Музыка для братьев

Антон не обернулся.

– Антон…

Не получилось у него обернуться. И ответить – тоже. Не приснилось. Сейчас Антон отчётливо помнил, как переминался он с ноги на ногу в тёмном коридоре. Колючий комок осел в горле и не дал говорить. Сухарик размяк в чае.

Тёплые ладони отца легли ему на плечи. Тогда Антон произнёс:

– Я. Никуда. Не. Поеду.

Почувствовал, как закаменели ладони. И сам замер. Потому что по застывшему пространству их мира пошла слабая трещинка. Как по тонкому льду, если наступить на него краем ботинка…

Папа убрал руки с его плеч. Придвинул стул, сел напротив. Антон поднял глаза. И испугался. Потому что в синих глазах отца увидел своё отражение.

Ну, не его конечно отражение… В смысле, не внешность. В них он увидел чувства… Вину. Тоску. Тревогу. И обиду… Всё, как у него. Зеркало.

Папа молчал. Как в его молчании могли умещаться настойчивость и нерешительность? Или это уже Антону показалось? Он ждал, пока отец заговорит первым. Чтобы понять, что же он хочет. И что для него важнее.

– Выходит, ты вчера слышал наш разговор? – в упор спросил отец.

Антон кивнул, не отводя взгляда. В глазах папы вспыхнули сердитые огоньки, но он промолчал. Потом спросил:

– Ты понял, о чём мы говорили?

– Я не дурак.

– Я знаю… Антон, я хотел посоветоваться с тобой… Я думаю, что нам там будет лучше. Потому что там обстановка в стране спокойнее, и мы будем все вместе…

Антон ничего не ответил, а папа продолжил:

– И ещё, там мы с мамой сможем обеспечивать вашу жизнь и будущее…

– Чье – наше? Ты же не хочешь брать Славку!

– Как не хочу? – удивился отец. – Хочу…

– Но не можешь?

Папа покачал головой.

– Но эта проблема решаема. Нужно узнать, где его родители. Если мы их не найдём – усыновить его.

– А если найдём?!

Папа отвёл глаза.

– Я никуда не поеду!

– Антон…

– А Шурку ты тоже с собой возьмешь? И этот кусок земли с нашим домом?

– Ну, допустим, дом там будет и побольше…

– А мне не надо побольше!

– Мы сможем ездить в экспедиции.

Антон покачал головой.

– На море… И сюда будем приезжать. К Шурке.

Антон молчал.

– Ты найдешь себе новых друзей. Язык выучишь.

Этого он уже вынести не мог.

– Пап… А может ты найдёшь себе нового сына? – и замолк. Потому что папины глаза вспыхнули такой горечью, какой он ещё не видел. Он видел их разными: и счастливыми, и грустными, и тоскливыми, и даже такими, будто он увидел что-то невероятное… Но такими, как сейчас – никогда. Казалось, будто это целый океан печали…

– Пап…

Отец поднялся. Аккуратно задвинул стул. Вздохнул, глядя в окно: там плакало небо. Вчерашний снег растаял.

– Прости, сын. Я, наверное, и вправду слишком много думаю о себе. Или о тебе… – сказал он негромко и вышел из кухни.

Антон сжался в комок. Захотелось заплакать. Господи… Ну и что теперь делать? Хотелось кинуться за отцом, обнять его… Но вместо этого он почему-то упрямо повторил:

– Не поеду!

Хлопнула входная дверь – послышались весёлые голоса. Через минуту довольный, с мокрыми сосульками отросшей чёлки и порозовевшими щеками Славка уже был на кухне и смотрел на Тошкины сухарики.

– Антон, а мы билеты купили! На завтра!.. А ты чего, такой, Антон? – осёкся он.

Антон встряхнулся, прижал к себе Славку.

– Ничего… Братишка…

***

– Мам!

– Чего?

– Мам, сделай пирожков!

Мама, растрепанная и в пушистом халатике оказалась на пороге. Пригладила мокрые волосы.

– Это чего это вдруг?