Подиум судьбы
Моника ждала нас в отеле, судя по всему, в состоянии тщательно скрываемого бешенства – она это умеет. Но, видимо, дело было не в нас, так как она лишь проследила, чтобы мы разошлись по номерам, заперлись изнутри и улеглись спать. И предупредила стальным тоном, что завтра утром разбудит, а завтрак – шведский стол – будет в отдельной комнате внизу.
Кровать была широкая и не совсем удобная, спинки – с настоящими латунными шариками, как в старых французских фильмах, кажется, про Фантомаса…
Все стихло, свет я погасила – и заснула.
* * *
БАМ!!!! Что такое, что случилось – непонятно! Что‑то упало сверху – дверь, что ли, выбили?
Слышны громкие разговоры, даже ругательства, что, почему, зачем – не разберешь!
Звон, топот, женские крики… Кажется, зовут полицию?
Такое впечатление, что вот‑вот провалится потолок и все, сколько их там есть, окажутся в моем номере и, может быть, даже в моей кровати!
«Безобразие, будто и не уезжала из Москвы! А еще заграница, Евросоюз, цивилизация! Учат нас жить, а сами! У меня же завтра модное мероприятие! – бормотала я недовольно. – Да что же это за визг, кого там режут?! Нельзя столько и так долго вопить на одной ноте! Заткнулись бы уже!»
Неожиданно сбоку, за стеной раздался стук, а потом довольно четкий голос Эстер:
– Алиса, ты спишь? Что это? Мне страшно!
Оказывается, в этом роскошном отеле стены не такие толстые и надежные, как это могло показаться. И звукоизоляции маловато – а пожалуй, и совсем нет.
Тем временем к Эстер уже постучалась Мирабелла. Так мы втроем и общались через стены, как революционеры в тюрьме. То есть в Бастилии, если не ошибаюсь. Аеся ночевала в другом месте, а мобильный Моники‑Клинтон не отвечал. Наверняка выключила – и правильно сделала. Мы кстати, сообразили, что тоже не знаем, остановилась она в «Нормандии» вместе с нами или отправилась по своим делам. Эстер сказала, что наша предводительница не первый раз в Париже и вообще летает сюда довольно часто. И, как ей кажется, не только для модных показов.
В общем, попали. Но понемногу, и далеко не сразу, безобразие наверху стало утихать. Посмотрела на часы – половина пятого утра (по‑местному, по‑парижски). У нас в Москве, конечно, позже.
Поймала себя на мысли, что хочу позвонить Сергею. Вроде бы уже должен встать? Но как‑то не решилась…
И незаметно заснула.
Разбудил звонок мобильного. Моника бдит, позвонила с точностью до секунды! А я, между прочим, забыла поставить время пробуждения – и непременно бы проспала!
Задать вопросы про ночные страшилки мы просто не успели – Моника взяла нас в оборот мертвой хваткой. Погнала завтракать… Завтрак был никакой – шведский стол, но поесть было совершенно нечего! Мюсли и кашицы в маленьких формочках, фруктовые салатики, перепелиные яйца (не всем достались), крохотные печенюшки… Маленькие чашечки кофе и чая… Вспомнился даже кукольный домик Мальвины! Вот кофе был ничего, взбодрил.
Да, ресепшионист был новый, мулат, и почему‑то с явно подбитым глазом. И это никого не удивляло, даже Монику. Но вскоре нам стало не до того.
Раньше я не знала, что на репетиции важнейших показов могут выделить целый день. А если очень важное мероприятие, то и два. В нашем случае грандиозное шоу «Прэнтан а‑ля Рюсс» было назначено на следующее утро, на одиннадцать часов.
Представление намечалось достаточно сложным, со сменой декораций (конечно же, Кремль, Зимний дворец, тайга с медведями, почему‑то зловещие пыточные казематы с цепями и клетками, детали подводной лодки и модель настоящего танка почти в натуральную величину). Поэтому приходилось строго соблюдать (и заучивать наизусть!) очередность выходов, музыку, свет и много‑много разных и очень важных мелочей.
Судя по всему, это был показ французских модных трендов, хоть как‑то связанных с Россией, и достижений российских кутюрье, которые, наоборот, ориентировались на Францию. И лучшие модели обеих стран попеременно представляли то россиян, то французов. Все было задумано очень сложно и масштабно.
