– Да этот немец запутал мне мозг.
– Ничего. Потом полетишь к французу.
– Когда? После того, как отсижу в тюрьме?! – Я готова была опять разреветься.
– Да подожди ты паниковать раньше времени. Давай спать.
На следующий день меня повели на допрос, он продолжался около трёх часов. Рядом со мной сидела переводчица. Я напомнила ей про то, что у меня есть алиби, чтобы они обязательно проверили отель, в котором я хотела остановиться, уйдя от Клауса. Следователи буквально засыпали меня вопросами.
После допроса банальная процедура из учебников криминалистики – отпечатки пальцев, снимки с табличками. Когда у меня спросили рост и размер ноги, я с ужасом подумала, что мне дадут полосатую робу.
Вернувшись после допроса в камеру, я прислушалась к женским крикам за стенкой и испуганно спросила:
– Что случилось?
– Там камера одиночная. Сидит немка в возрасте. У неё клаустрофобия. Сейчас опять началась истерика. Сегодня её пообещали перевести из одиночки в камеру, где сидят пять человек, чтобы не было так страшно.
Я легла на кровать и уставилась в потолок.
– Зойка, а тебе спеть слабо?
– Запросто.
– Давай споём, чтобы истерику за стенкой не слушать.
– Что будем петь?
– Давай «Парней так много холостых на улицах Саратова». Помнишь?
– Конечно.
Мы с Зойкой запели, а на моих глазах вновь появились слёзы. За стенкой стало тихо…
Глава 6
На прогулку нас выводили в наручниках.
– Зой, ну почему с нас не снимут наручники? Что за ерунда?!
– Я спрашивала. Мне ответили, что так положено по инструкции. Немцы вообще очень дисциплинированные. Они живут по инструкциям.
– Но куда мы можем убежать без наручников? Кругом стены. Кстати, ни одна из женщин не похожа на закоренелую преступницу.
– Поверь, настоящих злодеев на воле гораздо больше. Люди, которых действительно стоит бояться, – на воле. Тех, кто прошел тюрьму, не надо бояться. Здесь люди руководствуются не законами, а понятиями, правдой.
Месяц, проведённый в немецкой тюрьме, стал для меня отличной школой жизни и её очередным этапом, из которого нужно выжать максимум полезного для себя.
Привыкла душу раскрывать и рассказывать о своей жизни? Здесь научись молчать и слушать. И самое главное: никто тебе ничего не должен.
Никто не должен тебя жалеть, слушать твои душещипательные истории и помогать тебе.
Через день я ходила на допросы и возвращалась выжатая, как лимон. После каждого допроса начинало казаться, что мне уже отсюда не выбраться.
В тюрьме искажены многие нормальные, столь привычные нам вещи. Понятия и отношения между людьми приобретают за колючкой совершенно иные окраску и смысл. Главное, не давать повод для неприязни. Все комплексы, качества человека в тюрьме выплывают наружу, и никуда от этого не денешься. Здесь я научилась быть более сдержанной. В конце концов, все же люди… не звери же… Именно тут, как никогда, пробуждается чувство самосохранения…
Человеку вообще свойственно меняться. По большому счету люди – приспособленцы. Могут адаптироваться в любой ситуации… И никакого предательства жизненных принципов… Хочешь жить – умей вертеться! Вот мне пришлось приспособиться к месту, в которое я попала. Тут все женщины разные. И тяжело потому, что женщины все делают на эмоциях – не умом живут. И это минус. Отсюда и разборки, и выживание, и зависть. Тут очень хорошо работает фраза: «Не верь, не бойся, не проси!»
В прогулочном дворе я постоянно видела плачущую девушку. Ни разу не видела её без слёз. Всегда черная от горя. Оказалось, она убила своего только что родившегося ребёнка, а потом осознала, что наделала. Бедолага понимала, что уже ничего нельзя изменить, и очень страдала. Ее все окатывали презрением. Никому её не было жалко.
– Как можно убить своё дитя? Убить того, кто слабее тебя? Убить свою родную кровиночку? – возмущалась Зоя.
– Видно, что она очень раскаивается.
– Да кому нужно её раскаяние? Ребёнка-то не вернуть.
Придя на очередной допрос, я села напротив следователя и устало посмотрела на переводчицу.
– А вы прославились, – натянуто улыбнулась та.
– В каком смысле?
– Газеты пестрят вашими фотографиями. Все только и обсуждают русскую невесту-убийцу.
– Я уже устала объяснять, что не убивала.
– Теперь местные женихи будут поосмотрительнее и перестанут выписывать барышень из России.
– Что значит выписывать? Нас же не почтой к ним отправляют.
– Ладно, мы вас не для этого вызвали. Просто хотим сообщить, что вы свободны.
– Что??? – Я приподнялась и посмотрела на переводчицу ничего не понимающим взглядом.
– Сняты обвинения. Смерть вашего жениха наступила в тот момент, когда вы были в отеле. Вы действительно не убивали. Поэтому можете быть свободны. Сейчас вас вновь отведут в камеру. Ждите, когда пригласят с вещами на выход.
Я шла в камеру на ватных ногах и бросилась к Зойке с рёвом прямо на шею:
– Зоя, суда не будет! С меня сняли все обвинения! Зоя, ты представляешь, меня сейчас освободят!
– А что тогда ревёшь?
– Сама не знаю. Нервы.
– Повезло тебе.
– Зоя, но ведь так не бывает.
– Я же тебе говорила, что бывает. Тут ни у кого нет желания тебя засадить.