Хозяин дома

Формовщиков согласно кивнул, а Эдуард Арсеньевич продолжил.

– Выход бойца на ринг – это же в чистом виде шоу! Что только они не вытворяли: выезжали на лошадях, на мотоциклах, прилетали на коврах-самолётах, выводили с собой тигров и чего ещё только ни делали! Вы же всегда выходите относительно скромно. Но, коль скоро мы знакомы с вами не первый год, я успел многое о вас узнать – о ваших любимых фильмах, любимых персонажах. И вот что я хочу вам предложить.

Эдуард Арсеньевич открыл нужную страницу альбома и с необычайным наслаждением пронаблюдал, как резко изменился в лице Формовщиков, чуть только его взгляд упал на этот рисунок.

– Мои партнёры могут изготовить это за считанные дни, – сообщил пребывавшему едва ли не в экстазе Дмитрию художник. – Отныне ваши выходы на ринг станут значительно ярче и будут подстать вашим грандиозным победам!

– Деньги будут сегодня же вечером, – с блестящими от восторга глазами ответил Формовщиков.

III

«Встретите двух противниц равноправия – одна, почитательница гаремных основ, скажет, что не следует потрясать вековые обычаи; другая, негодуя на прошлое, будет требовать себе первенства во всём. Обе будут далеки от эволюции.

Нельзя в будущее вовлекать бывшие обиды. <…>

Можно убеждаться, что в настоящее время имеется много женщин, вполне понимающих значение полноправия. Можно опираться на них по всему Миру».

Агни Йога. Аум. Шлока 417 [2, с. 230—231].

* * *

Девяносто дней спустя

Я продолжаю вспоминать тот ужасный день.

Мы спустились на этаж ниже: это самое сердце здания, его четвёртый уровень. Да, я предал тебя, моя любимая – но не готов себе в этом признаться. Я убеждаю себя в том, что ты до сих пор любишь меня и желаешь остаться со мною навечно. Меня не убеждают ни твои слёзы, ни твоя мольба отпустить тебя на свободу. И попросту не готов принять всей правды. Они смотрят на нас, и их радости нет предела. Ты в моей власти, это сводит меня с ума, и я не сдерживаю себя ни в чём. Ведь я всё ещё верю, что ты желаешь этого так же, как и я.

Только сегодня я увидел, какую рану оставил тогда на твоём сердце.

* * *

Настоящее время

Анна Обидина, учитель русского языка и литературы средних и старших классов местной школы, проживала на четвёртом этаже гостиницы и в данный момент пребывала в заслуженном летнем отпуске. Девушке недавно исполнилось двадцать семь лет, она была весьма хороша собой, хотя, глядя на неё, эпитету «красивая» невольно хотелось предпочесть слово «милая». Её темно-русые волосы спускались значительно ниже плеч, орехового цвета глаза с оттенком грусти вызывали сильное желание обнять и приголубить этого нежного человечка, а прекрасная, почти не обнажавшая ровных и крепких зубов улыбка озаряла лицо нечасто, но поистине умела очаровывать. Анна была невысокого роста, чуть полного телосложения, обладала крепкой грудью четвёртого размера и, как подшучивал над ней один живший на втором этаже постоялец, «ей было чем солдата с войны встретить». Анна крайне не любила это выражение, но не по причине столь грубого комплимента её пышным женственным формам, а по другой. Дело в том, что теперь Обидиной уже некого было «встречать». От неё нынешней весною ушёл очередной мужчина (третий за последние шесть лет). И интуиция подсказывала Анне, что во всех этих неудачах имелось нечто общее.

В отношениях с мужчинами, сколь обнадёживающе и безоблачно они бы ни начинались, Анна практически постоянно испытывала сильное беспокойство, зачастую переходящее в страх. С самого детства она была очень застенчива, панически боялась неудач, а когда на любовном фронте брезжило что-то радостное, то мысль о том, что что-нибудь непременно пойдёт не так, не покидала её ни на минуту. Однако подобные опасения в итоге почти всегда оказывались беспочвенными, ведь Анне было свойственно притягивать к себе в основном тех мужчин, которые знали, чего хотят от жизни, и не пасовали перед первыми трудностями. Что ж, Обидина всегда выдвигала перед ними и вторые, и третьи. Ахиллесовой пятой девушки также было то, что она никогда не могла признать собственной ошибки: особенно, если ей указывали на неё напрямую, и особенно – если это делал мужчина. В таких случаях в Анне словно просыпалась обида за весь женский пол, извечно притесняемый мужчинами, и она, вначале высказав обидчику всё, что о нём думает, затем переставала разговаривать с ним на срок от нескольких часов до нескольких лет. Первые отношения (Обидиной был двадцать один год) на подобной молчанке и закончились. Правда, спустя полторы недели Анна всё же написала парню сама, но он ей отвечать не стал. Возможно, из гордости, а, возможно, его сердце уже было занято кем-то другим.

