Девушка в крапиве и цветах

– Ты погоди, посади меня вот здесь на скамейку, – попросил Брагин. – Мутит меня что-то. На душе тошно.

– Водку пить не надо. От неё зло, – сказал Меньшов и посадил Брагина на скамейку. – Отец пил. Ехали на машине. Перевернулись. Отец погиб. Мать – калека. Я головой ударился.

– С горя пью. Жена мне изменяет. Этого гада до сих пор любит. Что за любовь у неё такая собачья? Как влюбилась в него в старших классах, так и любит.

– Любовь – не зло, – ответил Меньшов. – Девушки – они чистые, святые. Они для добра рождаются.

– Святые!? – рассмеялся Брагин. – Да, что ты – дурачок, понимаешь?

– Понимаю. К Саше Тихонину девушка приехала. Я шёл по улице. Она стояла в окне. Вокруг неё всё серебрилось. Светлая и чистая!

– Да твою чистую Котов к себе на водопад возил, – рассмеялся Брагин и передразнил: – Чистая, святая!

– Она чистая, – Меньшом сжал губы. На лице выступили скулы. Но голубые глаза сияли прозрачностью, словно видели то, что видеть не всем дано.

– Да пацаны говорили…

– Не говори злое, – прервал Меньшов. – Катю облили грязью. Она очистится. Валю, твою жену, облили грязью. Плохие, грязные люди, всех обливают грязью. Не терпят чистое, светлое.

– Дурак ты, – усмехнулся Брагин. – Потому для тебя вокруг счастье. Нет его! Понял? Нет!

– Есть. Вот ты пьёшь, зла жене, дочери, людям желаешь, потому и не видишь счастья.

– А-а-а! – махнул рукой Брагин, – что с тобой разговаривать. – Вот возьму вилы, поймаю Вальку с Кругловым и будет им счастье!

– Это не ты хочешь. Это зло в тебе говорит. Толкает на злые дела. Но от зла можно очиститься. Чистое сделает чистым.

Меньшов подхватил Брагина и повёл пьяного домой. Уложил спать во времянку на овчинный тулуп, наброшенный на панцирную скрипучую кровать. Из открытого окна тянуло прохладным ветерком. Пахло яблоками. В углу, в паутине, паук обматывал паутиной большую зелёную муху.

Брагин проснулся под вечер. Голова болела. Во рту было сухо, кисло. Язык с трудом ворочался, как наждачная бумага тёр зубы. Сунул руку в карман. Руки задрожали от радости – пальцы нащупали бутылку водки. Сорвал пробку и засунул горлышко в рот. Забулькало. Кадык заходил вверх, вниз, вверх, вниз. Глаза наполнялись туманом.

За воротами остановился автомобиль. Брагин выглянул в окно. Но ничего не увидел. Мешали кусты жимолости. Брагин подтянул штаны, вымыл лицо в оцинкованном тазике с водой. Вытер фартуком. Фартук висел на дверном косяке, на гвозде, на котором висела и подкова – старая, ржавая, но как талисман на счастье.

Брагин прислушался – голоса показались ему знакомыми, тихими, далёкими, но знакомыми. Он прошёл вдоль забора мимо кустов смородины, наклонился и заглянул в дырку от выпавшего сучка в доске забора. Увидел чёрную иномарку. Рядом, опираясь на дверцу, стоял Круглов. В блестящих, лакированных туфлях, чёрных наглаженных брюках, белой рубашке. Даже за три метра чувствовался запах дорогих духов. А рядом! В белом платье, в белых босоножках! Радостная, весёлая! Брагин передёрнулся от злости. Руки задрожали. Он оглянулся и увидел вилы, воткнутые в кучу навоза у коровника. Схватил вилы и побежал на улицу.

– Ты! Ты… – закричал Брагин, наставив вилы на Валентину. – Вырядилась! Тварь!

– Дай сюда! – Круглов надвинулся на Брагина, вырвал у него вилы из рук и забросил в огород. – Если ты ещё раз тронешь Валентину – я тебя живым на кладбище закопаю. Ты меня знаешь.

