Клык

– И тоже съебётесь из этого города.

Ухмылка исчезла с лица Энтони. А он думал, Ронни идиот?

– Но…

– Приз – этот, мать твою, гребанный город! Раз уж предлагаешь сделку, то пусть будет по-честному.

Глядя на своих волков и одного предателя вампира, Энтони, призадумавшись, потёр короткую светлую бороду.

– Ну что? – усмехнулся Ронни. – Или сомневаешься в своих силах? Веришь, что наша музыка лучше твоей? – дразнился вампир.

– Хорошо. На таких условиях я согласен соревноваться, – сказал Энтони и, наконец, отпил пива. Иногда Ронни представлял пьяного волка посреди города. Жаль, сегодня не полнолуние. На такое зрелище он бы посмотрел. – Но помни, Ронни, что если ты не выполнишь это условие в случае проигрыша, я тебе второй клык отломаю.

***

После разговора Ронни спустился вниз и закрылся в своей крошечной комнатке.

К зеркалам он не питал особой любви, но в этот момент испытывал острую необходимость взглянуть на своё отражение. Оно всегда хранилось за шкафом и легко вешалось на стену. Достав его, Ронни вытер пыль своей футболкой, затем повесил на стену и отошёл на два шага.

Энтони идиот, каких ещё поискать. Он и не догадывается о том, что на самом деле произошло в ту ночь. Но Ронни не собирался посвящать какую-то собаку в свою жизнь. Одно он знал наверняка, что Мика должен заплатить за своё предательство. Ронни не просто прогонит их из города, он надерет им задницы напоследок.

В кармане лежал перочинный ножик. Ронни воспользовался им, чтобы сделать маленький надрез на запястье. Показалась кровь, и спустя пару минут лицо Ронни начало меняться. Он наблюдал, как потемнели его глаза, почувствовал пульсацию в дёснах. Самые неприятные секунды – это превращение. Из зеркала на него смотрел вампир. Ронни закрыл рот, но из-под верхней губы торчал только один клык, правый был обломан у основания. Если вампир теряет клык, то это навсегда. Регенерации ни один зуб не подвергается. В образе человека обломок исчезает, но обращаясь в вампира, изъян становился очевидным.

Однако Энтони лишь отчасти причастен к этому.

В ту ночь волки ворвались на их территорию и убили трёх вампиров, которые не имели отношения к группе, но были частью существования Ронни. Один из тех вампиров был его братом. В средние века они практически не расставались, но чем современнее становился мир, тем дальше они отдалялись друг от друга. Лучше бы так и оставалось впредь… В день, когда его брат со своими друзьями приехали навестить Ронни, оборотни решили совершить нападение. Энтони знал, по каким местам бить Ронни. Убив его родного брата, Энтони вызвал в Ронни гнев. Они вышли один на один. И может быть, кто-то из них одержал бы победу, но Тайлер не стал просто стоять и смотреть на поединок. Он приказал всем биться, чтобы прогнать «волчар» с территории.

Началась нешуточная борьба. В один момент Ронни заметил истекающего кровью Закка. Волк рвал его кожу, а потом снова впивался зубами в плоть друга. До сердца Закка оставалось совсем чуть-чуть и всё… тогда наступит конец. Ронни сделал длинный прыжок и ногой ударил напавшего на Закка оборотня. А когда повернулся, чтобы помочь другу, увидел, как на него летит Энтони с раскрытой пастью. Ронни пригнулся, но тяжелая волчья туша приземлилась прямо на него. При падении клык Ронни напоролся на камень и переломился…

Рука потянулась ко рту. Ронни разогнул палец и дотронулся до обрубка. А потом достал из кармана подвеску Бриеллы. Сомнений не было – это его потерянный клык. Для девушки он стал талисманом, и это чертовски нравилось Ронни.

Он повесил клык на шею и спрятал под футболкой. Когда Бриелла придёт, он вернёт ей свой клык – её талисман.

***

– Этот Лайл настоящий придурок! – возмущалась Стелла, пока мы шли домой с лекций. – Похоже, он настроен на то, чтобы добиться твоего расположения.

– Я боюсь его, Стелла! Он грозился изнасиловать меня… ладно, не прямым текстом, – поправила я себя, когда Стелла расширила глаза. – Я же тебе рассказывала о его предупреждении.

– Да, помню. Его нужно поставить на место.

– Как?

Мы перешли дорогу, и Стелла вдруг подпрыгнула. Когда у неё появлялась грандиозная идея, она то прыгала, то танцевала.

– Кажется, я знаю, кто сможет с ним справиться.

