Внутренний навигатор

Поход выдался славным, в основном из-за прекрасной, слаженной, хоть и довольно разношерстной команды. Врожденная любовь к северу выросла, окрепла и начала выплескиваться наружу. Во второй декаде убегающего из-под ног августа я думала только об одном: как бы снова увидеть серо-зелено-фиолетовые краски Хибинской тундры. О том, чтобы познакомиться с местными спасателями, я и мечтать не могла. Но 25 августа в утреннем полумраке московской квартиры раздался телефонный звонок.

– Привет, медсестра, – веселый, очень знакомый мужской голос, подобно глиссирующему катеру, рассекал остатки сна.

– Андрюха! Как же я рада тебя слышать. Как поход?

– Спасибо, отлично. Но пришлось слегка местным помочь. Сейчас сезон в разгаре, сама знаешь: турики ломаются, грибники теряются, рыбаки тонут. Я это, что звоню. Идея возникла безумная – любишь такие?

– Не то слово. Ты обратился по адресу, – сердце бешено застучало, а слух был готов немедленно принять и передать мозгу заведомо одобренную к исполнению авантюру.

– Хочу кировчанам помочь, им сейчас люди нужны. У меня еще десять дней отпуска, а севера много не бывает. Вернулся в Москву и понял, что хочу обратно. Выезжаю сегодня ночью. Присоединяйся. – О, как мне были знакомы эти чувства.

Мне было шестнадцать, хотя выглядела старше. Родители поняли и даже одобрили мою поездку, невзирая на то, что приходилось пропустить первую неделю второго курса. Впрочем, их неодобрение не остановило бы меня, и они это прекрасно знали.

Глава 7. Волонтер

– Редко, друзья, нам встречаться приходится… – на вокзале в Апатитах нас ждал высокий, темноволосый, с густыми усами мужчина лет сорока в комбинезоне МЧС. Приветственно напев известные строки, он пожал Андрею руку.

– Здравия желаю, Александр Михайлович! – мой спутник расправил плечи, выражая не наигранное почтение к этому в прямом смысле большому человеку.

– Привет, дружище! – Ребята обнялись. – Здравствуйте, юная леди, – человек-гора наклонился ко мне, видимо, желая получше разглядеть. Слишком уж была мала по сравнению с ним. Над нагрудным карманом синего с ярко-оранжевыми вставками комбинезона располагалась вышитая бирка «Череватый А.М.».

– Какая у вас многообещающая фамилия: похоже, нас ждут приключения! – Спасатель рассмеялся. Если бы мы только знали, сколько совместных испытаний у нас впереди. И как Тот, Кто сотворил нас, будет сводить и соединять, а потом раскидывать и разделять наши пути с этим удивительным человеком.

С детства любимый мной город Кировск, в котором базировалась служба, прятался у подножия Хибинских гор по соседству с Апатитами и не имел железнодорожного вокзала. Путь до городской базы занял минут двадцать, за которые мы неожиданно узнали, что у Череватого сегодня день рождения. Была среда, день смены на контрольно-спасательном посту с труднопроизносимым названием Куэльпорр, куда нас с Андреем взяли на «поддежуривание» и помощь местным. После сбора вещей и снаряжения мы в составе группы на буханке [7 - Автомоб. жарг., микроавтобус марки «УАЗ».] выдвинулись в Хибины. По каменистой дороге автомобиль заполз на перевал, через который петлял путь на приют. Михалыч, в юности служивший в ВДВ, достал из потрепанного РД [8 - Ранец десантный.] кожаный рюмочный чехол и бутылку водки с говорящим названием «Спецназ».

– Есть такая традиция, – снова наклонившись ко мне в подпрыгивающем внедорожнике, пояснял Михалыч, – каждый раз, проезжая здесь, останавливаться и поминать погибших. Вроде несложный перевал. Но в отсутствие видимости становится роковыми. Особенно если люди идут неподготовленные, но с амбициями.

Уазик, дернувшись, затормозил, и мы вышли, обдуваемые северным ветром. На самой высокой точке широкого перевала возвышался деревянный крест, укрепленный дюжиной валунов. Саша открыл бутылку, и несколько капель упали на землю. Он сначала опустил глаза, а потом воздел их к небу и, прерывая вздохом тишину, которую не решался нарушить в тот момент даже ветер, разлил «Спецназ» по серебряным рюмкам. Молча выпив, поехали дальше.