Круглов сел в машину, мотор рассержено заревел. Брагин вытер лицо от пыли, не отрывая взгляда от «Вольво», пока машина не скрылась за поворотом.

– Я борщ сварила, на плите, – сказала Валентина. – Я за Варей – в садик. Зайду в магазин – хлеба куплю.

– Сигареты купил, – буркнул Брагин: «Пошла, пошла, задом завиляла. Сучка!»

Брагин нашёл вилы, с силой вонзил их в забор. Ударил кулаком. Разбил в кровь казанки, облизал кровь языком. До сих пор он видел глаза Круглова и страх колол сердце – такой, действительно, убьёт, живьём закопает.

«Это я тебя закопаю!» – глаза Брагина налились кровью.

Брагин вздрогнул от резкого звонка. Но не встал с дивана. Показывали футбол.

Валентина сняла трубку, долго слушала, тяжело вздохнула:

– Хорошо. Я приду. Всё сделаю.

– Куда? – насторожился Брагин.

– Завклубом звонила, – ответила Валентина. – Завтра с утра проверка приезжает из края. Надо полы помыть, прибраться. Сегодня свадьбу проводили. Сын Кузьмина женился. На дочке начальника пожарки. Я Вареньку уложу и пойду. Часа на два. А ты за дочкой присматривай. Она ночью просыпаться стала.

Брагин не ответил. Валентина уложила дочку. Переоделась из халата в белое платье. Взяла из сеней вилы с жёлтой ручкой: после того, как однажды ночью она шла с работы из Клуба по парку, пристала пьяная компания. Были сильно пьяными, удалось убежать, только платье порвали.

– Зачем в белое платье вырядилась? – зло спросил Брагин. Перед глазами тут же возникло лицо Круглова с надменной улыбкой.

– А у меня что, другое платье есть? Это только осталось. Ты же вчера напился, все мои платья порвал.

– Что б ни таскалась! И сейчас никуда не пойдёшь! Договорились, да! Договорились с ним! Видел, как ты жопой перед ним виляла!

– Да пошёл ты! – Валентина со всей силы толкнула Брагина ручкой от вил. Тот споткнулся о половик, упал, стукнувшись о жестяной рукомойник. Стоящее в нём ведро с грязной водой перевернулось, разлилось лужей вокруг Брагина.

Валентина перешагнула через мужа и ушла.

Брагин хотел броситься вслед жене, но его затошнило. Он склонился над рукомойником. Вытер рот полотенцем. Подошёл к телефону, обмотанному синей изолентой, набрал номер.

– Алло, – послышался в трубки телефона голос. – Я слушаю.

– Это Брагин, – сказал Брагин, узнав голос заведующей Клубом. – Валентина вышла, вы просили её помыть полы.

– Да. Завтра проверка, а после свадьбы страшный беспорядок.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

«Вот гад, – подумал Брагин и трясущимися руками закурил сигарету, потратив несколько спичек. – Завклубом деньги заплатил, чтобы прикрыть».

Брагин вытащил из-под крыльца спрятанные там вилы, надел чёрную куртку с капюшоном. Капюшон спадал на глаза, мешая видеть, но белое платье Валентины хорошо различалось в темноте.

«Полы мыть, – усмехнулся Брагин. Глаза покраснели. Руки затряслись. – Знаю, куда ты побежала!»

Над головой зашумела листвой берёза. На ясное небо набежала тёмная пелена. В соседнем дворе завыла собака. Брагин крался вдоль забора, не отрывая взгляда от белого пятна впереди – платья Валентины. Крался, припадая к земле, вытягивая шею. Фонари на улице давно не горели. Свет падал только из окон домов. Но и они гасли, погружая дорогу во тьму.

«Неужели, правда в Клуб пошла? – подумал Брагин, когда в просветах между деревьями парка показались стены Клуба. Споткнулся о корень. Посмотрел под ноги. Белое пятно впереди исчезло! Брагин прислушался, осмотрелся. Хлопнула входная дверь Клуба.

