«Стандарты» Любви

Кира

«… слегка соприкоснувшись рукавами».

Марина Цветаева

Пирушка возникла стихийно, после того как Степановна вытащила из сумки три бутылки палёной водки, которую приобрела у знакомых, проживающих в частном доме возле трамвайной линии. Водку можно было назвать «палёной» лишь условно, поскольку делали её, хотя и подпольно, но из чистого спирта, приобретённого в пригороде на винодельческом заводе. Просто спирт разбавлялся водой до предела стандарта, то есть крепостью 40 градусов, и продавался как водка.

Все участники «мероприятия» были торгашами с парапета, тянувшегося вдоль бывшего хозяйственного магазина, который в данный момент пустовал: сменились хозяева, а новые арендаторы намеревались непременно выкупить торговую площадь и организовать пока ещё неведомо что. Поэтому здание охранялось. Три охранника находились, дежуря попеременно, внутри помещения. Сегодня на посту был Алексей, высокий широкоплечий мужчина лет тридцати, геолог по образованию, совсем недавно распростившийся с романтической профессией в связи с финансовыми трудностями в геологической отрасли, и поступивший в услужение к молодым шустрым предпринимателям, бывшим комсомольцам, смело входящим в коммерческую жизнь. Новые арендаторы до определённого момента не запрещали раскладывать товар для продажи на парапете, поэтому в дневное время снаружи магазина шла бойкая торговля.

Пирушка была в разгаре, все были приятно возбуждены, особенно после того, как появилось ещё две бутылки, доставленные неизвестно откуда. Торгаши сидели вокруг стола, поглощали закуски между тостами, которые произносились в основном за успехи в «коммерции». Кое-кого иногда «выдёргивали» наружу по случаю появления на парапете клиента, опоздавшие же на пирушку подходили и без стеснительных церемоний подключались к активистам застолья, особенно те, кто из загашника вынимал бутылку такого же подпольного зелья. Иного-то не было, шла неистовая «борьба с алкоголизмом», которая порой доходила до абсурда. Многие, особенно на свадьбах, не выдерживали «трезвого» натиска: в разгар веселья самоустранялись в туалеты и, втихаря, с оглядкой, «пригублялись». А иные гости так всю свадьбу и проводили в «сортирах», тревожно озираясь и далеко не удаляясь от «треклятого», но вполне потребного зелья. Здесь пока всё шло относительно нормально, все друг друга знали и доверяли. Алексей, как охранник, приглядывал за процессом. Сейчас он, полулёжа на диване, спокойно наблюдал за пирующими «бизнесменами». Особо охранять в магазине пока ещё было нечего – товар завозить намечалось только через неделю. И всё-таки сейчас его взгляд был беспокойный: нет-нет да останавливался на ней. Кира притягивала его, хотя никаких видимых признаков взаимности между ними не бросалось постороннему глазу. А что было в их душах, пока не поддавалось анализу, просто проявлялось само собой внутри них. Она сидела в спортивной одежде за столом на табурете среди товарок спиной к нему, но он, словно «ощущал» её всю: жадно смотрел на неё, и мысли произвольно витали вокруг того, что он будет непременно сегодня обладать этой женщиной. И всё-таки понимал, что ещё можно избежать этого. Всё зависит от воли, но «воля» почему-то сейчас не освобождала его от «безволия». «Интересная тавтология, – подумал Алексей, – однако, сегодня именно «безволие» обретает значимость».

К полудню торгаши начали расходиться. Алексей поднялся с дивана и пошел по коридору проверять кабинеты. Прихожая секретарши была открыта, хотя день был субботний, нерабочий. Кабинеты директора, зама и главбуха закрыты. Компьютерная техника в полном порядке. Алексей закрыл на ключ прихожую секретарши и пошёл вниз по коридору, спускающемуся в холл, где почти у самого выхода стоял «праздничный» стол. Уже и Степановна – организатор пирушки по случаю удачной добычи алкоголя, засобиралась на выход; празднество завершилось.

Алексей закрыл за ней входную дверь магазина и вернулся в фойе. На диване, который стоял у стены, лежала Кира. У изголовья к дивану было придвинуто кресло. Алексей присел на него. Кира, полусогнувшись, лежала на боку, повернувшись лицом к спинке дивана. Глаза её были закрыты. «Так вот он и «сигнал» того, что должно произойти, – подумал Алексей, – именно это и поставит точку над « i» между нами». Кира по-прежнему лежала, не проявляя активности. Он нежно коснулся рукой её щеки и, наклонившись, беззвучно поцеловал краешки губ. Кира не реагировала. Он погладил ей волосы. Всё оставалось по-прежнему, только ровное дыхание Киры указывало на то, что она вполне здорова и вменяема. Тогда Алексей осторожно повернул к себе руками лицо Киры и стал более ощутимо прикасаться губами к её устам и щекам. Кира, как и прежде, сохраняла спокойствие, однако ему показалось, что тело её слегка развернулось, и она теперь лежит на спине. Он неспешно раскрыл борта её куртки и снизу, высвобождая торс, поднял край кофты. Кира безмолвствовала. Алексей, нежно целуя обнажённые места и, готовя фронт для дальнейших ласк, осторожно спустил её бриджи и трусики ниже колен. Потом, еле сдерживая нахлынувшую страсть, он поцелуями проследовал к кудряшкам сокровенного лона. И, наконец, его губы коснулись таинственной плоти. Тут он приподнялся, высвободил с помощью молнии из брючного плена свой возбуждённый фаллос и, как можно нежнее, проник им во влажную нишу гнёздышка. А Кира по-прежнему безмолвствовала. И через время услады, после извержения эросной росы, Алексей резко поднялся и с припущенными джинсами проследовал в туалетную комнату.

«И этот попался!» – подвела про себя итог Кира. Алексей не знал, что Кира, так же как и он, с самого начала пирушки следила за ним, караулила его, стерегла. И когда сидела на табурете за «праздничным» столом, своей спиной «чувствовала» взгляды Алексея. А как только все стали расходиться, пока он осматривал кабинеты магазина, быстро заняла место на диване…

Теперь же, когда Алексей вышел из туалета, он тут же столкнулся с Кирой, которая стремилась навстречу ему. Поравнявшись, она на ходу бросила: – «Ты что, меня изнасиловал, что ли?» – «С чего ты взяла?» – изумился опешивший Алексей. – «Да я раздетая была», – ответила она. – «Неужели?» – не удержался от иронии Алексей. – «Представь себе», – ответила она. И на этом они разминулись.

Больше они сегодня не разговаривали. Выйдя из туалета, она быстро собралась и, взяв сумочку, удалилась домой, не прощаясь. Баул с вещами, которыми торговала на парапете, она предусмотрительно ещё до пирушки поместила в кладовой магазина.

«Однако неожиданный получился оборот…» – задумался Алексей после её ухода. Ему стало не по себе. «Вот как, оказывается, бывает, когда «слегка соприкоснёшься рукавами»,– с нарастающим волнением задумался он.

…Кира пришла домой и сразу же поспешила в душ. Под тёплыми струями влаги она блаженствовала, мысленно воспроизводя, как совсем недавно осторожно и трепетно Алексей ласкал её: « Всё произошло без грубой настырности», – заключила она. Позвонила Стелла. Сестра спрашивала о делах. «Никакими делами мы сегодня не занимались, – ответила Кира. – Сегодня у нас стихийно организовалась пирушка. Сейчас я дома, купаюсь под душем». Мысли Киры переключились на Стеллу. «Наверное, почувствовала что-то неладное. Не дала «насладиться» одиночеством под душем, а так было хорошо. – Теперь меня совесть будет мучить, сестричка», – прошептала она. До этого ничего у Киры с Алексеем не было, и, казалось, не могло быть. Действительно, ничего не было только «видимого», а на самом деле было тайное взаимное тяготение. Оно возникло давно. И началось, можно сказать, с первой встречи. Тогда ещё и Стелла только входила в отношения с Алексеем, с которым познакомилась на курсах в Институте Геологии. Совершенно случайно оказались они на кафедре за одним столом. Стелла сразу приглянулась Алексею, и, почувствовав влечение, он вдруг вспомнил строчки из стихов, кажется, Лермонтова: «И ненавидим мы и любим мы случайно, ничем не жертвуя…» Именно «случай» сблизил их.

– Кира,– обратилась тогда к сестре Стелла, – мне понадобится завтра часа на три твоя квартира. – Как это? – удивилась та. – Да у меня намечается интимное свидание. Ты не можешь мне в этом помочь? – Ну, это даже интересно и не похоже на тебя, – недоумевала Кира. – С чего это тебя понесло? Ты же у нас вроде степенная и осмотрительная дама. – Была степенной, – промолвила Стелла. – Пришло время расслабиться, вернее, сосредоточиться на одном замечательном субъекте. – Давай, давай, говори, это любопытно даже. – Говорить ничего не буду – сама завтра увидишь. Мне нужна будет твоя жилплощадь где-то с двенадцати до трёх часов дня для конфиденциального свидания. – Для какого свидания, сестричка? – изумилась Кира. – Так ты можешь предоставить мне квартиру? – прервала её Стелла. – Да как же я могу отказать любимой сестрёнке, сказала бы сразу: нужна хата для свидания с хахалем. И вопрос был бы решён, к тому же ты моя старшая сестра, а я уважаю старших, а то «конфиденциальное свидание»… – Тогда, Кира, я зайду к тебе в 11-30 за ключом, идёт? – Без проблем, сестричка. Мы с сыном сходим в зоопарк – проведём культурно-биологическое мероприятие. Давно я его не баловала, а теперь благодаря тебе это сделаю… На этом завершился их диалог, и потом Кира передала ключ от квартиры Стелле.

Но случилось так, что Стелла не уложилась в три часа. Кира с сыном пришли вовремя, но оказались у запертой изнутри двери. Стучаться в дверь не стали, Кира позвонила по «сотке» и сообщила Стелле, что у них «форс-мажор» – сыну срочно понадобился туалет. «Кирочка, извини, – всполошилась Стелла, – пожалуйста, потерпите, буквально через пять-десять минут мы выйдем». И когда Стелла с Алексеем вышли из дома, тут-то Кира и разглядела высокого красавца, широкоплечего Алексея, а его голубые глаза оказались приметно большими, бездонными и добрыми. «Надо же, – подумала Кира, – и здесь ей везёт». Кира всегда завидовала своей старшей сестре, всё у той получалось, как надо. После завершения курсов, Стелла и Алексей решили уехать в полевую экспедицию на Юг для исследовательских работ по строительству грандиозного канала, и перед этим поженились: была свадьба с регистрацией, банкетом, друзьями, родственниками и фотосессией. Кира тоже была на свадьбе, в Загсе, на банкете и всюду фотографировалась. Тогда она вновь подумала: «Везёт же сестричке, не то, что мне».

Вскоре сёстры расстались: Стелла с Алексеем уехали в Приаральские Кызылкумы, а Кира с сыном на Крайний Север Хабаровского края в распоряжение отдалённого РОНО на педагогическую работу в школьном интернате. Их разлука длилась до тех пор, пока не наступили большие перемены в стране. Привычные устои поменялись. Почти вся интеллигенция превратилась в торговцев. А так как исследовательские работы по переброске Сибирских рек были приостановлены, да и на Севере многое изменилось в худшую сторону, сёстры снова встретились в родных пенатах, и заполнили ряды «торговых коммерсантов». Алексей теперь часто помогал Кире закупать на оптовке товар, размещать его у себя на парапете и хранить её баулы на складе магазина. Стелла находилась в декрете, и теперь чаще всего Алексей и Кира совместно занимались текущими делами. Тут-то и стала происходить метаморфоза в их отношениях. Возникло взаимное влечение, и Кира почему-то стала всё чаще мысленно себя сопоставлять с сестрой, у которой всё получалось хорошо и ладно, а у неё – всё по-другому. Например, в своих взаимоотношениях с мужчинами Кира уловила вдруг роковую закономерность. А всё когда-то началось с завуча в школе, в которую она определилась после окончания пединститута. С самого начала завуч был к ней внимателен и комплементарен, сначала ей казалось, что он искренне восхищается её профессиональными действиями: доверительными отношениями с учениками и прогрессивными объяснениями уроков, ведь завуч часто посещал её показательные уроки, и почти всегда находился рядом, был ею доволен и очень хвалил. Она с самого начала прониклась к нему, к тому же он был симпатичен. Она не замечала, как ловко он обычно переходил от деликатных бесед к невинным касаниям при посторонних людях и к откровенным ухаживаниям и поглаживаниям, когда оставался наедине с ней. Она настолько уважительно относилась к нему, как к авторитету, что не умела и не решалась даже возражать по существу в возникающих между ними диалогах. А когда они оказались действительно tete-a-tete и с бутылкой шампанского на двоих, произошло, наконец, сближение. В тот день он зашёл к ней домой с букетом цветов и шампанским поздравить с днём рождения. Тогда-то она, под воздействием вина, нежных слов и объятий, неожиданно расслабилась. Прилегла на диван, и, утомлённая, закрыла глаза. Симпатяга завуч, как опытный ловелас, начал её ласкать, вкрадчиво высвобождая от одежды. Она разомлела, и всё произошло почти изящно. После этого завуч ещё не раз навещал её incognito, будучи человеком публичным и женатым…

Другой сомнамбулический акт эротического сближения произошёл у неё со студентом, её бывшим, но уже повзрослевшим, учеником, когда они вернулись с прогулки в горах, и, выпив в домашних условиях шампанского, заснули на диване, обнявшись. А когда она проснулась, то поняла без лишних слов, что произошло «радужное» слияние.

Однажды Кира, добродушно смеясь, рассказала Стелле о том, как и от кого, появился на свет её сын. Тогда молодой парень после дембеля оказался в её власти. Они тоже, после горной прогулки, вернувшись домой, выпили вместе бутылку шампанского, она расслабилась и заснула, а возбуждённый «дембель» вошёл в сексуальный раж, а потом, когда проспались, Кира стала задавать парню роковые вопросы, типа «что теперь будем делать, ведь я могу забеременеть, а делать аборт безнравственно и рискованно для здоровья. Придётся жениться, не так ли?» Парень от неожиданности оробел, ведь он об этом ещё не думал, да и что скажут родители, когда появится «нагуленный» ребёнок? Тут он откровенно замялся. Собственно, так и случилось. Только разница была в том, что родители, узнав, что мать их внука – школьная учительница, даже обрадовались, приехали к невесте, присмотрелись – она им приглянулась, и стали её сватать. Но Кира, будучи девушкой гордой, не могла ему простить того, что он усомнился в ней сразу, и отказалась от замужества. Вот поэтому-то она и считала, что у неё отношения с мужчинами, не как у всех нормальных людей.

…На следующий день после пирушки Кира пришла за своим баулом с вещами, которыми торговала и, подойдя к Алексею, с вызовом выпалила: – Что? Испугался, котик? Вижу, трухнул. Все вы, коты, одинаковы. Но люблю я свою сестру Стеллу и тебя, дурочка, жалею. Не буду встревать между вами, успокойся. Через неделю уезжаю снова на Север. Хватит мне тут дурковать с вами – торгашами. Там жизнь куда чище. Мне пришёл вызов из прежнего РОНО Хабаровского Края. Зовут на должность завуча. Там открывается новый школьный интернат… Потом посмотрела долгим взглядам на Алексея и завершила разговор: «Ладно. Живи пока, блудливый кошара. Болтать всё равно не будешь, побоишься. А провожать меня не надо – Чао, красавчик!».

…И только значительно позже до него дошло, что её негодование было только предупреждением – всего лишь сигналом «Молчи!» Чтобы боялся быть обвинённым в «страшном преступлении насилия» и не проболтался перед Стеллой. А когда успокоился, стал с упоением вспоминать детали охватившего тогда вожделения, потому что, как думалось ему, тяготение было взаимным.

Ты моя

первозданная

Моя встреча с матушкой в Чимкенте завершалась, я надумал вернуться в Алма-Ату, поэтому решил прогуляться до вокзала, чтобы приобрести заранее билет на поезд. Вокзал был полупустой, я оказался единственным у кассы и, чтобы убедиться в этом, остановился, озираясь по сторонам. Одна шустрая кудрявая девушка-брюнетка уверенно приблизилась к окну кассы и, глядя на меня, спросила: – А ещё есть кто за билетом в кассу? – Есть, – откликнулся я, – правда, пока не решаюсь быть первым. – Не решаетесь быть первым? – удивилась она, – тогда первой буду я. – Пожалуйста, – уступил я. – Вам куда? Я буду за вами. – Мне в Алма-Ату на завтра. – Какое совпадение, и мне туда же, и тоже на завтра.

Честно говоря, я ещё не думал, на какое число брать билет, но тотчас решился, как и она, взять билет «на завтра».

На следующий день, приближаясь к поезду, я замечаю, что вчерашняя кудрявая девушка-брюнетка заходит в тот же плацкартный вагон, который нужен и мне. Следую за ней. Места наши не совсем рядом – её место оказалось где-то впереди. Я поставил под сидение свою багажную сумку и, расположившись у окна, стал разглядывать перрон. Последние отъезжающие поспешно заполняли вагоны, а внутри пассажиры располагались по местам. Наконец всё угомонилось, и жизнь пошла своим чередом.

Мне не терпелось узнать, где моя спутница, которая, как и вчера, оказалась в вагоне впереди меня. Я пошёл и буквально через три купе увидел огромного оголённого по пояс мужика, руки и спина его были покрыты татуировками. Субъект, с блатными наколками, уже склонился над моей знакомой, пытаясь внаглую завладеть её вниманием. Испуганный вид девушки побудил меня более решительно приблизиться к ним и оттеснить назойливого ухажера. Девушка обрадовалась мне, и я уверенно присел рядом, начиная оживлённый разговор с того, что «едва отыскал её». Всё это было похоже на то, что мы не случайные, а давно знакомые люди. По-видимому, полуоголённый «чувак» это понял, и нехотя удалился восвояси.

– Давайте же, будем знакомиться,– заговорил я, – по-моему, настало время для этого, тем более что вас уже атакуют назойливые попутчики. И я предлагаю перейти сразу на «ты», ведь мы ровесники, не правда ли? И как-никак со вчерашнего дня уже не совсем чужие.

– Ну, давай, я согласна. Меня зовут Раида.

– Имя твоё, как и ты, для меня пока загадка. А меня зовут Юрий, я геолог, в Чимкенте навещал матушку. Вот возвращаюсь в экспедицию, которая находится под Алма-Атой.

– Насчёт имени, не знаю, чем оно тебя смутило. Надеюсь, имя «Аида» для тебя не ново?

– Совсем не ново. Недавно слушал оперу итальянского композитора Верди «Аида».

– Правильно. Так считай, что «Раида» как бы родственница Аиды. Удивляюсь я тебе, ведь ты находишься в Азии, где проживают многие народы: казахи, уйгуры, дунгане и, конечно же, татары, к которым принадлежу и я. Тебе это надо знать, если не боишься попасть под татаро-монгольское иго.

