– Неужели и у тебя дела в Кениге, Гера? – спросила его Бача иронически. Она рада была, что принц вернулся – был он, конечно, продувная бестия, но беззлобная и по-своему благородная.
– Есть небольшие, – безоблачно улыбаясь, ответил принц, – А и не было бы – нашлись бы. Негоже кавалеру Оскура самому сидеть на козлах – может ведь и запылиться.
– Баська…
Она не думала, что муж ее решится вернуться, после всего, что натворил. Но – чудны дела твои, господи – он стоял возле кареты, растрепанный и прекрасный, грешный ее бестолковый херувим.
– Я уже все знаю, Янош Сташевский, – тихо проговорила Бача, стараясь на него не смотреть. Если смотреть – ведь можно ему и поверить, – Видишь, спешу убраться подальше от своего нового хозяина. Которому ты меня проиграл.
– Ну Баська… – протянул он капризно, как обиженный ребенок, – Ну прости…Я не думал, что так получится. Давай вместе поедем, что ли – куда я теперь без тебя?
Бача не выдержала и посмотрела ему в глаза. Воплощенная невинность. Яська искренне считал, что ничего ужасного не случилось, все еще вполне себе можно исправить.
– Пан мой ясный, вы же ее цыгану проиграли, у цыгана того – только в Вене два борделя, – не стерпел Герасим Василич, выступил со своего облучка.
– А это еще – кто? – взвился было Яська, и Бача ответила совершенно спокойно:
– Кучер, – прыгнула в карету, захлопнула дверцу, – Гера, гони!
И Гера погнал.
Яська не бросился бегом за каретой, хотя Бача отчего-то представляла, что он побежит, и впрыгнет к ней на ходу… Какая-то часть ее верила, что он – побежит. Но он остался стоять возле крыльца, приглаживал белокурые кудри, смотрел задумчиво вдаль. Да, у него же в активе была еще – Вероника…А Бача – ну что ж, еще один блондин остался у нее позади. В рассветной мгле медленно гасли бледные звезды печального неба вечных изгнанников. Ну, и благородных безумцев.
Вена – прекрасный город, особенно на рассвете. Особенно, когда уезжаешь отсюда прочь, с разбитым сердцем и с растоптанными иллюзиями. И чумная колонна на площади – напоминает о том, что, на самом деле, бывает и хуже. А городской сад на берегу Дуная – шепчет о том, что есть и на земле рай, да только он не для нас, не про наши души…
– Пистолеты при тебе, красавчик? – прокричал с облучка Герасим Василич.
– А то, – отозвалась из кареты Бача, – Только не красавчик, все-таки я дама.
– Мне привычнее так… А то ведь из города выедем – и как пить дать, разбойнички. Странно, как раньше еще не встретились, пока сюда мы ехали. Повезло…
Проплывал уже за окнами одноэтажный, с белеными стенами, пригород. Город кончился. Светало, первых коров гнали вдоль дороги на выпас.
– Какие коровы жирные, – похвалил Герасим Василич, – Сразу видно – зажиточно люди живут. И разбойники, похоже, побогаче у них, чем наши. Вон, скачет за нами один – нарядный такой, если это разбойник, конечно…
Бача глянула в запыленное заднее окошко – видно было плохо, но какой-то всадник их определенно нагонял. Возможно, что и нарядный. Бача вытащила из-за пояса пистолеты и внутренне приготовилась.
– Отбой, красавица, – поспешил успокоить ее принц, которому видно было, наверное, лучше, – Он не разбойник. Старый знакомый…
– Яська? – не удержалась Бача, и Герасим Василич тоже не удержался, прошипел:
– Дура… – и потом, уже громче, добавил, – Нет, увидишь, кто там.
Карета стала. Бача приоткрыла дверцу и выглянула.
– Не бойся, красавица, был бы кто плохой, я бы не остановился, – успокоил принц. Бача и в самом деле опасалась, что их преследователь – тот самый цыган, что выиграл у Яськи в карты. Но всадник приблизился, и она узнала – пепельные волосы, все в дорожной пыли, и ледяные глаза на сером лице – и лицо тоже в пыли, как в пудре.
