подвержен мистике, то мог бы посчитать, что именно за тот неизбежный отказ в конце декабря страшным пожаром был наказан, – уничтожившим третью библиотеку из тех, что в жизни собирал, притом обширную самую, главную (но все же самые необходимые книги внизу остались… и свои экзерсисы в истории могу-таки продолжать… …Кроме полного отсутствия общности и абсолютной для какого-либо сотрудничества с теперешним мною полнейшей непригодности, – с Колей была связана еще специфическая неприятная эмоция, – всё из того же рокового для слишком многих 1968-го… Друг попросил меня летом, Валентин Рябцов (потом ученый муж, по политэкономии кандидат наук, с 1935-го, проректором таможенной академии ушел на пенсию, – и преподает в Рыбке поднесь! —, 78-й ему), – спутника верного попросил порекомендовать на женьшень… Так он потом долго при всякой встрече «отплевывался»: – Ну и спутничка ты мне порекомендовал! Чуть ляжем в палатке – сразу в храп! А мне ж, ты знаешь, хоть с полчаса надо о том о сем погуторить… Ну, я ему все-таки днями пытался всякую проблематику «толкать» – так в агрессию вламывается: ты де чего «раскалываешь» меня. (Эта перед другом вина с того времени за мной тянется: ему-то спутник был нужен не грузы, как мне в том… воистину судьбоносном походе… таскать – он и сам был силен в 33 года тогда достаточно! – именно разговаривать (и, меньше, конечно, для безопасности) … Но со стороны ментальной я тогда совсем не знал Николая… В походе том, где я семинар инструкторов краевой через Облачную по Ванчину тащил для таежной практики, – как один из двух-трех тогда в крае, имеющих инструктора-методиста звание; в том походе впервые я проблемы имел из-за инструктора крайсофпрофа по самодеятельному туризму (как и я сам в 61-62-м, – но у меня еще с 56-го, после 9-го класса, был уже 2-й спортразряд, – и право руководить трехнедельными походами предпоследней категории сложности), Пономарева Жени, блондина рыхлого, облысевшего в тридцать лет, склонного к полноте и выпивке, – он год тот семинар вел, – то есть «преподов» подыскивал и так далее, имел в нем тесную компашку человек пять (больше тридцати был весь семинар) тоже с подобными наклонностями, – тогда впервые в туризм поперло «быдло»; еле из-за них в срок протащил тот семинар по Ванчину… Женя Пономарев умер от разрыва сердца, где-то около еще сорока, – а 29 мая 68-го ему было года 23, он упросил меня позволить ему и его дружкам пяти другим маршрутом на Облачную пойти… Я не соглашался сначала, не имел права отряд разбивать, – но Женя, как и все поколение новое, еще и настырностью отличался; кое-какой опыт таежных хождений имел все же, – да и год с тем семинаром инструкторов как-никак занимался: рискнул, дал я ему поориентироваться шанс, проявить самостоятельность… Договорились, через Облачную пройдя, через весь ее массив, встретиться на северном берегу Ванчина (теперь Милоградовки) … Сначала вершина Облачной была видна – 12 кэмэ от метеостанции, – но совсем закрылась часа через два… Мне удалось в тот раз, при полном отсутствии видимости, – и по-прежнему только по километровой безрельефной схеме, исключительно точно выйти в сплошном тумане выйти часа за четыре прямо на вершину (обычно выходишь севернее на хребет, по которому еще с километр идти). У пяти арсеньевцев-авиастроителей, к семинару на майские праздники присоединившихся, был спирт, по полста грамм мы выпили, – и разошлись: мы на юг, к Ванчину по колено в снегу пошли, – они, тоже по снегу, назад в Березняки, затем, – чтобы успеть на работу к мая третьему числу, – через верховья Чугуевской долины рысью… Эти арсеньевцы к семинару присоединились, чтобы Высшую точку Приморья со мной посетить, – из-за них, дабы они на работу на авиазавод к третьему мая явились, я весь отряд и торопил: пообещал – выполни… Переход от дороги, куда нас ночь вез автобус, километров до Березняков за пятьдесят, на два дня планировался… Но арсеньевцы не успевали – и я весь отряд с тяжелыми – на десять дней продуктов – рюкзаками, гнал, выполняя обещание (хорошие были арсеньевцы ребята): прошли в один день – то расстояние, и к вечеру уже были у вздувшейся, поднявшейся нам по грудь, быстро несущейся, с водой со снежников только, Ян-муть-хоузы холоднющей Так называлась тогда в самых верховьях, в пятидесяти километрах от истока, Уссури, – истекающая меж массивами гор Облачной и чуть уступающей по высоте на восток от нее Снежной. Обе они были в конце апреля в полуметровом снегу, – а лед под мхом там не тает все лето: на Сихотэ-Алине на километровой высоте где нет воды – везде лед… Стало быть, вода в Ян-муть-хоузе была всего градусами двумя-тремя выше нуля… Я сам устал, как никогда ни до, ни после. Утром 28 апреля я защитил на истфаке ДВГУ серьезную дипломную работу «Экономическая политика США в Индии после 2-й Мировой войны»; самым напряженным в жизни был для меня 68 год, – разве только 58-й, десятилетием назад (тогда, в январе, 18-ти лет, поступив в Высшее мореходное (ВВИМУ) на судомеханический, к лету закончил первый курс, – не посетив ни единой лекции, притом работая без скидок слесарем-дизелистом на ремонте подводных лодок, – притом еще маялся хронической ангиной (тонзилитом), – от коего, уже на работе в райкоме комсомола, куда был командирован в мае, – избавился в начале лета операцией (а с августа была уже упомянутая народно-дружинная страда) … Сходив со школьниками на январские каникулы (в 68-м) в тяжелый лыжный поход на шкотовское плато, я твердо решил к лету закончить остающиеся курсы в универе пятый и шестой, написать и защитить дипломную, – и что-то предпринимать в жизни дальше, – дабы в осточертевшем городе не ошиваться

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
На страницу:
2 из 2