На территории Лувра уже был сооружен объемный шатер, в середине он был разгорожен плотным трехцветным занавесом. За этим занавесом находилась большая сцена, посередине которой стоял танк, который, по замыслу устроителей, должен был двигаться взад‑вперед. Судя по всему, он играл роль центра притяжения для моделей. Вся внутренняя поверхность шатра была утыкана лампочками и миниатюрными бутылками с этикетками «Russian vodka». В кадках около подиума, отгороженного не очень высокой Кремлевской стеной, высились березки, которые сначала мы приняли за настоящие. Эстер и Мирабелла, однако, умудрились потрогать листья и определить, что это всего лишь искусная подделка! А выглядело в целом очень здорово!
Когда занавес поднимался, звучала самая разнообразная музыка для шоу – от классики до рока, а модели церемонно выходили на подиум! И я тоже!
Сегодня мы репетировали наш первый показ. Нам предоставили красивые платья от самых модных дизайнеров. А также обещали демонстрацию русских мехов. Хотя Леся намекала, что насчет мехов может не получиться – постараются зоозащитники. Но я просто обожаю шубы!
Говорят, что некоторые вещи потом разрешат оставить себе. Надеюсь, мне достанется шуба. Вот будет удача!
День был сумасшедшим, не выходы, а какие‑то гонки, сплошные фальстарты, кричали по‑русски, по‑английски, по‑французски… Наша Моника перекрикивала всех!
Декорации подводной лодки сделаны отвратительно, за ними ничего не видно, и приходится все время быть начеку, чтобы не упасть и, конечно, ходить как полагается и держать нужное выражение лица!
И зачем, зачем здесь понадобился поддельный танк?
Эстер постоянно ноет, что ей хочется спать и есть. «А мне не хочется?» – огрызнулась я на очередную ее жалобу.
Да, за пять часов у нас был только один перерыв, у пары столиков стояли человек пятьдесят, и какие‑то французские вьетнамки разливали в пластиковые одноразовые стаканчики чай, кофе и соки, раздавая мармелад и M&Ms. По‑моему, ради этого ехать в Париж не стоило.
Правда, в целом все стильно и эстетично.
До вечера как‑то продержались. Хорошо, отвезли в кафе, сами бы не дошли. Дальше – провал в памяти до самого утра. А затем началось.
Сразу как‑то напрягло выражение: «Ту сё пасра бьен!» Потом Леся объяснила, что это было пожелание удачи: мол, все будет хорошо! А мы‑то подумали… Особенно Мирабелла. Она аж дернулась.
После полудня такое было! На первой же репетиции самого главного показа вдруг появился… Кен. Я была в шоке и чуть не упала. Шла в длинном обтягивающем платье и неожиданно увидела его в первом ряду… Он сидел, положив ногу на ногу, и загадочно‑торжествующе смотрел на меня. Сердце заколотилось, и, кажется, даже ноги задрожали. Когда я вернулась за кулисы, стала себя уговаривать: «Мне просто показалось – это был обычный призрак». Правда, я до конца так и не поверила своим глазам. Но больше ни о чем другом и думать не могла. Меня переодевали в новое платье, и я на автомате все, что надо, делала. Мысли были только там. Когда я вышла второй раз, Кена уже не было… И как же это похоже на него.
«Минуточку! – остановила я свой эмоциональный хаос. – А чего же я на самом деле хотела?! Чтобы он снова вошел в мою жизнь? Ну уж нет!»
Наконец все закончилось, и уже вечером я вернулась к себе в номер отеля: меня ждал букет белых лилий. Он стоял на столике рядом с кроватью. Лилии так соблазнительно пахли…
Мне опять стало страшно. Нахлынули воспоминания… Наша любовь – или все‑таки это была не любовь? Гипноз или психоз? Наши свидания и встречи, похождения, выяснения отношений… Попытка Кена меня похитить… Его непонятные отношения со спецслужбами…
Это было около года назад. Я поехала на каникулы в Лондон – подучить английский. Кен к тому времени уже улетел во Францию. Джедай, захватив плюшевого Мастера Иоду, помахал рукой русским березам. Я этого уже не видела, потому что накануне мы в очередной раз «окончательно и навсегда» расстались.
Невозможно передать мое удивление, когда в Лондоне ко мне приехал Кен. На роскошной машине. В сопровождении троих хорошо одетых мужчин в темных очках. И, разумеется, в костюмах, начищенных ботинках. Прямо как с рекламной картинки. Это оказались не переодетые джедай, это были, по словам Кена, сотрудники английской разведки! Я застыла в таком шоке, что даже не спросила у них документы, а они сами не показали…
Он сделал мне предложение… работать на них… По их замыслу он должен стать моим старшим партнером и куратором.
