Да здравствует королева!

Оказавшись одна в центре зала, герцогиня завертела головой, глядя на столь стремительно расступившихся товарок. Она попыталась, было, приблизиться к одной из них, но женщина тут же отступила в сторону, словно от прокаженной.

– Стража! – Камилла подошла к окну и увидела, как фигурка ее подруги королевы скрылась в часовне. На пороге возникла вездесущая стража и замерла, в ожидании распоряжений. – Проводите эту женщину в ее комнаты. Она не должна покидать их и ее не должен навещать никто кроме мужа. Еду и питье передавать самим. Все понятно?

– Как долго она будет содержаться в таких условиях? – тут же уточнил один из стражников, видимо главный в этой тройке. Судя по тому, что уточнения преступления не последовало, они все прекрасно слышали. Это только кажется, что стража и слуги глухи и немы. Когда надо, они оказываются ценными свидетелями.

– До решения ее величества. Исполнять.

– Так точно, – два мужчины подошли к замершей посреди зала герцогине и подхватили под руки.

– Нет, вы не имеете права, – взвизгнула та, отмерев, и попыталась вырваться из рук стражников, правда безуспешно. – Я буду жаловаться королеве! Вы что, не знаете, я герцогиня Дешински! Немедленно отпустите меня!

Крики удалялись по мере того, как стража продвигалась вглубь дворца.

– Что с ней теперь будет? – через какое-то время решилась озвучить общую мысль девушка лет восемнадцати. Камилла отметила, что этой фрейлины не было, когда она покидала дворец для поездки домой. – Ее казнят?

При последнем слове все вздрогнули – девушка озвучила общую мысль, пугавшую всех фрейлин.

– Будет так, как распорядится ее величество Анна-Виктория, – тихо произнесла первая фрейлина двора. – Можете не беспокоиться, штрафы за нарушение траура сохранятся, и более жестких наказаний не последует, – женщины тихонько выдохнули. – Но я прошу завтра придти в соответствующем виде, все-таки похороны короля, – продолжила Камилла, – иначе кто знает, какие у этой истории могут быть последствия для всех вас.

Обрадовав все таким предупреждением, первая фрейлина покинула зал.

Отойдя на несколько шагов от дверей и свернув за угол, девушка прислонилась к стене и схватилась за какой-то декоративный выступ. Ноги дрожали, и Камилла простояла так несколько долгих минут, пока не успокоилась. Скажи ей кто, что в один прекрасный день она будет так обращаться с фрейлинами, многие из которых стоят куда выше нее, да еще и прикажет поместить одну из женщин, по возрасту ровесницу ее матери, под охрану, девушка бы никогда не поверила. Жизнь оказалась куда более непредсказуемой. И теперь первая фрейлина и, по совместительству, подруга королевы надеялась, что никто не заметит, насколько она сама напугана всем случившимся. Иначе ей конец.

Немного придя в себя, Камилла поспешила в свои комнаты. Не хотелось, чтобы ее кто-то застал, а девушка понимала, что долго оставшиеся в зале дамы там не пробудут. Значит, надо как можно скорее скрыться подальше. Немного поплутав по коридорам, первая фрейлина вошла в жилое крыло. Из одной комнаты, со стражей у дверей, доносились какие-то непонятные звуки, но Камилла не стала подходить и разбираться. Свернув в противоположную сторону, она вошла в отведенные ей комнаты. Немного постояв, девушка прислушалась, но из покоев королевы не доносилось ни звука. Тогда она сбросила туфли и пошла в свою спальню.

Едва за герцогиней Дешински закрылась деверь, женщина принялась колотить в нее руками и ногами, ничуть не заботясь о сохранности маникюра и новых туфелек, угрожать страже всевозможными карами и призывать Созидательницу. Периодически с уст женщины слетали такие выражения, которые приличной даме не полагалось знать. Впрочем, буйствовала бывшая фрейлина не долго. Поняв, что ничего таким поведением не добьется, она успокоилась и упала в кресло. Однако, долго сидеть ей не пришлось. Минут через пятнадцать распахнулась дверь, и в комнаты вошел герцог фог Дешински. Несколько долгих секунд он глядел на свою жену, потом бросил короткое:

– Дура!

– Что? – взвилась из своего кресла женщина. – Что ты себе позволяешь?

– Идиотка, – припечатал он.

– Немедленно извинись, – женщина истерично топнула ногой, но густой ворс ковра испортил весь эффект, заглушив звук.

– Видит Созидательница, я долго терпел твою беспросветную глупость. Когда я только женился на тебе, я думал, что ты еще молода, со временем поумнеешь и перестанешь вести себя как последняя дура королевства. Когда на свет появились наши дети, ты, вроде, изменилась. Но нет, я зря надеялся, – мужчина нервно ходил по комнате, выплескивая свое недовольство, потом остановился и посмотрел на жену. – Неужели ты не могла промолчать сегодня?

– Промолчать, когда эта девчонка вела себя с нами так, словно она воспитательница пансиона, а мы обычные девчонки? – взъярилась Сильен. – Кто она, а кто мы? Позволить какой-то виконтессе отчитывать меня, герцогиню…

– Да, промолчать, – рявкнул герцог, потом отошел к окну и схватился руками за голову. – Созидательница, – простонал он, – за что ты послала на моем пути такую непроходимую дуру? Какой грех совершил я? Почему из всех женщин я выбрал именно эту. Почему не прислушался к советам родни?

