– То есть я иду по чужим мечтам? А как же мои?
– ТИМ уже явно добавил пару домиков, которые чисто твои, те, о которых ты когда-то подумала «хочу такой же». Кстати, ты можешь начать жить в любом месте.
– Жить? В правилах написано, что мы здесь на пару предрассветных часов?
– Нет, это то время, когда ты сюда попадаешь. А сколько ты здесь проторчишь –зависит от ТИМа. Иногда на несколько часов, иногда на день, на месяцы или годы. Я знаю человека, который здесь без перерыва год. Я в этот приход уже третью неделю.
– И что, ты проснешься в то же время, когда ты ушел?
– Да, по будильнику или если тебя что-то разбудит.
– А у меня есть… – но не успела я задать свой следующий вопрос, как мы куда-то провалились. Я сидела на чем-то мягком, поэтому жаловаться было не на что.
– И что это, где мы?
– А это надо спросить у тебя. ТИМ начал делать так, чтобы тебе было идеально. Видимо тебе идеально, чтобы творилась неведомая фигня.
Неведомая фигня внезапно зашевелилась.
– Слушай… Я забыла спросить, как тебя зовут… вдруг оно нас сейчас съест, и это будет жутко невежливо, что я не узнала твоего имени!
– Ганс, – Трдельник Ганс практически выплюнул свое имя, пытаясь удержаться на мягкой шевелящейся поверхности в темноте.
– Айя. Будем знакомы! Может и недолго!
В это время стало светло и я поняла, что мы дрейфуем как на льдине на большой такой зефирине посреди бескрайней воды. Ванильный дух сбивал бы с ног, но мы уже были предварительно с них сбиты.
– Айя, да что у тебя за мечты-то все такие? Огромный единорог, огромный зефир!
– А ты хотел бы сейчас плыть на стандартном зефире?
Ганс глянул на меня так, что я могла бы испугаться. Но не успела. Неведомая фигня набирала обороты и мы, сдабривая момент диким ором, взмыли в небо. Да, под нами плыл кит и он пустил фонтанчик из воды, в который мы так славно подгадали попасть. Падать было еще веселее, я даже охрипла орать. Солдатиками мы вошли снова в воду и яростно погребли наверх к солнцу и воздуху. Отфыркавшись и отдышавшись, мы хотели продолжить разборки, но к нам пришло спасение. Спасение выглядело как пара дельфинов и было чрезвычайно радо нашему обществу.
– Я всегда мечтала прокатиться на дельфине, – сообщила я Гансу, попутно выплевывая воду ртом и носом, потому что скорость дельфины развили бешеную.
– Вот уж удивила! – мне показалось, или в его крике булькал сарказм и соленая вода?
И все это было бы весело и насыщенно, но мы так плыли очень много часов! У меня отнялись руки и где-то по пути я утопила ироничность, да и оптимизм пошел на дно. Ночь стремительно надвигалась, а берега все не было видно.
– Не нравится мне это, – крикнул Ганс. Еще бы ему это нравилось, – так не бывает в ТИМе!
– Как именно не бывает? Дельфинов?
– Такой однообразности в не самых приятных событиях. Неприятности тут мелькают, но никак не растягиваются на несколько часов!
– А мы можем проснуться обратно?
Как обычно мой вопрос споткнулся о новое развитие событий: дельфины бросили нас и занырнули в глубину. Тьма была бы жуткая, если бы местное ночное небо не было похоже на неяркое северное сияние. Ганс крикнул:
– Берег! Плыви за мной! – и яростно заработал руками и ногами. Мое фиговенькое зрение и в ТИМе не улучшилось, поэтому берега я не видела. Как не видела причин не доверять зрению Ганса. Скоро мы догребли до берега, и начали со стонами разминать затекшие верхние конечности.
Повалились на мокрый песок. И ганс мрачно сказал: вообще, это больше не ТИМ.
Всмыслиииии хотелось закричать мне, но я просто воззрилась на него с недоумением, ожидая аргументов.