Разумеется, я отказалась. Кен был недоволен и пообещал, что у меня будут крупные неприятности!
Все оставшееся время в Лондоне мне мерещилось, что за мной следят, а представители спецслужб расположились в моей комнате и роются в моих вещах…
Правда, перед отъездом позвонил Кен и сказал, что никто меня не вербовал, это была шутка! Просто таким образом он хотел меня удержать. Из‑за него я места себе не находила почти две недели! Джеймс Бонд недоделанный!
«Может быть, это такой сервис в “Нормандии”, они ставят свежие цветы своим гостям. Так сказать, в качестве извинения за ночной шум и крики», – с надеждой, словно цепляясь за соломинку, подумала я. Но через несколько минут раздался стук в дверь. Я открыла, на пороге стоял он. Как в прошлый раз в Лондоне, Кен был в черном костюме, такой холеный.
За почти год, что мы не виделись, он практически не изменился. И все‑таки стал каким‑то другим.
Кен сказал:
– Привет, можно войти?
Я ответила невнятно:
– «Зачем ты здесь?»
У меня все похолодело внутри. Я поняла, что на этот раз нахожусь на его территории, в его стране и мне никуда от него не деться.
– Ты стала настоящей парижской красавицей! – продолжил он.
– Просто выросла, – ответила я.
– Для меня ты осталась прежней.
– Что тебе надо?
– Я просто узнал, что ты в Париже, и захотел тебя увидеть. Давай поужинаем вместе!
Улыбка была приветливой, и казалось, что Кен говорит искренне.
Единственный ответ, который мне пришел в голову, – что мне надо переодеться и что ему лучше подождать в лобби. Он легко согласился, и я закрыла дверь.
Сердце стучало. Подошла к зеркалу – лицо пылало. Я так волновалась, что покраснела до ушей. И мне потребовалось время, чтобы хоть немного прийти в себя.
Но решить, что делать и как сейчас держаться с Кеном, я так и не смогла.
Через полчаса я наконец спустилась в лобби. Кен сидел в кресле и что‑то читал на планшете. Такой же загадочный и невозмутимый, как тогда…
И первый раз я подумала, что он действительно вылитый Джеймс Бонд. Только не играет, а искренне живет такой жизнью. И наслаждается этим.
Кен повел меня по парижским бульварам – дорогу я не запоминала, он мог увести меня куда угодно, – я не сопротивлялась. Просто не могла… Все как тогда… Или почти все…
Запах жареных каштанов смешивался для меня с ароматом его лилий… Лилий, которые ждали меня на столике в моем номере…
Горели фонари, Париж вечером очень, очень красив. А мы все шли и шли. И Кен рассказывал что‑то, глядя на меня и улыбаясь… И я не могла запомнить и понять ни одного слова… Но тоже с улыбкой отвечала ему, наверное, какую‑нибудь чепуху, потому что Кен иногда очень заразительно смеялся…
Нам был заказан столик в уютном маленьком кафе в стиле ретро, на стенах – портреты Мопассана, Золя и Сартра. Мягкий свет, приглушенная музыка… Вышколенные официанты. Кен распорядился принести вина.
Я не хотела пить, опасаясь чего‑то психотропного, в его стиле, но почему‑то забыла об этом и выпила. А потом машинально стала поглощать то, что принес официант. Каким же все было вкусным после жутких модельных испытаний в «Прада‑да!»! Но я старалась сдерживаться, помнила о хороших манерах. Добавки не попросила. Впрочем, ее никто и не предлагал.
Когда мы ужинали, Кен сказал:
– Я тебя не отпущу в Москву.
– В каком смысле – не отпустишь?
– Это знак. Ты сама приехала ко мне. Я это чувствую. Это не совпадение. Ты должна остаться здесь со мной.
– Я тебе ничего не должна. Мы уже давно не вместе. Я хорошо помню, что ты со мной сделал. Забыл уже, или как?
– Я ничего не делал, что могло бы причинить тебе вред. Вспомни! Тебе же было хорошо со мной!
Этот чарующий голос, эта улыбка – и опять голова слегка кружится… А Кен продолжал:
– Обрати внимание, все наши пути ведут нас друг к другу. Бесполезно этому сопротивляться. Прими это как данность…
– Я здесь просто по делам. Это обычное совпадение.
