Танцуй к приключениям

– Спасибо! Ты тоже!

Танец подходил к концу, мы выполняли траверсе: две колонны пар шли навстречу друг другу и, расступаясь, одна пара проходила сквозь встречную пару дамы и кавалера. Все мужчины, как на подбор, гладко выбритые с уложенными волосами и в белых перчатках. В какой-то момент, мне показалось, что среди этих прекрасных мужчин промелькнуло очень знакомое лицо…

– Всё в порядке? Выглядишь озадаченной, – спросил Глеб, когда мы с ним встретились в конце фигуры.

– Да просто, показалось…

Танец был завершен, последовали бурные аплодисменты и танцующие разошлись в разные стороны. В этот раз паркет не пустовал, по видимому, народу прибавилось и стало очень шумно. Глеб довел меня до столика и, извинившись, ненадолго отлучился.

Я продолжала любоваться хрустальными люстрами, медными подсвечниками и заливистым смехом, разносившимся из разных точек огромного зала. Стоя и безмятежно улыбаясь, я заметила странного официанта, игнорировавшего всех гостей и четко направляясь в мою сторону. Я поспешила поставить бокал на столик и собиралась быстро затеряться в толпе, но официант, мягко придержав меня за локоть, шепнул: «В подсобном рядом с женской уборной». Я всё поняла и поспешила в указанное место.

Там меня уже заждались Сергей и Лиза.

– Почему так долго? – накинулась на меня подруга.

– Я танцевала.

– Ты здесь не для танцев!

– Я создаю видимость!

– Мне кажется, тебе здесь очень нравится, – сощурив глаза, догадалась Лиза.

– Я не могу сказать, что мне здесь плохо…

– Ты в своем уме?! Вспомни, о чем мы разговаривали! Это всё фарс, это всё понарошку. Зал утыкан камерами и операторами!

– Ладно, Лиз, не горячись, – вмешался Сергей. – Но правда, Жаклин, не забывай, пожалуйста, что мы здесь ради дела.

Я вспомнила, что нам предстояло сорвать мероприятие и от этой мысли всё внутри сжалось. Я больше не хотела этого делать, здесь было так красиво, так весело и по особому уютно. Как моё отношение успело так быстро поменяться? Это уже неважно, я была почти уверена, что не стану причинять боль тем прекрасным людям в зале.

– Скоро будет вальс, – помолчав, произнесла я.

– Ты помнишь свою роль?

– Ну разумеется, – раздраженно ответила я и выскользнула из подсобки.

Как только я вернулась в зал, меня сразу охватила радость, что царила в моей душе до разговора в подсобном помещении. Я с легкостью выкинула из головы друзей и вернулась к столику, где меня уже ждал Глеб.

– Извини, я отлучилась.

– Сейчас будет вальс.

– Я готова.

Мы прошли на паркет и застыли в ожидании музыки. Заиграл вальс Штрауса

«Весенние голоса» и мы закружились по залу. Мимо проносились колонны, украшенные по всему залу цветы, лица других пар. Дыхание учащалось, грудь вздымалась вверх, голова шла кругом.

– Ты прихрамываешь на одну ногу. Что-то случилось? – участливо поинтересовался Глеб.

– Да так, пустяки. Небольшое происшествие. Не стоит волноваться, – отмахнулась я. Мне не хотелось портить этот головокружительный танец любыми мыслями.

Ноги ступали в такт, тело переливалось вслед за ними, в какой-то момент, я даже закрыла глаза, чтобы вполностью вкусить этот танец. Взмахнув ресницами, я снова заметила за Глебом знакомое лицо… На этот раз я была уверена, что это Андрес. Теперь, танцуя, я всматривалась в толпу, в мужские лица, но в этом бесчисленном количестве людей, сложно было дважды встретить одну и ту же пару. Танец подходил к концу; сердце бешено стучало, а взгляд блуждал по лицам проносящихся мимо людей. Тревога нарастала всё сильнее, по мере нарастания темпа танца.

– Я надеюсь, твоей ноге лучше, чем моей собаке, – шепнул на ухо Глеб.

– Что? – я ошеломленно уставилась на него.