– Вы прямо как статуя, Кристиан! – рассмеялась Бача, – Неужели соскучились?
– Вам уже не нужно бежать, Базилис, – в своей новой роли наследник, похоже, не позволял себе совсем никаких эмоций. Он сошел с коня, будто ангел на грешную землю, и протянул Баче свернутый лист, – Вот, прочтите и порвите.
Бача развернула листок и вздрогнула – узнала Яськин почерк. Буковки, округлые и мелкие, словно муравьиные яйца. «Шестнадцатого августа город Вена. Обязуюсь отдать господину Алоису Шкленаржу…»
Бача не стала читать дальше – во-первых, противно, и, во-вторых, она же и так знала.
– Откуда это у вас?
– От дядюшки, от кого же еще. Этот Алоис – какой-то его то ли слуга, то ли ученик, у них даже одна фамилия по этим их подставным документам, хоть они и не родственники. Вы ведь помните дядюшку?
– Такого не забудешь.
– Он думал, что дарит мне вас, представляете? «Вы не должны отпускать от себя своих любимых» – вот что он мне сказал.
– Иногда любимых стоит гнать от себя пинками, – вспомнила Бача про Яську.
– Порвите расписку, – напомнил наследник Кристиан.
– И вы погоните меня пинками? – Бача разорвала листок и бросила в дорожную пыль, – Или наследнику рода Левенвольде уже безразличны – и Оскура, и Сташевска?
– Наследник рода Левенвольде готов последовать за вами, Оскура и Сташевска – туда, куда вы там собирались. Использовать весь свой опыт адвоката – чтобы добиться для вас развода. И когда все это завершится – предложить вам свою руку. Я люблю вас, Базилис, – голос его звучал механически и спокойно, – Но захотите ли вы – нас обоих, меня и того демона, что всегда стоит за моей спиной?
– Я не знаю, – растерялась Бача, – Но, кажется, ваш демон неравнодушен – к моему. Ведь за моей спиной тоже стоит один, игрок и красавец, Базиль Оскура.
– О, кавалер Оскура, – хищный оскал вернулся, лишь но мгновение, но Бача поняла – фон Диглер преждевременно объявлен мертвым, – Я сам не знаю, как это будет. Может, ад, а может – и ничего себе. Давайте попробуем, Базилис, что мы теряем?
– Ну, как минимум – наши, как бы сказать… супружеские узы… ну, эти – брачная ночь и все такое, – Бача выглянула из кареты и посмотрела, не слушает ли их Герасим Василич, но деликатный принц давно соскочил с облучка и, насвистывая, прогуливался по обочине. Кристиан тоже покосился на гуляющего принца и ответил:
– Я уже целовал вас, Базилис – и не помер. Как-нибудь разберемся, поверьте, – Бача еще выглядывала из кареты, и он взлетел к ней на ступеньку, и поцеловал, все так же осторожно, чуть раздвигая ее губы – кончиком языка, – Поверьте, это должно быть весело.
Бача поймала его, пока не сбежал, и поцеловала сама – и никто особенно не упирался.
– Принято, Кристиан. Давайте попробуем, – сказала она, глядя в холодные, хрустальные глаза отчаянного наследника, – Возможно, оно и будет весело. Увлекательно. Как публичная квалифицированная казнь.
Наследник хищно хохотнул.
– И куда мы теперь – к вам или ко мне?
– Ко мне – невозможно, я бежала par coeur, наугад.
– Тогда – разворачивайте карету. Херассимус! – позвал он гуляющего принца, и тот откликнулся недовольно:
– Сами вы это слово, милостивый государь!
– Разворачивай карету, Гера, – крикнула ему Бача, – мы возвращаемся! А все-таки – что за жезл получил ваш папи – в Темишоарах? – спросила она у наследника, и тот фыркнул, и лицо его под слоем пыли сделалось совсем как у безвременно усопшего Диглера:
– Тамбурмажора, я же вам говорил.