– Совпадений не бывает. И ты это знаешь.
– Что мне здесь делать? Я – русская, и моя жизнь связана с Россией. Я не останусь во Франции. Ты же знаешь, нам не судьба быть вместе.
– У России нет будущего. Все будущее, настоящее будущее, здесь – в цивилизованном мире. Здесь – успех, деньги, признание. Ты можешь стать известной моделью. Ты будешь участвовать в лучших показах. И даже смогла бы сама стать дизайнером и выгодно продавать свои коллекции.
– Я не хочу быть дизайнером. Я даже не умею рисовать.
– В Париже – самые классные школы. Тут для тебя открыто много возможностей. Даже если не захочешь ничего делать, то сможешь просто шикарно жить. Со мной.
Проказник и авантюрист перевоплощался на моих глазах. В его словах чувствовалась сила и уверенность. И, как всегда, он словно читал мои мысли и видел меня насквозь…
Здесь он был как рыба в воде. Да, и слишком явно чувствовал себя хозяином положения.
– Мы ведь любим друг друга. Мы забудем все, что было раньше, ведь все это осталось в России! И мы начнем все с чистого листа. Я могу тебя познакомить с элитой Парижа и Лондона, ты будешь вращаться в таких кругах, которые тебе даже и не снились!
Кен говорил и говорил. Он взял меня за руку и все время говорил. Я молчала. Это единственное, что я могла тогда делать. Когда принесли вино, Кен поднял тост:
– За наше будущее!
Вернувшись к себе в номер, я все никак не могла собраться с мыслями. Опять он меня загипнотизировал.
Все очень быстро закрутилось. Я не успеваю соображать. Ненормальный рабочий график выматывает меня. Но самое главное – не это. Главное – везде, где бы я ни оказалась, везде появляется он.
Все показы, все репетиции, все вечеринки – везде Кен. Он преследует меня. С одной стороны – мне страшно, с другой – мне все‑таки любопытно, и все происходящее меня до крайности интригует.
Я понимаю, что Кен не маньяк и что вряд ли он способен причинить мне какой‑то физический вред. Но он может гораздо больше, он манипулирует моим сознанием. Я будто в пелене его чар…
И вот наконец свершилось! Наступает час икс! Самое главное мероприятие, ради которого, собственно, мы и приехали…
Мы дорепетировались до одурения. Практически ничего не соображали. Очень хотелось есть, мы без сил падали в свои кровати в «Нормандии» и мгновенно засыпали… Да, и, конечно же, в нагрузку мне – еще и Кен. Самое интересное, что девушки заметили, как он настойчиво делает мне знаки внимания. К тому же пару раз мы посидели в кафе неподалеку от Лувра – мне это казалось хоть какой‑то гарантией безопасности. Но он всегда возвращал меня на прежнее место, надо отдать ему должное.
Эстер как‑то процедила сквозь зубы: «Повезло тебе! Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Я бы на твоем месте не терялась! Наплюй на Монику и уматывай с ним! А то ведь пожалеешь!» Я не нашлась что ответить. Притворилась, что не понимаю, о чем она говорит. Леся аккуратно пыталась меня выспрашивать о Кене – как давно мы знакомы, кто он мне, каковы на самом деле наши отношения…
Делала она это незаметно, как бы между прочим… Я уже стала задумываться, для кого она старается – для себя самой, для Моники – или все‑таки это профессиональный интерес? Уж очень ловко она уходила от ответов на мои вопросы. И говорила, что я еще маленькая, чтобы много знать…
Ну а Мирабела, кажется, подложила несколько канцелярских кнопок в мою туфлю. Да, зависть – зверская сила! Хорошо, я вовремя заметила, когда встряхнула туфлю, прежде чем надеть! «Туфли ведь стильные, дизайнерские, облегают ногу просто изумительно, только вот шпильки в стиле модерн слишком тонкие… – думала я, разглядывая себя в зеркало. – Но я хочу эти туфли потом оставить себе. И сходить в них на какой‑нибудь прием!»
Моника стала общаться со мной холоднее и отстраненнее. Подчеркнуто корректна, но, как мне кажется, не простит ни единой ошибки! Как же я все‑таки устала! Хотя эмоции бьют через край! У меня предвкушение чего‑то особенного!