В следующих серьёзных отношениях, которые начались, когда Анне едва исполнилось двадцать четыре, девушка поначалу старалась любыми способами избегать конфликтных ситуаций и не предъявлять никаких претензий к своему спутнику. И всё же иногда её терзало чувство, что мужчина (он был на пять лет старше её) недостаточно её ценит, не испытывает должной благодарности за весь тот комфорт и домашний уют, которым она его с такой заботой окружала. Она искренне считала, что такого счастья, которое дарила ему она, он больше никогда в жизни не найдёт. А он взял и нашёл. Когда он объявил о расставании, для Обидиной это явилось настоящим шоком. Она, горько плача на последней их встрече, пыталась понять причину, по которой он уходит, но он лишь сказал: «Она принимает меня таким, какой я есть».

Около года после этого Обидина старалась близко не подпускать к себе мужчин, твёрдо убедив себя, что её предали, и что «все мужчины такие». Но вскоре она встретила того, кто на неполные два года заставил её поверить в то, что и среди мужчин рождаются замечательные люди. Её ровесник, тот, кто учился с ней на одной параллели в школе, парень из очень культурной, пусть и небогатой семьи, принялся настойчиво за ней ухаживать. На тот момент он работал научным сотрудником в химической лаборатории, очень серьёзно относился к вопросу создания семьи и всем сердцем был влюблён в Анну. Через несколько недель они были вместе – и были счастливы. Он носил её на руках, дарил недорогие (зарплата не позволяла), но трогательные подарки и на полном серьёзе обсуждал с любимой имена их будущих детей.

«Вот и я, наконец, выстрадала своё счастье», – порою со слезами на глазах думала Анна.

Но однажды она поняла, что ещё недостаточно изучила саму себя.

Это случилось весной нынешнего года. Старые подруги позвали Анну в место, где до этого она была всего пару раз – в ночной клуб. Повод был серьёзный: одна из подруг отмечала свой день рождения. Обидина поначалу упорно отказывалась, поскольку и заведения подобные не любила, и безумно боялась, что это не понравится Алексею. Именно так звали избранника Анны, который, к слову, в это время пребывал в командировке. На лето они уже запланировали свадьбу, и все мысли девушки были об этом. Но и отказать подругам ей было очень тяжело. Обидина по телефону сообщила Алексею о том, куда направляется в грядущие выходные, получила его, как ей показалось, неохотное разрешение и отправилась в клуб.

Ниже – краткий пересказ произошедших на вечеринке событий. Вначале – радость от встречи старых подруг, временами задушевные, а временами поверхностные беседы о делах друг друга, звон бокалов шампанского. За этим последовало плавное опьянение и зажигательные танцы: вначале в кругу подруг, а потом в кругу каких-то незнакомых молодых людей. Настроение при этом – «я люблю весь мир!». Потом – объятия с каким-то перекачанным стриптизёром, шепчущим ей на ухо избитые комплименты и ведущим за руку в приватную комнату. Следом – невнятный лепет Обидиной о том, что у неё есть парень, шутка стриптизёра о том, что у него тоже… и вот, Анна уже в мускулистых объятьях своего искусителя.

Каким именно образом вернувшийся из командировки Алексей узнал про её измену, Анна так в итоге и не выяснила. Проболталась ли какая-то из подруг либо рассказал кто-то из десятков едва знакомых людей, зажигавших в ту ночь в клубе, доподлинно она не узнала. Да и значения в ту минуту это для неё уже не имело, ведь она была просто раздавлена своим горем. Алексей был с нею краток, сказав, что им просто не о чем больше разговаривать. В тот момент Анна даже не заплакала – лишь чувство какого-то перемешанного с ужасом опустошения владело ей в ту горькую минуту. Позже пришли и слёзы, и стыд, и раскаяние, но Алексея вернуть не удалось.

«Как я могла? Что на меня нашло? Как я могла хотя бы на минуту поставить то плотское удовольствие превыше наших отношений, нашей любви?» – думала Анна, а сердце её рвалось на части.

Также Обидина не могла найти объяснений своему поведению. По крайней мере, тех объяснений, от которых стало бы хоть чуточку легче. И не знала, как ей жить теперь дальше.

Свой недавний день рождения Анна отпраздновала в компании лишь одного человека. Это была её новая подруга, также занимавшая номер на четвёртом этаже гостиницы.

* * *

– Не стоит тебе так горевать, Анюта. Всё будет у тебя хорошо! Главное, больше не влюбляйся в кого попало! – подбадривала подругу Варвара Желткова, доедая свой салат и периодически поднимая свои красивые карие глаза на Обидину.

Девушки завтракали в буфете гостиницы, куда уже второй месяц неизменно ходили вместе. Желткова, которая была немного младше Обидиной, сразу же расположила к себе часто хандрящую девушку. Она умела в нужную минуту сказать нужные слова, после которых Анне на какое-то время становилось легче. Варвара была достаточно красива и слегка худощава, при этом она почему-то крайне не любила, когда собеседник подолгу смотрел ей в глаза.