Послышался смех. Кто-то разговаривал на скамейке под берёзой. Брагин хорошо помнил эту зелёную скамейку. Там не хватало одной перекладины на спинке. Там он встречался на первых свиданиях с Валентиной. Там вырезал перочинным ножом её имя.

Брагин спрятался за кустом сирени, посмотрел между перекладинами спинки сидения скамейки. Свет фонаря отразился в глазах. Они вспыхнули, как глаза хищника. На зелёной скамейке Брагин увидел Круглова! И Валентину. Её белое платье так и светилось!

«Она! Она! На нашей скамейке! Тварь! Тварь! – Брагин сжал рукоять вил. Всё его тело тряслось. – Убью!»

Глаза обожгло болью, голова закружилась. Брагин стиснул зубы. Он услышал рядом со скамейкой шаги. Глаза прозрели. Белая рубашка Круглова! Брагин выскочил на тропинку и со всей силы вонзил вилы в грудь Круглова.

– Это я тебя убью! – прохрипел Брагин, но услышал женский стон.

День 6

– Ванечка, иди к нам! – позвали Надя и Вера.

Меньшов обернулся. Увидел сестер-близняшек. Губы растянулись в улыбке. Девушки сидели на скамейке в парке, щелкали семечки. Шелуха валялась у них под ногами. Рядом суетились голуби, отыскивая в шелухе зёрна. На девушках короткие, открывающие живот, оранжевые топики, короткие жёлтые юбки и босоножки на высоком каблуке. Педикюр наполовину стёрся, на пятках тёмная паутинка грязи в трещинках. Вера курила тонкую сигарету. Дым сочился между приоткрытыми губами в красной, яркой помаде. Рядом с Надей стояла пластиковая бутылка пива.

– Курить нельзя, – улыбаясь девушкам, сказал Меньшов.

– А что? Ты плохих девочек нашлёпаешь по попе? – рассмеялась Вера и пустила в парня дым.

– Вы хорошие, – Иван сел на скамейку, вытащил из кармана кулёк с пшеном, насыпал голубям. Те радостно захлопали крыльями, слетелись со всех сторон.

– И чем же мы хорошие? – спросила Надя.

– У тебя сердце доброе. Твоя бабушка заболела, ты на операцию все деньги отдала. А могла в город уехать.

– У Надьки сердце доброе, а у меня? – Вера заглянула в наивные, детские глаза Меньшова.

– А ты веришь в любовь. Вера тебя очищает.

– Дурачок ты, – рассмеялась Надя, но глаза остались грустными. – Мы продаём себя за деньги. Слышал такое слово – проститутки.

– Вы хотите быть плохими, злыми. Так легче жить там, где много зла. Но душа у вас добрая.

– Добрая? – Вера сжала кулаки. – Быть добрым, счастливым в мире, где всё продаётся и покупается?!

– Не надо продавать себя, – Меньшов взял холодные руки Веры в свои тёплые ладони.

– Котов – злой. У него душа чёрная. Уходите от него.

– Куда? – нервно улыбнулась Надя. Сжала пальцами пластиковую бутылку пива, отшвырнула её.

– В город. Найдите добрых людей.

– А как их найти? – спросила Вера, раздавила сигарету, бросила в урну.

– Смотрите в глаза. Глаза не обманывают.

– Дурачок ты, – Вера поцеловала Меньшова в щёку.

– Я пойду, – сказал Ванька. – Завтра утром Брагин очистит душу от зла.

– Брагин? Этот пьянчуга? – удивилась Надя.

– Он сделал зло, – большие голубые глаза Меньшова потемнели, как ясное небо в ненастье. – Он раскается, очистится.

Ванька посмотрел на девушек. Его глаза вновь наполнились голубизной. Он улыбнулся, достал из кармана рубашки конфеты. Протянул сёстрам.

– Спасибо, – ответили они. Долго провожали Меньшова взглядом.

– Знаешь, я поняла – его яркая жёлтая рубаха совсем не дурацкая, – сказала Вера. – Она, как солнышко. Вот посидел он рядом с нами, и стало теплее, посветлело на сердце.