Теперь путь лежал вниз и постепенно входил в зону леса. Камни сменились кустарниками, а кустарники становились все выше, наконец превратившись в елки. Впереди за нехитрым заборчиком показался пост. Несколько деревянных домиков с печным отоплением еще со времен туристской молодости родителей стояли в самом сердце Хибин на берегу реки Кунийок. В одном располагалась смена спасателей из двух человек, заступавших на неделю. Три других служили приютом для многочисленных тургрупп, непременно проходящих через узловую точку. В те годы там не было мобильной связи, а электричество, подключаемое на несколько вечерних часов, работало от дизеля, который требовал экономии.

На Куэльпорр заступали Михалыч и немногословный спасатель Виталик. Но в связи с днем рождения база наполнилась спасателями и друзьями Череватого. Из поздравлений, звучащих с разных концов длиннющего, установленного во дворе стола, стало понятно, что Александр Михайлович не просто спасатель, а заместитель начальника по поисково-спасательной работе. Вскоре по кругу пошла гитара. С первыми же аккордами в сердце поселилось знакомое с детства, насквозь пропитывающее чувство единства.

Ребята и атмосфера, в которой они не только работали, но и по-северному размеренно жили, поразили меня настолько, что я была готова ради них на все. Проблема заключалась в том, что в свои шестнадцать, о которых до сих пор никто не подозревал, мало что могла.

Утром, пока друзья спали, вышла во двор. Свежий воздух придавал горам, взявшим приют в кольцо, хрустальный объем и глубину. Вокруг стояла необыкновенная тишина. На мгновение показалось, что я нахожусь в вечности и невесомости. Будто главной составляющей меня была душа, а тело служило ее временным домом. Тогда я не знала, как много хотел сказать мне Тот, Кто сотворил и дух, и плоть.

Вдохновленная, я вернулась в домик, чтобы умыться. Водопровода на Куэльпорре, ясное дело, не было, и вода из потертой раковины сливалась в большое, когда-то белое ведро. Пришла пора его освобождать, и, надев рабочие перчатки, я понесла помойную ношу на улицу. Руки буквально чесались привести сосуд в порядок. Понимая, что импульс, минуя мозг, исходил прямо от сердца, решилась. В ход пошли «Пемолюкс» и несколько губок. Первым добровольный жест обнаружил потягивающийся Михалыч. Маленький, но полезный подвиг стал первой вехой моего вливания в коллектив.

Ребята показали снаряжение, технику и научили пользоваться радиосвязью. После обеда, приготовленного совместными усилиями за анекдотами, я привела в состояние боевой готовности местную аптечку. На следующий день мы с Михалычем и Андрюхой отправились на перевал Северный Чорргор – на профилактический патрулирующий выход. Меня надо было, так сказать, посмотреть в деле. Четвертым участником по собственной инициативе стал Нордик – пес-лайка, сопровождавший тройку всю дорогу.

Так прошла неделя. Мы то ходили в горы, то улучшали быт быстро ставшей родной базы. Регистрировали и инструктировали бесконечный поток тургрупп. Я оказывала мелкую, но необходимую медицинскую помощь. По вечерам ребята пели под гитару, рассказывали смешные и грустные непридуманные истории. Когда пришла пора уезжать, мы с Андреем чуть не плакали.

– Приезжайте на Новый год. Ваша работа здесь ой как пригодится… – Саша с плохо скрываемой грустью посадил нас в поезд. Уже в ноябре, не дождавшись срока и несмотря на межсезонье, мы снова помчались в Хибины. Точно не помню, что Андрюха тогда не поделил с ребятами, но думаю, истинной причиной была мужская гордыня обеих сторон. На изнанку ее вывернул банальный сорокаградусный катализатор. В Кировском отряде мой напарник больше не был желанным гостем. Но его деятельность в системе МЧС и наше общение на этом не закончились. Упорно и радостно я продолжала примерно раз в два месяца приезжать на неделю-две «на службу». Так я называла цветной клубок многочисленных заполярных интересов. У Сашки на складе было много списанной формы разных образцов. Огромные размеры удалось перешить в сносные для нештатного спасателя оперативные наряды.