– Ронни? Но он днём не выходит на улицу.

– Положись на меня, ладно? Пока не буду посвящать тебя в свой план, он может и провалиться, но если все получится… – она выдержала паузу. – Этот Лайл навсегда оставит тебя в покое.

Я с трудом верила в хороший исход. При воспоминании о том, как он нагло чмокнул меня сегодня в щёку, начинало тошнить. И это после того, как я его отшила!

Стелла купила по дороге сигареты. Как правило, она курила только в те моменты, когда нервничала или была взвинчена. Одной пачки хватало на два месяца. Я же никогда даже не пробовала этой дряни. Если папа учует запах, он меня со свету сживёт. Он гордился своими детьми, гордился прилежной дочерью, которая хорошо учится и не водится с плохой компанией. Когда я начинала об этом думать, чувство вины поднималось до предела.

– Итак, – сказала Стелла, закуривая сигарету. Для этого мы зашли за угол дома. – На тебе мужская футболка. Что она на тебе делает?

– Что? Мужская? Так заметно? – Я быстро застегнула куртку.

– И клык у него забыла, да? В колледже между лекциями невозможно разговаривать, но сейчас я вся внимание.

Так вот, зачем она купила сигареты!

Мой рот расплылся до ушей, просто не могла сдерживаться.

– Это футболка Ронни. Я… ночевала у него.

– Какого черта?! Ты шутишь?

– Нет. Вчера родители уехали и я… ну, в общем… мы переспали, и это было нереально!

– Так. А… футболка… я что-то не понимаю…

Я засмеялась, затем шепотом сказала:

– Он порвал мою рубашку.

И тут Стелла взвизгнула от восторга, ее рот почти не закрывался, пока она слушала мой рассказ. Восклицания «Не может быть!», «Ты врешь!» и «Ух ты!» вырывались у неё неосознанно. Помимо рассказа о прошедшей ночи, я решила поведать о том, что произошло после выступления на фестивале, когда Ронни демонстративно поцеловал меня, как бы заявляя – она моя. Стелла обняла меня, не веря такому счастью. Она давно мечтала увидеть меня влюблённой. А я ещё не до конца понимала свои ощущения, но воспоминания о поцелуях Ронни вызывали дрожь во всём теле. Я до сих пор чувствовала его горячее дыхание на своей коже, тепло его тела, приятную тяжесть, его запах… Мне вдруг захотелось приложить футболку, что была спрятана под курточкой, к носу и внимать его запах снова и снова. Сумасшествие!

Попав домой, я не сразу поняла, что папа не пошёл на работу и сидит в гостиной, читает свежий номер газеты. Поэтому вошла расслабленной походкой и направилась к лестнице. Тогда-то папа меня и окликнул.

– Как дела в колледже? – спросил он, не отрываясь от газеты. На папиных глазах были очки, и если он поднимет голову, то мой образ расплывётся. Так что ему пришлось бы либо их снять, либо смотреть исподлобья. Ни того, ни другого он делать не хотел, поэтому продолжал рассматривать заголовки.

А я жалась около перил, хваля себя мысленно за то, что не расстегнула и, тем более, не сняла куртку.

Мой папа Ричард Ловетт работал в юридической компании, очень хорошо известной в Мандевиле. Он был уважаемым человеком в городе. Своей репутацией он дорожил и всегда втирал нам, своим детям, что очень важно держать марку. Для него семья – это крепость, спасение от трудностей, опора и поддержка, защита от жестокого мира. Папа считал, что только крепкая семья может дарить тепло, уют и спокойствие. Он стремился к тому, чтобы всё в его созданном мирке было идеально: верная и любящая жена и воспитанные дети, стремящиеся получить образование.

Папа поощрял увлечение Алана, ибо биология была наукой, а наука может реально помочь в жизни.

Я с детства любила музыку, и папа одобрил мое желание поступить в музыкальную школу на класс фортепиано. Однако он утверждал, что я должна получить профессию, которая обеспечит уверенность в будущем. Я сопротивляться не стала и пошла туда же, куда и Стелла – на экономиста. Папа не стал отговаривать. Но даже он мечтал увидеть меня на сцене в концертном зале… уж точно не за синтезатором в рок-группе.

– В колледже все хорошо. Сегодня получила два высших бала. А… ты сегодня дома?

– Устал с дороги, – сказал он, снял очки и посмотрел на меня. – Как самочувствие?

– Мне сегодня лучше, уроков много. Я пойду к себе, ладно?

Как только папа кивнул, я помчалась наверх и сразу в душ. Вроде он ничего не заметил.