– Завтра с утра уезжаем в город. Подадим документы в училище, там сирот без экзаменов берут и общагу дают. Стипендию будут платить. Проживём!

– А бабушка как?

– Она крепкая. И добра нам желает.

День 4

Санька Тихонин лежал вечером на сеновале. Смотрел на светлеющие звёзды. Они светились всё ярче, становились всё ближе. Санька удобно расположился в мягком ложе свежескошенного сена, глубоко вдохнул запахи цветов, травы. Лежал и представлял, как придёт Катя, поднимется вверх по лестнице. Её золотистая голова ляжет ему на плечо. Волосы рассыпаться у него на груди. Она пришла! Санька услышал её легкие шаги и замер в счастливом ожидании. Но девушка не успела подняться по лестнице, её остановил звонок сотового телефона.

– Да, – ответила Катя. – Нет, не сплю. Хорошо, приезжай.

– Саша, ты спишь? – спросила Катя. Санька не ответил. – Вот и хорошо. Меньше слов.

Девушка тихо спустилась и пошла к воротам дома. Отворила калитку и осталась ждать у палисадника. Санька, проклиная себя за трусость, спустился с сеновала, осторожно заглянул через забор. Подъехал чёрный «Мерседес» Котова. Дверца отворилась. Придерживая подол лёгкого платья, чтобы он не скатился вниз, Катя села на переднее сиденье.

– Куда? – спросила Катя.

– В ресторан, – ответил Котов.

Дверца плавно закрылась. «Мерседес», покачиваясь на выбоинах дороги, уехал. Санька прикусил губы. Почувствовал, как по щеке побежала слеза.

Когда Санька пришёл к ресторану – светло-зелёному павильону со сверкающими неоновыми огнями названием «Эльдорадо», солнце скрылось за горой Крапивиха. И посёлок сразу же погрузился в темноту. Котов и Катя сидели за столиком на открытой веранде. Яркие лампы освещали веранду жёлтым светом. Несколько посетителей сидели внутри павильона, открытого со всех сторон большими окнами. Полупрозрачные занавески в стиле рисунков индейцев Майя не скрывали их от любопытных глаз. Или, может быть, хозяин ресторана хотел показать – это единственное место в деревне, где можно шикарно отдохнуть.

Санька спрятался за ограждением террасы и мог слышать каждое слово.

– Прекрасный уголок, – сказала Катя. – И готовят вкусно.

– Повар из города, – ответил Котов. – Был тут один местный – хорошо готовил, но половину еды домой таскал. Выгнал я его.

– И люди приличные отдыхают, – Катя кивнула на посетителей ресторана.

– Я охране приказал не пускать разную там шушеру. Пусть пиво квасят в забегаловке на рынке. Здесь у меня местная элита. За рюмочкой хорошего коньяка можно любую проблему решить. – Котов поднял руку над головой. Официант тут же принёс коробку в подарочной упаковке. – Это тебе. Подарок.

– Люблю подарки. Но их всегда дарят с намёком или признательностью? – девушка подняла бокал с красным вином, едва касаясь пальцами тонкой ножки. Пальцы не дрогнули. Колечко с бриллиантом сверкнуло, и в хрустале бокала вспыхнули огоньки.

– С благодарностью за нашу встречу. В радуге водопада ты потрясла меня своей красотой. И поверь, в красоте женщин я хорошо разбираюсь, – ответил Котов и разлёгся в кресле, вытянув ноги в белых итальянских туфлях с золотыми застёжками. Его дорогой белый костюм, казалось, светился на фоне чёрного кресла.

Официант открыл упаковку и положил перед Катей новый ноутбук.

– Включи, – сказал Котов. – Там для тебя сюрприз.

– Увы, – Катя мило покраснела. Поставила бокал, полоска алой помады осталась на краю бокала. – Я и компьютер – две несовместимые противоположности. Признаюсь – когда мне надо скачать из интернета реферат, сделать что-то по учёбе, я всегда пользуюсь помощью однокурсников.