Ганс еще мрачнее:
– Воздух другой. Ощущения другие. Это какой-то другой мир, но я не знаю, как это вообще возможно: выбраться из ТИМа, не проснувшись в свой мир. Я даже не уверен, что мы теперь сможем в него проснуться. Обычно ходы всегда прямые.
Мне стало так страшно от его насупленности и полного непонимания что происходит. Потому что он был прав – тут ощущения совсем другие. Даже вода пахла по-другому, хоть и чем-то знакомым. Там было все не понятно, но как-то внутренне задорно. Тут же казалось, что внутри разрастается какая-то черная тина и может поглотить тебя полностью.
– Как ты думаешь, тут можно спать? Чувствую себя совершенно разбитой….
Кажется, ответ я уже не слышала, потому что провалилась в странный сон без сновидений. Проснулась уже когда небо из неяркого северного сияния стало нежно-розовым. Ганс сидел ко мне спиной и смотрел на воду. Она кстати была не синей, а бордовой. Смотрелось это жутковато. Как будто целое море крови.
– Ты не спал?
– Нет, – Ганс не оглянулся, и по голосу чувствовалось, что он вообще не имеет желания со мной общаться. Еще бы, бедолага думает, что это все из-за меня. А я ничего не думаю. Может и вовсе это у него плохая карма…
Я поднялась, отряхнула с еще влажной одежды малиновые крупинки песка и пошла в это зловещее водохранилище с целью умыться.
– Не думаю, что это хорошая идея – Ганс обронил крайне неохотно.
На мой ожидаемый вопрос «почему» только хмыкнул. Ну что за пренеприятнейший тип!
Я наклонилась, зачерпнула воды и плеснула ее на лицо, одновременно задохнувшись от внезапного запаха алкоголя. Черт возьми, это была не вода, а вино! Я умылась вином! Стою по колено в вине! И он меня будет уверять, что это не ТИМ?! Ведь именно это – мой идеальный мир! Пить с утра это, конечно, не в моих правилах, но надо было удостовериться. По вкусу это было действительно как наше средненькое винишко.
– Еще бы кора тех деревьев вдалеке оказалась сыром, и я готова жить здесь всю жизнь! – сообщила я Гансу с радостным хохотом.
Ганс посмотрел на меня, да так злобно, что захотелось спрятаться. Прямо на дне и набулькаться этим вином по самые бровки.
Он резко поднялся и бросил мне:
– Пошли.
Я быстренько сделала еще один глоточек – для храбрости в общении с таким букой и засеменила следом. Молча! Золото, а не женщина же, ну.
Да, вдалеке от берега виднелся лес (хоть бы сырный, хоть бы сырный) и мы явно держали путь туда. Малиновый песок, как и всякий уважающий себя песок во всех мирах, очень затруднял передвижение. Казалось, лес и не думает приближаться. Собственно, было бы странно, если бы лес об этом думал. Но мы думали и усиленно шагали, пока я не оглянулась, посмотреть, насколько мы ушли от винного залива и поняла, что мы вообще никуда не ушли. Я издала странный звук, который заставил Ганса обернуться и застыть как вкопанного.
Он устало опустился на песок и я тоже. Все еще молча. Злить мужчину своим стрекотанием, когда у него такая зверская морда лица мне запрещал инстинкт самосохранения.
Некоторое время мы сидели и смотрели то на этот взорванный винный магазин, то на лес, то друг на друга. Что было делать – совершенно не понятно. Возвращаться в жидкость? Продолжать топтаться на месте в направлении леса? Где взять еду и воду? Как проснуться в свой скучный мир?
Это было так тоскливо, что я снова добрела до нашего моря и похлебала вина. Потом еще. И еще. Тина на душе немного рассеивалась и хотелось поболтать.
– Ганс, раз нет никакой другой жидкости, придется тебе пить это. Иначе обезвоживание, все дела. Еды у нас тоже никакой нет.
Ганс хмурился, но уже не так самозабвенно. Встал, подошел ко мне, неумело зачерпнул в пригоршни вина, выпил. Видимо старался сохранять безучастный вид, да вот беда, поперхнулся и закашлялся. Простучав его по спине, я смеясь сказала: