Волчье небо

Я, как обычно, умудрилась взять цикл с четвёртой книги. На сюжетное понимание книги это повлияло несущественно: осталось 1-2 вопроса, легко разрешимые при чтении по порядку. Не пострадало от этого и моё общее восприятие книги. Неожиданно своеобразным оказалось это городское фэнтези времён Отечественной войны. В центре – ещё не семья из четырёх покалеченных войной человек и мечущаяся по родному городу в поисках потерянной семьи то в образе кошки, то в личине умершей девочки Таня. Дети-сироты, инвалид без точки опоры, прямолинейная и закомсомоленная завуч, волшебные куколки и инфернальные персонажи кажутся второстепенными (но важными!) на фоне побитого города. Где его парки? Где его каналы? Где его золото? Где его музыка? Где его смех? Таня, вернувшаяся из …(я же читала только чётвёртую книгу) не узнаёт его. В каждом переулке – темнота и смерть. В каждом доме – горе. Разрушенный и развороченный город отражается в таких же разрушенных и развороченных судьбах, в пустом рукаве красавицы Л…Далее

Но Самсон сказал им: теперь я буду прав пред Филистимлянами, если сделаю им зло. Суд. 15:31944 год. Третий год Великой Отечественной войны. Юлия Яковлева со скрипом признала за советским народом право на насилие. Вот только кому использовать это право, если советская армия выглядит пушечным мясом («Командир поднял руку. Строй перешёл на неслышный кошачий шаг. Теперь Шурка видел, как они все напряжены. Теперь различал: у одного страх, у другого отчаяние, у еще одного – безумную надежду: «Может, в этот раз не я… я не в этот раз». Командир резко махнул. Строй побежал»), а единственная батальная сцена выглядит как месть одиночки? С мирной жизнью в сказке обстоит немногим лучше. Как-никак, среду обитания отстояли, а природные инстинкты при любой системе берут своё. Но всё же на первый план выходит бедность, дефицит мужчин, внезапные смерти «от истощения сердца», платное образование (в реальности таковое было, начиная с 8-го класса, а от платы можно было избавиться, став отличником, но зачем…Далее

Сказать «Горшочек, не вари» по отношению к циклу Юлии Яковлевой было бы слишком грубым. Автор работает над темой, находит своего издателя… Но от четвертой повести у читателя остаются одни междометия. У конкретного читателя, который доверчиво ждет, чем же завершилось возвращение главных героев в освобожденный Ленинград.В 1944 году город живет не нарядной, но всё же спокойной жизнью. Яковлева рисует патетические картины восстанавливаемого Петергофа. Но как-то не слишком резко, будто зная, что дворцы и фонтаны возродятся и вновь засверкают своим великолепием. Персонажи этого знать не могут, поэтому сочувственно вытаскивают золоченых Самсонов из земли так, будто участвуют в колхозной страде.А Шурка сопротивляется школьной системе и тоскует по пропавшей сестре. Как-то непоследовательно Яковлева забывает разгромить советский строй. В первой книге у нее шагали зомбированные пионеры, в третьей – маялись от докучной пустопорожности школьники в эвакуации. А тут по-строевому грубый, но безобидный…Далее