– Под твоё «иго» считаю за счастье попасть прямо с этой минуты.

…Она посмотрела на меня многозначительно, и после паузы заговорила: – Я тоже была у мамы в Чимкенте. А теперь еду к брату в Алма-Ату. Вообще-то я алмаатинка, окончила с медалью школу и поступила в Ленинградский институт. А сейчас нахожусь здесь на каникулах.

– Ну, а я, как говорится, «советский геолог», уроженец Восточного Казахстана. После окончания школы мы с братом и другом решили уехать подальше в Сибирь и там поступать в институт. Наугад ткнули пальцем в карту – и попали в город Иркутск. Город на Ангаре и недалеко от озера Байкал. Сплошная романтика. Брат и друг остались там, а я вернулся на родину.

…Так, беседуя о том и сём, за разговорами мы сблизились со спутницей на столько, что мне совсем не хотелось возвращаться в своё купе. Чёрные натуральные локоны, миндалевидный разрез восточных с едва заметной косинкой глаз притягивали меня и не отпускали – совсем не хотелось возвращаться в своё купе. Я так допоздна и находился рядом с ней. И потом, когда уже лежал на своём плацкарте, всё думал и думал о ней, находясь в плену каких-то смутных воспоминаний из моего отроческого детства, и вдруг меня осенило: ну, конечно же, Раида воскресила в моём сознании тётю Ксеню – матушкину подругу, которой я восхищался и всегда радовался её приходу. Мне нравились её чёрные локоны и миндалевидный разрез тёмных с едва заметной косинкой глаз. Надо же, то, что когда-то восхищало и сладостно тревожило мою детскую душу, встретилось и повторилось наяву сейчас. Перед расставанием мы договорились встретиться в Алма-Ате в ближайшее воскресенье у оперного театра, где я когда-то слушал оперу Верди «Аида».

…В воскресенье ровно в двенадцать часов в полдень я стоял с букетом цветов в сквере, расположенном по левую сторону фасада от входа в театр. Сначала я стоял и нетерпеливо озирался, пытаясь вовремя заметить и броситься навстречу своей желанной. Потом расхаживал по аллее, не удаляясь от скамейки, на которой порой сидел, поглядывая в сторону Тюза, откуда должна была появиться Раида. Букет цветов тоже переселился на скамейку, а её всё не было. Прошло более часа. И я всё ходил кругами, не спуская взора с места заданного обозрения. Что делать? Ехать в экспедицию мне вовсе не хотелось, тем более что это означало бы, что я больше никогда её не увижу. Прошло ещё минут сорок. Я досадовал, и возмущённый до предела, взял букет цветов со скамейки и опустил его «вниз головой» в урну, намереваясь уйти. Но всё равно не решался удалиться, хотя душа моя кипела, а сам я терзался капитально. И вдруг – вон она, идёт поспешно, как и ожидалось, со стороны Театра юного зрителя! Сердце моё восторженно «затрепыхалось», а улыбка и радостный блеск глаз теперь уже встречали её, спешащую ко мне – мою долгожданную пассию.

– Здравствуй, – сказала она. – Я только-только прибыла из посёлка Фабричный, где навещала близких родственников. Думала, успею, могла и не вернуться сегодня, хорошо, что вовремя сообщила снохе, что у меня свидание. А так бы не отпустили. Но ты всё-таки дождался. Извини за затянувшуюся задержку.

– Я-то дождался, да только букет цветов, предназначенный тебе, возмутился и бросился вниз головой в урну. Гнев одолел его. Но теперь я счастлив и рад видеть тебя, моя долгожданная искусительница.

…Несколько дней мы постоянно находились вместе. Иногда дня не хватало, и я задерживался допоздна, ничуть не беспокоясь о ночлеге. Дело в том, что у Зелёного базара я обнаружил не то чтобы гостиницу, а нечто, подобное ночлежному дому, куда можно было приходить в любое время суток, всегда были свободные места для ночлега. Заправленные свежим бельём кровати, расположенные рядами в большом зале, позволяли просто переночевать, а в туалетной комнате привести себя в порядок и далее удалиться восвояси. Каждый день на городской рынок съезжались со своим сельхозтоваром со всей области кооператорщики, для них и была предназначена эта «гостиница», названная «Домом колхозника», которая и для меня оказалась своевременной. После ночлега я покидал «гостиницу», приходил в «мансарду», где проживала у своего брата Раида, и мы проводили с ней время. Её брат Равиль и сноха Татьяна приняли меня радушно. Их жилище на самом деле походило на мансарду. И вход туда был не обычный – прямо снаружи вела лестница с деревянными ступенями на второй этаж, где была своеобразная пристройка. Внизу во дворе были все удобства, и даже душ, в котором и мне довелось освежаться. Всё это было в самом центре города. Здесь мы встречались и далее неразлучно были вместе. Нам всегда было интересно. Раида водила меня по разным местам, город она знала прекрасно, здесь она появилась на свет, здесь прошло её детство и школьные годы. Делилась она и впечатлениями о Ленинграде, где училась в политехническом институте. Я в свою очередь рассказывал ей о таёжной Сибири и Дальнем востоке, где учился и проходил производственные практики, которые поражали меня природным своеобразием и удивительной красотой. Рядом с ней я ощущал особое состояние влюблённости, которое захватило нас всецело, казалось даже, что мы были вместе давно и всегда. Однажды нас послали на рынок за арбузом. По пути я увидел вывеску магазина «Изумруд». Войдя внутрь, мы стали рассматривать витрину ювелирных изделий. Меня привлекло изящное золотое колечко с двумя огранёнными рубиновыми камешками, которые продольно соединялись друг с другом. «Эти камешки олицетворяют нас с тобой, – сказал я, – смотри: «ты и я» – «я и ты». И тут же подарил это колечко Раиде. Подарок ей понравился, он стал символом нашей искренней влюблённости.

… На следующий день мы поехали в автобусе высоко в горы на Медео. Инициатива, естественно, исходила от Раиды. Она прекрасно знала это знаменитое ущелье, которое славилось своим высокогорным катком. Тем более, её старший брат Мамут работал там киномехаником в местном клубе, а жена его Шура в санатории «Просвещенец» заведовала продмагом.

Мы вышли на остановке, не доезжая до платины, Раида, указывая на противоположный склон сказала: «А вон там, когда я училась в восьмом классе, меня и моих спутниц – тётю Нину и племянницу Майю – застал страшный грязекаменный селевой поток. Счастье наше, что мы оказались на относительно безопасной высоте. Тётя Нина, схватив маленькую Майю под мышку, устремилась вверх и вперёд, крича: «Раида, не отставай, беги следом за мной!» Чудом очутились мы за извилком в другой щели, и избежали беды. Селевой поток стеной, сметая на пути всё, пронёсся мимо. Лавина неслась с грохотом и сносила всё: огромные валуны, деревья, телеграфные столбы и даже дома, смешиваясь с грязью, с огромной скоростью неслись вниз. Воспоминание осталось жуткое.