Танец был закончен. Раздались аплодисменты и Глеб скрылся в толпе, оставив меня в полной растерянности. Голова раскалывалась от напора мыслей – их было так много, о чем думать в первую очередь? Вальс, Андрес, Глеб, собака, лодыжка. Я вдруг почувствовала себя такой несчастной. Так много людей вокруг и никто не знает о моих переживаниях. Бал шел своим размеренным чередом, а мой вечер стремительно набирал обороты.

Я огляделась и только сейчас заметила какое-то странное столпотворение практически в самом центре зала. Некоторые женщины, прикрывая рукой улыбку, перешетывались, глядя на пол. Кто-то сочувственно качал головой, кто-то не скрывая своего отвращения, отворачивал лицо, некоторые даже осмеливались сморщить нос в знак неприязни к происходящему. По мере приближения к толпе, мой слух улавливал некоторые фразы, вроде «бедняжка, так опозориться», «я всё понимаю, но так себя вести неприлично!», «почему мы должны терпеть Это в нашем обществе». Подойдя, я увидела на полу девушку, ту самую, что шла передо мной на ковровой дорожке, в белом дурацком платье. Она лежала лицом к толпе, на её миловидном личике застыло мученическое выражение.

– Ей надо помочь! – воскликнула я.

– В отрезвителе помогут, – ответила женщина позади меня и черство усмехнулась. – А ты стой, если не хочешь тоже оказаться посмешищем.

Во всей этой суматохе, я вдруг заметила одинокого парня, в черном костюме с рубашкой на выпуск. Он стоял прям перед этой несчастной девушкой, но никак не учавствовал в происходящем. Его верхние пуговицы были растегнуты и, приглядевшись, я увидела маленькую черную камеру, торчащую прямо из под воротника. Будто холодной водой окатило меня с ног до головы осознание, что нас снимают.

В этот момент несколько официантов стали поднимать девушку и неаккуратно закидывать её руки на свои плечи. Голова девушки повисла на ее груди, а ноги поволочились вслед за безвкусным платьем.

– Жалкое зрелище, – заключила женщина, стоящая позади меня. Её голос был настолько прокурен и неприятен, что казалось, будто в её глотке застрял комок кошачьей шерсти и она его никак не может отхаркнуть.

Только толпа стала расходиться, как послышался визг дам и мужской несчастный стон. Оказалось, что не успели официанты сделать и десяти шагов, как ту девушку вырвало. Платья некоторых дам были безнадежно запачканы. Поднялся шум, некоторые женщины не стеснялись в выражениях. Вокруг всего происходящего незатейливо проскальзывали молодые люди с растегнутыми верхними пуговицами. Мне было ужасно жаль эту девушку, по-видимому, она не расчитала с алкоголем и во время танца у неё закружилась голова. Реакция окружающих вернула меня с небес на землю. Мы не были единым целым, каждый сам за себя. Тебе будут улыбаться, пока ты на коне, неверное движение и колонна уйдет дальше, забрав твоего коня и злорадные воспоминания о твоем падении.

Мне захотелось остаться одной, скрыться от камер и людей. Озираясь по сторонам, я пробиралась к уборной. Несколько раз наткнувшись на парней с камерами на груди, я всё таки добрела до кабинки и захлопнула её за собой. Кажется, это единственное место, где меня никто не видел.

– Вот корова! Столько хенеси выжрать, конечно, блеванешь! – раздался знакомый голос. Я забралась с ногами на унитаз и уставилась в щелку, чтобы разглядеть говорящую девушку. Ей оказалась Мила.

– Я помню свой первый выход… – произнес знакомый низкий голос – он принадлежал Настасье.

– И? Продолждай.

– Ах да, задумалась… В общем, если бы тогда были камеры, я была бы звездой, в плохом смысле этого слова.

– Ты? Да не может быть!

– Честно, честно! Я той еще оторвой была, – заверяла Настасья.

– Да ты слово поперек боишься сказать своему Виктору, – усмехнулась Мила.

– Не правда!

– То есть ты сама выбрала это платье?

– Оно очень красивое и… дорогое.

Мила в ответ засмеялась. Её голос, и без того от природы высокий, под действием желчи и алкоголя, взвинчивался вверх, как противный писк комара.