Случайных зрителей на таких показах не бывает – вход на мероприятие всегда строго по пригласительным билетам. В основном в число счастливчиков входят звезды кино, театра и музыки, политики и известные деятели культуры, представители прессы (особенно – модных и глянцевых журналов) и, конечно, акулы фэшн‑индустрии. Всех гостей обязательно рассаживают в заранее определенном порядке: самых известных – в первых рядах (звезды, редакторы модных журналов), а уже за ними – тех, кто менее засвечен и раскручен.
Ближе всех располагаются, конечно же, фотографы – они чаще всего сидят на полу возле самого подиума: для них это самое хлебное место. Можно увидеть и заснять абсолютно все! Даже то, что лучше бы и не снимать, честно говоря…
Показ коллекции обычно проходит по стандартному сценарию: модели демонстрируют одежду, по очереди дефилируя по подиуму под музыку. Действо может сопровождаться видео– и световыми эффектами.
Завершает дефиле, как правило, показ свадебного платья, после которого на подиум церемонно выходят все модели вместе с самим дизайнером.
Яркое шоу весенней «Русской коллекции» вызвало в Париже огромный интерес. В шатре негде было яблоку упасть. Явились все представители модных домов, интересные ВИП‑персоны, дипломаты… Их тщательно рассаживали и вообще всячески облизывали, как только могли… Это все нам рассказала Леся и пожелала на прощание ни пуха ни пера. Масса секьюрити, у всех, даже моделей, проверяли документы – аккредитационные карточки. Моника стала похожа на настоящую парижанку и, как мне почудилось, помолодела лет на десять, а то и на все пятнадцать. «Ботокс? Похоже, что прошла несколько сеансов… – шепотом мне на ухо произнесла Эстер. – Из‑за этого она так злилась, из‑за своих морщин и второго подбородка?»
Но мне было все равно. Я думала только о Кене, я ждала его… Гадала, придет или не придет… Ведь толком он не сказал – в этом он остался похож на того, прежнего Кена.
В середине показа мы вышли на сцену – гремела музыка, вспыхивали блики на стенах, в микрофон объявляли что‑то по‑французски. Чем‑то напоминало дискотеку, только изящнее и со вкусом. Задняя декорация – Кремль. Перед ним вместо Мавзолея – танк. А край сцены – круглый и блестящий, как металл. Мы по очереди выходили из рубки подводной лодки, платья на нас немного напоминали военные мундиры – приталенные, с плечами и погончиками, форменными пуговицами… Выйдя из подводной лодки, мы начинали художественно маршировать… не как в армии, а, скорее, как в постановке, средней между оперой и балетом. Хорошо хоть петь от нас не требовалось!
Я маршировала, маршировала, стараясь не упасть, и вдруг опять увидела Кена! В шикарном белом костюме, белом галстуке с золотой булавкой, бледно‑розовой рубашке он смотрелся очень эффектно и импозантно. Он находился рядом с входом и в упор смотрел на меня…
Сознание мое раздвоилось, как когда‑то в Москве… Одна часть оставалась на сцене, другая рвалась к нему… Я потеряла чувство реальности… Краем уха слышала какие‑то крики, а Эстер, которая шла справа от меня, вдруг повернулась и предостерегающе взмахнула руками…
Упс! Мощный толчок в спину неожиданно придал мне ускорение, и я вылетела со сцены… прямо… Прямо к зрителям! Прямо в центр партера, если это можно назвать партером (амфитеатра‑то в шатре совсем не было!).
Там в специально поставленных золоченых креслах сидели какие‑то важные французы. И вдруг я узнала Альбера II и его жену Шарлей, принца и принцессу Монако! Я летела прямо на них… Красавица Шарлей в эффектном золотистом платье смотрела на меня, широко раскрыв глаза от ужаса. Вдруг Альбер резко вскочил и увлек ее за собой, его свита и соседи тоже вскочили.
Горло у меня перехватило, я не могла даже кричать.
Все произошло очень‑очень быстро, но у меня было полное ощущение замедленной киносъемки.
И раз! Все это кончилось, я рухнула вниз, на кого – не знаю, и, похоже, вдобавок ударила кого‑то каблуком, кажется, вокруг кричали.
Но меня подхватили, точнее, выхватили из рук вальяжного толстого коротышки, как мне почудилось, того самого директора Международного валютного фонда, который так неудачно поохотился в Америке на горничную! Но кто же был мой спаситель? Им оказался Кен! Я замерла в его сильных руках!
Все в зале зааплодировали! Даже принц Монако и его супруга. Вокруг кричали: «Браво! Браво!» И, кажется, фотографировали наперебой, во всяком случае, вспышек было много.
Неожиданно танк снова ожил и сделал попытку съехать со сцены, но забуксовал и чуть не свалился на зрителей вслед за мной. Опять крики и всеобщая суета, секьюрити кинулись к сцене. Оказалось, водитель‑француз не справился с управлением, я очутилась перед танком, а потом… отправилась в свой первый самостоятельный полет… «Как Гагарин или Валентина Терешкова, наши космонавты…» – в голове промелькнула именно такая аналогия. Не думаю, что танк Кен подстроил, но все это в его фирменном стиле. От этого авантюриста в таких случаях всего можно ожидать! Всего и сразу!
Когда Кен вынес меня из шатра, на нас набросилась Моника. Такой яростной, по‑моему, она еще не была никогда!
У Моники тряслись руки, а злобная гримаса исказила все лицо. «Мышечный спазм у нее, что ли, после уколов? Или от сильных переживаний? Такое, говорят, случается!» – подумала я.
– Ты с ума сошла! Идиотка, настоящая идиотка! Ты наплевала на карьеру! Ты предпочла ей обычного грязного, похотливого самца! Я думала о тебе лучше!
Все твои дороги теперь закрыты, и карьере в мире моды придет конец!
– Мадам, – с достоинством остановил ее Кен, и она сразу замолкла. – Не советую так разговаривать, а иначе это вам и вашему модельному агентству конец.
Тут он поставил меня на гранитные плиты и с улыбкой продолжил:
– Кроме того, такого модного показа в Париже не было давно! Со времен Плисецкой! Фотографы в экстазе! Алиса стала настоящей героиней дня, она попадет на страницы таблоидов и всех новостных порталов! Так что насчет ее карьеры я спокоен! Кстати. Если вы подсуетитесь, тоже можете погреться в лучах ее славы и заключить неплохие контракты!
Все это время Моника открывала рот и закрывала его, тяжело дыша. Если бы она могла, разорвала бы Кена на клочки! Но она застыла как вкопанная!
– Мадам, обратите внимание, сейчас сюда ринутся репортеры! Стросс‑Канкан, в отличие от вас, не растерялся и уже дает очередное интервью… Сотрите злобу с лица и расскажите миру о лучшей модели вашего агентства! А то ее перехватят Дольче и Габана! Оревуар!
И Кен увлек меня за собой – мимо полиции, фотографов‑папарацци, толп народа…
От того ловеласа, который был студентом и не подарил мне ни цветочка за все то время, пока мы встречались, практически ничего не осталось. Теперь он внушал к себе уважение.
Машина тронулась, и мы поехали. Кстати, никак не могу запомнить марку его автомобиля… по‑моему, он их специально меняет…
– Алиса, ты была великолепна, правда! – сказал Кен, выруливая на бульвар. – Такого не ожидал никто! Ты затмила даже бывшую девушку Джеймса Бонда! Ведь традиционной гостьей, приглашенной для закрытия показа русского модельного шоу, должна была быть французская актриса Ева Грин!
– Та, которая снималась в фильме «Город грехов – 2. Женщина, ради которой стоит убивать»? – механически переспросила я. – Мне понравилось, как она играла…
– А ранее в картине «Казино “Рояль”» она очень хорошо смотрелась в образе подруги Джеймса Бонда, – подхватил Кен. – Русский сезон – как же можно без Бондианы? Но даже Ева на твоем фоне смотрелась бы бледно! Она, я думаю, это прекрасно поняла, получила неплохой гонорар, но на сцену не вышла. Помнишь, какая наступила суматоха после твоего впечатляющего полета?
– Не помню… Просто была в шоке…
– Я думаю! Это очень смело! Долго репетировали?
– Нет. Все получилось спонтанно… Я думала, это ты подстроил…
– Я? – Кен весело рассмеялся. – Ну, ты даешь, Алиса! У меня нет таких возможностей!
– Да? А мне показалось…
– Что показалось? – неожиданно резко спросил Кен.
– Ничего… Значит, это опять совпадение?
– Алиса, ты же знаешь, совпадений не бывает! Это судьба!
Мы замолчали, не хотелось говорить, осенний ветерок приятно обдувал лица. Ехали быстро, и вскоре стало заметно, что мы покидаем Париж и направляемся в один из пригородов. Я забеспокоилась:
– Кен, куда мы едем?