Между волонтерскими поездками я продолжала увлекательную учебу. На удивление, руководство училища отпускало в «командировки» без проблем. Преподаватели уважали мое рвение к спасательной деятельности и помогали догонять программу, которая становилась все серьезнее. Больше всего меня поражали анатомия и физиология. Как же в человеке все мудро устроено. Артерии, нуждающиеся в особой защите, прячутся под костями. Но если уж случается кровопотеря, недостающий кислород мозг получает за счет учащения сердечных сокращений. Гормоны приводят в тонус уставшие сосуды, чтобы сохранить давление. Эти удивительные компенсаторные механизмы выступают средствами аварийного обеспечения организма и часто спасают жизнь, включаясь в нужное время. Еще тогда мне представилось, что человек действительно сотворен каким-то высшим, неземным разумом. «Круто. Очень круто придумано. Жаль, непонятно, Кем именно…» – думала я, уставившись в толстый учебник. Остальное время в ожидании нового вояжа в Хибины занимали тренировки в спортзале и рукопашный бой. Очень хотелось ориентироваться во всех вопросах наравне с ребятами. Поэтому порой отношения московской девчонки с северными волками складывались не так просто, как могло показаться на первый взгляд.

Глава 8. В дровнике

– У-у-ум-м-м… – бросив на мерзлую землю огромный колун, я выла от усталости и душевной боли. – Господи! Ну почему я такая маленькая, слабенькая? Почему я вообще женщина?

Смешной, но искренний вопрос, на который в действительности не мог ответить никто, кроме Того, Кто меня создал, заставил обратиться к Первоисточнику. Была ли это молитва? Ну если только совсем неосознанная.

В январе на Кольском полуострове полярная ночь – долгий период, когда солнце, не успевая толком взойти, несколько часов пятится вдоль горизонта и, не прорвавшись в зенит, снова заползает за край темного неба. Нижняя часть окна дежурного домика покоилась в сугробе. На верхней располагался уличный термометр и показывал -37. Замерший без движения воздух подсобного помещения для хранения дров был холоднее уличного. Десятки безуспешных попыток расколотить не самую большую чурку привели к давно просящейся наружу истерике. Казалось, если не получается что-то делать наравне с мужиками, то мне не место в спасательной службе. Признаться себе в очевидной слабости представлялось страшнее смерти. Слезы текли по щекам, но несмотря на удушающую несправедливость, я чувствовала неким, еле ощутимым шестым чувством, что вот-вот все встанет на свои места.

– Ну что, горемыка, наколола? – не спеша открывая скрипучую дверь, как медведь за непослушным медвежонком, на пороге появился Михалыч. Захотелось разрыдаться еще сильнее, но пока полумрак хибары скрывал слезы, я только тяжело дышала, сидя на окаменелой земле.

– Не обижайся на них. У нас здесь без юмора никак, понимаешь. А ты единственная девочка, да еще и москвичка. Лучший объект для насмешек.

Моя уже нескрываемая истерика сменилась нарастающим гневом:

– Так это они… специально что ли? – от последней ноты драматичной реплики верхний ярус дров слегка завибрировал. Оказывается, парни из дежурной смены послали бойкую мадемуазель за дровами, чтобы посмеяться над результатом.

– Тихо ты. Давай научу. Не надо стесняться, если чего-то не умеешь, всегда лучше спроси. – С трудом верилось, что с моими физическими данными этому возможно было научиться, но предложение манило. Саша снял сверху небольшую узенькую чурку. – Вот с чего начинать надо. И потом, зачем ты колун взяла, не пойму. Вот же топор есть, – порывшись на полке с замасленными инструментами, наставник взял в свои большие руки топор средних размеров. – Целься в середину. Бить надо спиной, как в рукопашном бою. Когда будешь бить, представь, что рассекаешь бревно до самого конца. Вот так, – дерево с треском раскололось. – Теперь берешь половинку и бьешь точно так же. Пробуй.

Вздохнув, я двумя руками подняла топор вверх. Одноразовые рабочие перчатки не грели и неприятно прилипали к вспотевшим ладоням.

– Удар! – будто мы били по объектам противника, скомандовал Череватый. И о чудо! Оно раскололось. – Сложно?

– Нет, – уже с азартом заявила я, выбирая узенький пенек. – Давай теперь целое попробую.

– Удар! – Словно острый скальпель в белую кожу, топор вошел в чурку и рассек ее. Несмотря на пронзительный холод, дровник наполнялся банным запахом сухого дерева.

– Получается, Сашка! – Пританцовывая, я отправилась за новым бревном.