…Далее, не доходя до территории зимнего катка «Медео», мы продолжили путь, свернув в Комиссаровское ущелье, и стали подниматься по тропе на перевал, переходящий по ту сторону в Бутаковскую долину. День был чудесный, воздух чистый заполнял наши груди ароматами высокогорных трав. На полпути мы перешли через ручей и расположились среди невысокого кустарника на небольшой травянистой лужайке. Я был счастлив и чувствовал, что и Раида в чудном настроении. Нежность обуяла нас. Мы тянулись друг к другу. Поцелуи возбуждали и будили неведомые чувства. Я восторженно любовался своей возлюбленной, постепенно освобождая её из одежд. Изумляла её фигура, а телесная нега возбуждала и тянула к таинственному слиянию. Мы поддались сладостному блаженству и стали одним целым. А потом она нежно сказала мне: «Ты у меня первый. Правда, был у меня близкий друг, но, спасибо ему, оставил меня первозданной. А теперь я твоя. Твоя первозданная». Я был в восторге. Когда мы оделись, я подхватил свою любимую в объятья и стал кружить вокруг себя. И тут она, вдруг ослабев, пролепетала: «Хватит, дорогой мой, остановись – кружится голова». И я, всё ещё радостно возбуждённый, вынужден был резко остановиться. Одно сознавал я тогда, что рядом со мной действительно первозданная возлюбленная. Я люблю её – и стал её любимым.

МИНИ

СКАЗЫ

Гламуры

Я учился в вечерней школе в девятом классе. Мне, как и моему другу – Сашке Крыгину, по прозвищу Крыц, пришлось уйти из дневной школы в вечернюю, ещё в восьмом классе. Ушли мы, как говорится, «по собственному желанию» (причём, в ковычках) очень даже вовремя, хотя до конца учебного года оставалось всего-ничего (была уже весна), но пришлось подать заявления и добровольно оставить «родные пенаты» класса – иначе бы нас просто исключили. А если бы так случилось, мы потеряли бы целый учебный год, который теперь завершили в другой школе.

В вечерней школе занятия проходили всего четыре раза в неделю по вечерам. Времени было много. И мы с Крыцем болтались по улицам, частенько заходили в клуб на танцы и киносеансы. Сашка жил на краю посёлка и поэтому оставался почти всегда на ночлег у нас. Места хватало, тем боле, что брат мой Шуня тоже чаще всего проживал в семье приятеля – одноклассника, где ему были рады, поскольку он способствовал успешному обучению друга. Мы с Крыцем тоже были почти неразлучны.

Не помню в деталях, как это случилось, но я познакомился с одной девушкой-хохлушкой – она приехала с Украины, чтобы помочь старшей сестре, которая была замужем за влиятельным шахтёром, по уходу за дочкой. Звали хохлушку Оксаной. Вспоминаю её сейчас как невысокую девушку лет шестнадцати, шуструю, весёлую и смазливую в пуховом белом платке поверх пальтишка и в аккуратных сапожках, оберегающих её правильные ножки. Была зима. Встречались мы в основном по вечерам в клубе, сидели на киносеансах рядышком. Я держал её руку и иногда, озорства ради, скрёб её ладошку пальчиком. Она при этом слегка жеманилась, каждый раз вздрагивая и давая понять, что знает, что означает этот знак – поскрести ладошку. А означало это то, что я претендую на нечто большее, чем просто невинные прогулки. Но, хотя я и скрёб тогда ладошку, однако всё ещё оставался невинным мальчиком. И даже тогда, когда мы приходили к ней домой и лежали одни на кровати, я не решался её раздеть, не смея даже коснуться её манящих грудей, мы так и лежали одетые, обнимаясь и целуясь в губы – не более того. Встречи наши превратились в привычку. И были тайной. Публично я не появлялся с ней в посёлке и не считал себя совсем взрослым, хотя и хорохорился порой.

А тут однажды, когда я находился дома в кругу семьи: матушки, брата Шуни, дяди Прони и зашедшей к нам в гости тёти Гути, вдруг совершенно неожиданно во время паузы, наша гостья тётя Гутя громко заявляет: «Стою я в магазине за хлебом, народу много, очередь большая. И вдруг одна девка в белом пуховом платке вовсеуслышанье заявляет своей подруге: – Слушай, Галя (звук «г» она произносит по-хохляцки), а у меня жених – Юра Бацуев, учится в девятом классе, он меня сильно любит, мы с ним встречаемся, и у нас серьёзные намерения»…