Несколько минут он стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, и бормотал молитвы. Потом повернулся к жене.

– Даже если ее величество оставит тебя в живых, я буду просить жрецов признать наш брак недействительным. Думаю, ты понимаешь, детей ты больше никогда не увидишь. После твоей сегодняшней выходки тебе нет места радом с нами. Да ты вообще должна будешь у Анны-Виктории в ногах валяться, чтобы отделаться ссылкой!

– Но как же я, – залепетала почти уже бывшая герцогиня, до которой дошло только, что она вот-вот потеряет мужа, а вместе с ним доступ к его богатству.

– Как хочешь, – тихо произнес он. – Мое терпение тоже не безгранично. А оказаться на каторге, а то и вовсе на эшафоте по твоей милости я не хочу. Я должен думать о детях. Они еще слишком юны.

– Самуель, – Сильен поднялась, протянула руки к мужу и, словно лишившись сил, упала обратно в кресло. – Самуель, ты же не поступишь так со мной. Ты же не оставишь свою бедную жену из-за какой-то пустой фразы.

– Ты даже не поняла, глупая женщина, – подошел он к ней, – что можешь уже вечером лишиться головы. Мне жаль тебя.

Мужчина развернулся, подошел к двери и постучал. Стражник приоткрыл створку, убедился, что это герцог и пропустил его. После чего вновь закрыл дверь и запер на ключ.

– Так, так, так, – от чужого голоса юная королева вздрогнула и открыла глаза. Мысль, мелькавшая в голове, тут же испарилась в неизвестном направлении. А ведь она почти придумала, как ей разойтись миром с ростовщиками, чтобы выплаты долгов не били по казне. – Все думают, что дочь убивается по отцу, а она всего лишь спит.

– Граф, – девушка повернула голову. Филипп устроился на скамье на небольшом расстоянии от нее. – Не ожидала вас здесь увидеть.

– А я не ожидал, что ваше величество будет столь непочтительно спать у гроба собственного отца.

– Смею вас разочаровать, но я думала. Кажется, часовня, это единственное место, где меня не отвлекают каждые десять минут с очередным жизненно важным вопросом, – девушка не смогла сдержать вздоха, выдававшего всю накопившуюся усталость, и тут же мысленно упрекнула себя – этот человек враг, а она показывается ему слабой. – Но я не ожидала, что вы решите почтить это место своим присутствием.

– Вы не верите, что я могу искренне переживать из-за смерти дядюшки? – мужчина приподнял одну бровь.

– После того, как он лишил вас трона? – в тон ему ответила королева.

– Фортуна переменчива, – равнодушно бросил граф. Но тут же сменил тон на более жесткий. – Я хотел поговорить с тобой о том, что происходит в стране. Ты хоть имеешь представление…

– Я поняла, – оборвала кузена Анна-Виктория. – Тебе интересно, отдаю ли я себе отчет в том, что успел наворотить мой отец? Увы. Скорее вы граф не представляете всех масштабов катастрофы.

– То есть? – Филипп развернулся и внимательно всмотрелся в лицо девушки.

– Неужели вы до сих пор не поняли? – чуть склонила она голову на бок, в свою очередь изучая лицо мужчины. – В казне нет даже медной марки. Более того, мы в таких долгах, что в пору продавать все, от дворца до последней булавки в моем платье и переселяться в квартал бедняков. И то не факт, что всех денег хватит.

– То есть, вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что жалованье армии будет выплачено в срок, а расходы на нее сокращены не будут. Но пострадают чиновники.

– Я бы вообще разогнал их ко всем демонам, – прервал ее граф.

– Как ни странно, дорогой кузен, но тут я с вами согласна, – слабо улыбнулась девушка. – Вот только обойтись без них сейчас не просто. Посему я вынуждена всего лишь сократить двор. Впрочем, это тоже ощутимая статья расходов.

– И поэтому вы сейчас устраиваете этот аукцион, – пришло понимание к мужчине. – Но что потом, когда пройдет время? Не будете ли вы жалеть о проданных дворцах, драгоценностях?

– Нет, – пожала плечами юная королева. – Тем более что ничего ценного представлено не будет, ну за исключением зданий.

– А воспоминания? – поймал ее взгляд граф?

– Воспоминания? – Анна-Виктория попыталась изобразить изумление, но от Филиппа не укрылось, она сжала в руках веер так, что побелели пальцы. – Есть пара мест, с которыми я не смогу расстаться, все остальное – стены, за которыми мой отец развлекался с очередной любовницей, не успев похоронить маму.

Несколько минут в часовне царила тишина. Граф рассматривал лицо девушки, в неверном свете свечей пытаясь разглядеть, какие чувства оно выражало. Сама еще некоронованная королева смотрела на гроб с телом отца, что покоился на возвышении в нескольких шагах от них.

– Почему вы все это мне рассказываете? – прервал молчание мужчина.

– Не знаю, – призналась она. – Может потому, Филипп, – граф удивился мягкости, с которой она произнесла его имя, – что я надеюсь на ваше понимание. Не стоит сейчас еще больше раскачивать лодку, в которой мы оказались. Может, стоит дать шторму стихнуть?

– Я подумаю, – он поднялся и, не поклонившись, покинул часовню.