Мессианский квадрат

– Верно. Но то, что потомки Йешу – ортодоксальные раввины, ждущие своего мессианского часа, это его собственная идея. Он изображает, что христиане верно опознали в Йешу мессианское призвание, но извратили его учение.

– Обнаружить потомков Йешу среди израильских раввинов, конечно, более правдоподобно, чем среди европейских королей, – согласился я. – Но в целом идея, по-моему, так себе.

– Ну, не знаю… Да и потом не только в идее дело. Дело еще и в том, насколько тебе хватает мастерства и чувства, чтобы эту идею сделать живой… Меня лично главы из книги Пинхаса очень впечатлили. Здесь Пинхас вне конкуренции и может быть спокоен. Но вот находкой рукописи он был страшно уязвлен. Это факт.

Сарит замолчала. Тонкие линии ее смуглого лица заострились еще больше, и она выглядела еще лучше, чем в свою счастливую юную пору. Ярко светило солнце, было свежо, с бульвара доносилась бойкая радостная музыка, которую уличный музыкант играл на электрооргане.

На меня нахлынуло какое-то неожиданное ощущение полноты и тихого счастья. Хотелось поделиться им с Сарит, обнадежить ее, но я не знал, как это сделать, и лишь спросил:

– Слышишь эту музыку?

– Да, замечательная. Надо бы ему денег дать…

– Как весело играет! А ведь он нищий… Казалось бы, чему тут веселиться? А ему весело… Ну, ты рассказывай дальше. Как же дело дошло до развода?

Сарит грустно улыбнулась.

– Я много раз пыталась с Пинхасом обо всем этом поговорить. Пыталась понять, что ему в жизни важно по-настоящему. Мне было его жалко, я чувствовала, что с ним что-то произошло, мне казалось, что он страдает. Но все мои попытки проникнуть в его душу только все сильнее его раздражали. А его зацикленность на рукописи никак не проходила. Все как-то разом сломалось.

– А его чувства к тебе?..

– Я была ему интересна только в роли восторженной слушательницы и почитательницы, но ни в коем случае не в качестве его критика… Это сразу так повелось. Пока я восхищалась им, все шло чудесно, но однажды, когда я с ним не согласилась, он был этим страшно раздражен… Почти взбешен. Тогда мне это показалось недоразумением, но теперь – дня не было, чтобы он меня не упрекал… Как-то он в очередной раз стал меня обвинять и заявил, что я его не люблю. Я ответила, что для того чтобы любить мужчину, женщина должна его уважать, а его мелкие придирки мешают мне это делать, и мне действительно становится трудно его любить…

Однажды во время очередной его сцены я сорвалась и крикнула, что уйду от него. Я говорила в сердцах и не думала об этом всерьез. Но он пришел в неистовство:

– Что?! Ты собираешься со мной разводиться?

После этого скандала мы целую неделю не разговаривали. Я видела, что он что-то обдумывает, на что-то решается. Через неделю мы попытались примириться, но все опять кончилось взрывом, и я опять заговорила о разводе…

Вот тогда-то он и сказал мне это… Прямо так и сказал, спокойным голосом и прямым текстом:

– Даже не рассчитывай, что я дам тебе развод. Тамар будет твоим единственным ребенком.

Обычно он кричал, а тут – сказал медленно и внятно, без истерики. Это меня сразу насторожило. В первый момент я даже не поняла, что значат его слова:

– При чем здесь мои дети? Рожу сколько захочу и без твоего развода!

Тогда Пинхас дико расхохотался и рассказал мне об этом вашем законе. То есть я вроде бы и раньше что-то такое слышала, но совсем не думала, что эта дикость может иметь какое-то отношение к светским людям. Все это как-то мимо моего сознания проходило.

– Да, – подтвердил я. – Суд не может вас просто развести. Суд может только потребовать от Пинхаса выдать тебе разводное письмо. Но пока Пинхас отказывается, ты остаешься его женой. Это значит, что ты ни с кем не можешь вступать в близкие отношения. А если вдруг полюбишь кого-то и сойдешься с ним – ты никогда потом не сможешь выйти за него замуж, а ваши дети будут считаться незаконнорожденными. Это значит, что и у них возникнут серьезные трудности при вступлении в брак. Даже если потом ты и получишь развод.

– Да, приблизительно так он мне и объяснил. Я была совершенно потрясена. Скажи, разве можно жить с человеком, который считает тебя своей собственностью? С человеком, который тебя шантажирует, удерживает силой?

– Прекрасно понимаю тебя, – горячо подтвердил я.

– И тогда я почувствовала, что у меня просто нет другого выхода, как подать на развод: если он блефует, то этот процесс пойдет нам на пользу – отношения могут восстановиться через кризис, а если он и правда не даст мне развода, то с ним просто недопустимо иметь никакого дела.

И тогда я сказала, что проверю его угрозу в деле и подам в суд. Я так и сделала. Это было в самом конце лета. С той поры, вот уже два месяца, мы туда периодически ходим. Раввины нас расспрашивают и уговаривают меня сохранить брак. Я говорю: он угрожает не дать мне развода. Как с таким можно жить? А они мне: это пустая угроза. Он только пугает, а на самом деле просто сильно любит. Это не повод… Я говорю: так давайте попробуем. Разводите нас, посмотрим, разрешит он или нет? Они смеются, головами качают. Говорят, все это несерьезно. Отсылают нас к психологам, их заключений требуют. Настоящий заколдованный круг.

А Пинхас, между прочим, неделю назад еще раз свою угрозу повторил. Сказал, что мы зря теряем время, таскаясь по судам, что если рабанут решит по-моему, он мне все равно развода не даст.

– Я больше не могу так, Ури. Объясни мне, ведь ты верующий, что это за ужасный закон такой, превращающий женщину в собственность? Как можно верить, что его предписал Бог? Ведь в этом законе нет никакого смысла, кроме как предоставлять возможность подлецу издеваться над той, которая была когда-то его женой…

– Ну почему? – возразил я. – Этот закон как раз очень мудр. В нем учитывается природа. Женщина импульсивна, она управляется не столько разумом, сколько чувством, она способна покинуть мужа из-за минутной ссоры и сама об этом потом всю жизнь жалеть. Поэтому как раз правильно, что мужчина отвечает за развод в целом. Именно он должен нести ответственность за взбалмошность своей жены, а не она. Именно муж должен увериться в серьезности ее намерений. Однако если он убеждается, что жена действительно его не терпит, он обязан ее отпустить.

– Я не понимаю, как Бог может хотеть, чтобы один человек был собственностью другого…

– Что ж тут поделать, такова природа: мужчина владеет, женщина принадлежит. Ты же, например, не обвиняешь Бога в том, что он сделал мужчину сильнее женщины? Такова природа, которая некоторыми используется ко злу. Что же касается Бога, то Он как раз и запрещает насилие и требует, чтобы муж отпустил жену, если она не хочет с ним жить.

– Мне это кажется демагогией. Ты смешиваешь природный биологический закон с социальным. За биологические и физические законы я на Бога не сержусь, хотя по этим законам я даже должна умереть, а вот в то, что по воле Бога я являюсь собственностью Пинхаса, я отказываюсь верить.

Я понял, что мои традиционные аргументы не работают, что Сарит подобна Иову, на которого не действовали благоразумные доводы его друзей, при всей их правоте, и что перед Богом я «не так прав, как права его раба» Сарит. Я, пожалуй, впервые в жизни смутился за свою религию.

Как объяснить Сарит, почему она должна страдать из-за какого-то совершенно непонятного ей религиозного закона? Я чувствовал, что обязан ей как-то помочь, как-то защитить свою веру, должен как-то исправить ситуацию.

– Вот что. Тебе надо сменить обстановку, – сказал я. – И прежде всего пожить отдельно от Пинхаса. Я уже не говорю о том, что раздельное проживание сразу вынудит судей рассмотреть твое дело.

– Я думала об этом. Но мне не хочется возвращаться к родителям, они тоже считают, что я бешусь с жиру и не думаю о ребенке, а снимать – нет денег.

– Тебе надо караван в поселении подыскать. Это совсем дешево. За двести шекелей можно найти. В Кохаше, я знаю, есть свободные караваны. И у меня там знакомый, который как раз связан с приемом новых жителей. Спросить у него?

– Конечно, спроси! А это, случайно, не религиозное поселение?

– Нет, смешанное. Сможешь там и в майке, и в джинсах ходить, никто тебе слова не скажет.

– Но что я все про себя, – спохватилась вдруг Сарит. – Как ты, Ури? Как учеба?

Не любил я на тему своей сельскохозяйственной деятельности распространяться… Одни люди смущались, не знали, как реагировать, другие присвистывали, говорили: «Да ты, брат, идеалист». Хотя, если вдуматься, то при чем тут идеализм? Таращиться целыми днями на экран, не вылезать из компьютера – вот это действительно идеализм, а доить коз и готовить сыр – чистейший реализм.

Я нехотя рассказал Сарит о том, что уже год как бросил учебу и работаю теперь на ферме. Сарит слушала с любопытством:

– Так, выходит, запах коз мне не мерещится? – сказала она улыбаясь.

– Ой, прости, Сарит. Я не знал, что этот свитер тоже этим запахом пропах. А сам я просто принюхался и не замечаю.

– И что ты дальше собираешься делать? Будешь всю жизнь батрачить?

– Я сейчас опыта набираюсь, деньги зарабатываю, а потом, гляди, и своей фермой обзаведусь.

– Здорово. Но для такого дела и жена должна быть соответствующая. У тебя девушка-то есть?

– Да, я встречаюсь с одной. Думаю, мы поженимся.

– Кто она?

– Очень религиозная, неглупая, Рахель. Альтернативную воинскую службу проходит в детском садике в Кирьят-Арбе. Полгода осталось.

Больше я не стал уточнять. То есть не стал говорить, что познакомился с Рахелью по рекомендации рава Исраэля и что встретились мы с ней пока всего два раза. Скажи я об этом, Сарит ни за что не поняла бы, насколько все это между нами серьезно. Иногда и двух свиданий бывает достаточно, чтобы понять, что перед тобой идеальная жена: миловидная, умная, внимательная, ревностная в вере – такой была Рахель.