– За такую очаровательную улыбку, – Котов наполнил Кате и себе бокалы вином, – я готов написать тебе дипломную работу.

– Спасибо за подарок. Приеду в город – обязательно запишусь на курсы, – Катя смахнула с плеча комара. – В наше время без хорошего знания компьютера на приличную работу не устроишься. Но я хочу увидеть сюрприз.

Котов грозно посмотрел на официанта. Тот торопливо сбегал за спиралью против комаров и повесил её недалеко от столика.

– А вот и сюрприз, – Котов включил ноутбук, улыбнулся толстыми губами, отблески лунного света разлились у него на щеках, как масло по блину. Катя встала и присела рядом с Котовым на подлокотник кожаного кресла. Заметила на внутренней стороне воротника белой рубашки Котова серую полоску.

– Это фотографии водопада. Здесь – Хрустального озера, – сказал Котов и положил ладонь Кате колено. – Откроешь в городе и вспомнишь.

– Спасибо. – Девушка сжала колени, намекая, что рука Котова не должна подниматься выше. Котов намёк понял и, не настаивая, убрал руку – то, что хотел, он от неё добился, и было лень проводить ночь, тратя её на вторичные чувства, лучше поехать на водопад, посидеть у камина с бокалом хорошего коньяка.

«И выяснил, что хотел, – подумал Котов. – Эта блондинка подтверждение известного правила, что все они дуры. А мой пароль невозможно взломать. Откуда вирус? Да хрен его знает! Вадим мог подкупить охрану. Надо её срочно заменить. Но тогда бы украли жёсткий диск. Завтра узнаю – утром приедет специалист. Главное – убедится, что деньги на счетах не тронуты».

Катя догадалась, зачем Котов пригласил её в ресторан. Но у неё на руках был козырь – изображать глупую блондинку.

– А фильмы по нему можно смотреть? – спросила Катя, кивая на ноутбук.

– Какой хочешь, – ответил Котов и зевнул. – Качай из интернета.

– Люблю смотреть. Тут один классный боевик показывали. Представляешь, друзья детства не поделили бизнес, деньги и заказали друг друга одному и тому же киллеру. Он их шлёпнул. Прикольно.

Котов поёжился от прохладного ветерка. Вспомнил своего партнёра по бизнесу – Круглова (этот убить может). Посмотрел на чёрную полосу деревьев поселкового парка. Оттуда слышался смех, голоса пьяной молодёжи – продолжали отмечать вторую неделю выпускной в школе.

– С красивой девушкой приятно проводить время, – сказал Котов, – но, к сожалению – дела. Завтра приезжает мой друг – гений по компьютерам. Посмотрит, что за вирус попал.

И провёл взглядом по глазам девушки, но кроме блеска от выпитого вина ничего в них не увидел.

«Пустые глаза охмелевшей блондинки, – усмехнулся Котов, – хоть сейчас тащи в кровать».

Котов и Катя спустились с террасы к машине. Зычно загудел мотор. Рокот, рванувшегося с места чёрного «Мерседеса» прижал Саньку к забору, бросил в лицо горькую пыль.

«С ним опять уехала! – сжал зубы Санька. – На водопад!»

Санька подошёл к двери ресторана, но на пути встал могучий охранник. Санька запрокинул голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Куда прёшь? – спросил охранник.

– Выпить хочу, – зло ответил Санька. Ему так хотелось плюнуть охраннику в лицо – широкое, громадное, как морда племенного быка. Но желание вмиг исчезло, когда Санька увидел кулаки охранника.

– В ларёк иди, там малолеткам продают.

Санька купил в ларьке бутылку водки. Задыхаясь, кашляя, выпил половину. Глаза слезились, горло болело. Санька понял, что если выпьет ещё глоток, то свалится мёртвым в канаву с крапивой.

«И буду там лежать. И никто не найдёт меня в крапиве. Пока не завоняю. – Санька прислонился к забору. Вылил остаток водки из бутылки. Разбил бутылку о бетонный столбик забора. В руках осталось горлышко бутылки с острыми краями.