– Вот. А теперь имей в виду, что большое полено тебе не расколоть. Да и не нужно. Пусть ребятишки занимаются. Еще штук семь маленьких расколоти. На ночь хватит.

– Спасибо тебе…– я на мгновенье смущенно потупила взгляд, разглядывая нижний ярус аккуратно сложенных бревен. Михалыч похлопал меня по плечу и, не отводя глаз, закрыл дверь. «Эх ты, кукла тряпошная!» – вдруг перекликнулись слова, соединившие две зеркальные души наставников.

Неожиданно перед внутренним взором предстали кадры и ощущения. Кировск. Девяносто первый год. Поземка бурана. Приятная усталость в ногах. Ларек с заветными вкусняшками. «Ты такая маленькая, а уже горнолыжница…» Веселый мужчина с густыми черными усами, как у казака.

– О, Господи… – я вспомнила лицо мужчины. Без сомнения, это был Череватый. Он жил в том самом доме на Олимпийской, где мы снимали квартиру. Неожиданное обстоятельство было сигналом свыше, но не поддавалось пониманию. И тогда, и сейчас, словно тонкими изумрудными мазками северного сияния, его глаза светились глубокой любовью к своему делу. Что-то служило ему стержнем. Стеблем, не увядающим даже от дыхания Арктики, внутри у него цвело добро. Добро, которое Михалыч дарил встречающимся на пути людям.

– Я не принадлежу себе. Могут в любой момент отправить куда угодно… – от этих слов веяло необъяснимой, но истинной свободой. Я мечтала перенять и взрастить в себе жертвенную и в то же время независимую харизму моего сэнсэя. Но по-юношески высокий уровень гормонов в крови и простой человеческий эгоизм занимали почти все место в сердце. Ненамеренно, но уверенно пользуясь Сашкиной добротой, я вырастила на буйной голове кондовую корону. Развязное поведение усугубляло неистребимое в мужском коллективе употребление алкоголя. К тому же за этот год мы ни разу не были на полноценных спасательных работах. Словно я была не готова к ним. В один из дней, завершающих недельные наезды в Мурманскую область, Череватый привез меня на вокзал и, хмуря брови, низким басом прорычал:

– Ты не тот человек. Я сделал все, что мог. Все. Пока…

Глава 9. Налысо

Всю ночь я сидела на полу в тамбуре трясущегося вагона и курила. Желание служить в МЧС было такой сильной мотивацией, что познакомившись полгода назад с довольно спортивной жизнью северян, я сразу бросила курить. А теперь сидела в камуфляжных штанах прямо на обросшем пеплом полу и прикуривала новую сигарету от докуренной до фильтра старой.

Той ночью я обдумала эту ситуацию и по прибытии в Москву начала работать над собой. Спортзал, рукопашка, устремленная к планке круглой отличницы учеба на втором курсе. Незаметно приблизилось лето, и сердце рвалось в Хибины, но строптивую там не ждали. Чтобы куда-то направить неуемную энергию, с помощью Мишки я устроилась на полторы ставки санитаркой в кремлевскую больницу. До обеда мыла тридцать палат травматологического отделения, меняла белье, выносила утки и судна. После обеда с рвением приступала к сестринской работе – перевязки, уколы, капельницы. Удалось многому научиться и кое-что заработать. Но все же это было не мое.

В редкие минуты отдыха из окна комнаты медсестер я смотрела на раскидистую елку и питала к ней негативные чувства, потому что она была не северная. Богатые шишками ветки не могли заменить устрашающе тощие кисти полярных елей. В один из дней я поняла, что должна во что бы то ни стало вернуться. Это нужно было мне, а не Кировскому отряду. Следовало признать свои уже осознанные ошибки и попросить у Михалыча прощения.

Из травматологии я уволилась, как и планировала, к первому сентября, благодарная за то, что удалось набить руку. Приходя вечером с тренировок уставшая, я кидала спортивную сумку на пол и долго крутила в руках кнопочную моторолу, не решаясь набрать несложный номер. Так прошла вся осень и начало декабря. Нужен был повод.

– Александр Михайлович, здравия желаю! С Днем спасателя! Прости, пожалуйста, за отвратительное поведение! Очень скучаю по северу и по всем вам, – с каждым вырывающимся из груди словом мне становилось легче. Как будто я один за другим выбрасывала из рюкзака образцы ненужного, тянущего вниз хлама.