– Я могу понять, каким болезненным был для тебя тот разрыв с Алексеем, – продолжила Желткова. – Он казался тебе таким честным, благородным, так рьяно защищал семейные ценности. На словах, по крайней мере. Но не приходило ли тебе на ум, что с его стороны всё это было напускным? Что ореол верности и благородства он создал вокруг себя лишь для того, чтобы очаровать тебя и сделать своей. Что ж, его план сработал, и твоё сердце теперь разбито. Но не думала ли ты о том, что едва успел бы подойти к концу ваш медовый месяц, так он тут же принялся бы за то, что делают девять из десяти мужчин?

– Ты о чём? – нахмурилась Анна.

– Да о том, что он изменять бы тебе начал! – убеждённо проговорила Желткова.

Варвара сочувственно улыбнулась, встретив тревожный взгляд Обидиной, левой рукой поправила полы своего жёлтого шёлкового платья и добавила почти шёпотом:

– Ты знаешь, на что бывают способны мужчины, когда преследуют свои цели? Лично я не исключаю, что Алексей, находясь там, в командировке, вообще раздумал на тебе жениться! И всё это соблазнение тебя стриптизёром сам же и подстроил, чтобы был железный повод с тобою расстаться и уйти к другой. Ты действительно думаешь, что мужчины не способны на подлость?

– Нет, Варвара, мне кажется, что в своих догадках ты заходишь уже чересчур далеко! – недоверчиво ответила Анна. – Можно, конечно, всё что угодно предположить, но, на мой взгляд, всё гораздо проще. Я потеряла контроль над собой, оскорбила его лучшие чувства и сейчас пожинаю горькие плоды одиночества.

– Ты просто слишком ещё наивна, моя милая Аня! – воскликнула Желткова. – И пока ещё излишне склонна доверять людям. А вот повидала бы ты то, что довелось видеть мне, ты бы относилась ко всему этому совершенно иначе! Ну, предположим, он всего этого не подстраивал. Да, ты ему изменила. Но неужели этот единственный неприятный инцидент между вами способен был моментально перечеркнуть все те чувства, в которых он тебе на протяжении почти двух лет каждый день клялся?

Обидина не ответила ничего. Ей тоже доводилось не раз об этом размышлять. Временами она пыталась убедить себя, что физическая измена не способна затушить огонь высокой человеческой любви, и в такие моменты начинала злиться на Алексея. Но потом чувство вины вновь брало верх, и Обидина снова впадала в уныние.

Стоит добавить, что ещё с подросткового возраста, когда Анне доводилось наблюдать за отношениями полов только со стороны, она уже начинала таить обиду на мужской пол. Её возмущало то, что измена мужчины женщине осуждалась обществом не так строго (и не такими бранными словами), как vice versa. Когда Обидина думала об этом, она невольно ставила женский пол выше мужского в своих глазах. В её душе словно происходила борьба, целью которой было устранить эту вопиющую несправедливость, этот ущемляющий женщин социальный предрассудок.

Сейчас же, слушая излияния Варвары о том, какие мужчины подлые и несправедливые по отношению к женщинам, Анне на время становилось легче. И всё же временами Обидиной казалось, что этот поток утешений, изливаемый её собеседницей, слишком пристрастен и лишь мешает ей разобраться в самой себе, в своих чувствах. Что-то подсказывало ей, что причина её любовных неудач кроется также и в ней самой.

– А вот на него посмотри, – допив стакан с брусничным компотом, вполголоса сказала Желткова. – Меняет женщин, как перчатки. Больше двух раз с одной девушкой его не видела.

Анна обернулась через плечо и увидела Дмитрия Формовщикова, платившего на кассе за свои излюбленные куриные грудки с рисом. Молодой человек тщательно пересчитывал сдачу, выданную буфетчицей, после чего бросил беглый взгляд на обсуждавших его девушек и неторопливо направился в сторону лестницы.

IV

«Помыслите о том, что есть опасность? Так называемая опасность есть не что иное, как страх за текущее состояние наше. Если же знаем, что каждое состояние творится сознанием, которое неотъемлемо, то страха телесного быть не может. Опасность, о которой так принято предупреждать, растворится сознанием. Потому рост сознания есть самое существенное основание для движения вперед».

Агни Йога. Шлока 406 [1, с. 276].

* * *

Девяносто дней спустя

И мы пошли ещё ниже… А я ещё ниже пал. Я вспоминаю, как мои новые сожители, держа цепи, в которые ты была закована, словно поводки, привели тебя на третий этаж. Здесь я ощутил злобу. Я злился на тебя за то, что ты решила оставить меня; за то, что ты отвергла меня, как своего господина. В те дни я считал, что ты должна принадлежать мне навечно. И, когда ты вновь взмолилась о пощаде, твои слёзы уже не тронули меня. Я продолжал падать вниз, увлекая за собою и тебя. Но, должен признаться, здесь мне впервые стало страшно: когда я подумал, что однажды могу потерять тебя навсегда.