«Убью», – прошептал Санька. Язык распух. Вываливался изо рта. Капала слюна. Санька вырвал из забора штакетину и, опираясь на неё, пошёл домой. Ночное небо, дорога, дома распадались на части. Осколками кружились вокруг. Били, кололи, рвали Саньку. Он поднял глаза, увидел яркое, слепящее белое лицо Кати. Лицо улыбалось, смеялось.

– Гадина! Сука! – закричал Санька.

– Зло говорит в тебе, – услышал Санька тихий голос. Обернулся и увидел Ваньку Меньшова – местного дурочка.

– А-а-а! Ты, – Санька покачнулся и упал, ударившись головой о забор.

Ванька Меньшов легко поднял Саньку и усадил на скамейку. Сел рядом, придерживая пьяного за плечи.

– Посиди, – сказал Меньшов. – Я провожу тебя домой. Зачем пил?

– Она… Она… – Санька заплакал, вытирая слёзы рукавом. – Я люблю её, а она… Гадина! С Котовым! Я убью его!

– Ты добрый человек, – сказал Меньшов и погладил Саньку по голове широкой, мозолистой ладонью. – Ты никогда не сделаешь зло. Катя убивает сама себя. Надо спасти её.

– Как? – Санька прижался лицом к плечу Меньшова. – Зачем я привёз её в деревню!

– Чистое делает человека чистым. А самое чистое – это цветы, – Ванька широко улыбнулся, словно представил много-много цветов. – Завтра я поеду на покос. Привезу много цветов. Подарю их Кате.

– Я хочу домой, – сказал Санька. – Отведи меня домой.

Катя вышла из машины Котова, но не успела открыть калитку, как навстречу вышел отец Саньки.

– Добрый вечер, Сергей Леонидович, – сказала Катя.

– Скорее ночь, – ответил Сергей Леонидович. Его прищуренные глаза светились злыми огоньками. – Я думал, ты порядочная девушка. А ты…

– А что я? – Катя склонила голову и скрестила руки на груди.

– Сашка домой пьяным пришёл, рассказал, как ты таскаешься с Котовым.

– Не таскаюсь, – Катя сверкнула глазами. Отцу Саньки показалось, что синева её глаз обожгла, ударила горячей волной. – Я ходила с Котовым в ресторан. Отдыхала на водопаде. Это моя жизнь. И я проживу её интересно, красиво! Или вы наивно думали, что я выйду замуж за вашего сына?

– Он тебя любит…

– Вот и радуйтесь! Вчера ночью, на сеновале, я наградила его за любовь.

– Он мечтал…

– Пусть дальше мечтает. Вот вы, когда были молодым, о чём мечтали? Об этом, об этом, – Катя рассмеялась, откинула за плечи длинные волосы, поправила их, подняв руки вверх. Вырез на платье расширился, обнажил большую часть груди. Сергей Леонидович по очертанию тонкой ткани на груди девушки понял, что дерзкую, слепящую белым грудь, прикрывает только эта тонкая ткань, и не смог оторвать взгляда. Смотрел, хотя видел насмешливую улыбку Кати, презирал себя, но смотрел.

– Я же видела, как вы смотрели на мои ноги, когда я садилась в «Москвич». Уверена – пожалели, что в молодости вам не встретились такие девушки как я. Пока есть желания, надо брать и радоваться. Что в старости будете вспоминать?

Катя сделала шаг вперёд. Голубые глаза взмахнули ресницами, посмотрели в тёмные глаза Сергея Леонидовича. Озарили их светом.

– Вот и сейчас вы жалеете о молодости! – Катя встала так близко, что отец Саньки почувствовал жар её молодого тела, ощутил, как под тонкой тканью дышит волнами её упругая грудь. – Жалеете! Жалеете потому, что не насладились молодостью! Но я подарю вам остроту и яркость впечатлений, они разбудят ваши желания.

Девушка крепко взяла безвольную руку Сергея Леонидовича. Он только мог чувствовать, как его ладонь подняла подол белого платья Кати, скользнула по её животу, опустилась ниже, сдвинув тонкую ткань. И замерла, вобрав в себя всё, что ей позволили вобрать.

– Думаю, вы об этом не будете жалеть, – Катя отстранила руку и вошла через калитку во двор дома. Сергей Леонидович округлёнными глазами смотрел девушке в след. Прижал ладонь к лицу. В груди вертелся смерч.

Катя поднялась по лестнице на сеновал. По дыханью Саньки поняла, что он не спит. Лежит к ней спиной. Спина, как щит. Пахнет водкой.

– Не дал бы мне в глаз, – подумала Катя. – Приехать в город из деревни с синяком. Но у этого мальчика хватило смелости только напиться. Подглядывал за мной и Котовым. Выродились настоящие мужчины. Лежит, ненавидит меня, а сейчас приласкаю и запрыгает собачкой.

Катя скинула платье. Прижалась к спине Саньки и медленно, наполняя нежностью каждое движение пальчиков, стала расстёгивать пуговицы у него на рубашке. Почувствовала, как его зажатое гневом тело напряглось. Приподнялась. Задышала ему в ухо. Тронула мочку губами. Провела языком.

Санька хотел закричать, прогнать её прочь, понимая, что Катя сейчас начнёт его обнимать, целовать…

«Как собачке кинет мне сахарную косточку, а я вскинусь на задние лапки», – ненавидел себя Санька, но не в силах был пошевелиться. А потом сам обнимал, целовал Катю, вжимал её в мягкое сено, пахнущее цветами.

День 5

Проснулся Санька от разговора. Лежал в сене, боясь пошевелиться. Внизу, у парника, стояли мать и Катя. Он узнал их по голосам. И говорили о нём. Солнце светило сквозь щели сарая. Стрекотал кузнечик. На перекладине, под крышей сарая, сидел скворец и смотрел на Саньку чёрными глазами.

– Елена Владимировна, – говорила Катя. – Не надо так смотреть на меня.

– У нас посёлок маленький. Всё становится известным.

– Что всё? – Катя повысила голос. – Я что, должна приспосабливаться под вашу деревенскую, протухшую от времени мораль? Мир изменился, хватит жить в совковом прошлом.

– Саша тебя любит.

– Вот и вы – любит! – рассмеялась Катя. – И что мне теперь выйти за него замуж, нарожать детей и выть от скуки в деревенской глуши. Вот вы – рады, счастливы?

– У меня хорошая семья, сын…

– Не вижу счастья в ваших глазах. Смотрите любовные сериалы, вздыхаете. Вы мечтали о большем, чем эти серые будни. И замуж, я уверена, вышли девственницей, и гордились этим. Надо было в молодости наслаждаться жизнью.

– Катя, ты не права…

– Какая разница! Права я – не права! Я живу сейчас, а не потом. И вырвала себе богатое будущее. Не буду, как вы, коров доить, в галошах грязь месить, а буду жить на вилле у моря, дышать воздухом Италии. Буду ездить на красном «Альфа Ромео». Поеду, куда захочу, буду жить, как захочу.

– Катя, – сказала мать. – Уезжай.

– Не беспокойтесь о сыночке. Я завтра уеду. Не нужен мне ваш Сашенька, – ответила Катя.

Катя и мать ушли. Катя в баню – умыться. Санька услышал, как хлопнула дверь бани. Мать – в магазин за хлебом. Утром она всегда ходила за хлебом. Приносила горячие булки к завтраку.

От услышанного разговора Саньку охватила злость.

«Я тебе не собачка! Не собачка! – повторял он, кусая губы. – Я мужчина! Мужчина! И ты будешь со мной считаться!»

Санька распахнул двери бани. Дверь у железных петель сгнила, гвозди болтались. И от сильного рывка гвозди вылетели, дверь перекосилась. Санька резко выпрямился и стукнулся головой о низкий потолок.

– Что – ослеп? – недовольно спросила Катя, но не прикрылась, только удивлённо посмотрела на Саньку, не ожидая от него такой наглости. То, что он заглянул не случайно, девушка догадалась сразу. Плечи расправлены, глаза блестят!