Королева отморозков, или Я женщина, и этим я сильна!

– Никакая не мистика, потом разберемся. Сейчас самое главное уладить все перед гостями.

Этот факт ни в коем случае нельзя обнародовать. Нам лишний скандал не нужен. Если уж Фома так сильно захотел, чтобы мы посчитали его умершим, – так выполним его последнее желание.

– Ты хочешь сказать, что он сам все придумал?

– В данный момент я ничего не хочу сказать. Меня больше всего волнует, чтобы все забылось и не всплыло в какой-нибудь бульварной прессе.

Мы приехали, и я молча вышла из машины. В ресторане взбудораженная публика рассказывала фантастические сплетни – одна хуже другой. При виде меня толпа заметно поутихла. Я встала во главе стола и громко произнесла:

– Дорогие мои! Прошу внимания! Дело в том, что произошла непростительная ошибка. Брат моего мужа очень тяжело переживал смерть Фомы, настолько тяжело, что временно потерял рассудок. Я думаю, его можно понять. Кто хоть раз хоронил близкого человека, наверняка сталкивался с похожими проблемами. Так вот: я пошла навстречу пожеланиям брата покойного мужа и отвезла тело обратно в морг. Как выяснилось, это оказалось совершенно ненужным. Патологоанатом подтвердил, что это тело принадлежит моему мужу. Мне жаль, что так произошло, но такова была воля брата покойного. В данный момент тело моего мужа, как и положено, предано земле. Прошу прощения у всех собравшихся за случившееся и предлагаю почтить память моего любимого покойного супруга.

На секунду приложив платочек к глазам, я подняла рюмку и выпила ее до дна. Люди встали и молча последовали моему примеру. Затем я села за стол и положила в свою тарелку пару ложек салата.

– А где сейчас находится брат Фомы? – спросил кто-то из зала.

– Он под наблюдением врачей. Ему надо немного отдохнуть – и он придет в норму.

Через полчаса ненужные мне разговоры поутихли. Гости с энтузиазмом принялись опустошать свои рюмки и тарелки. Некоторые так хорошо поднабрались, что вообще перестали понимать, по какому поводу закатили столь шикарный обед и почему отсутствует музыка. Еще через полчаса собравшиеся хором запели русские народные песни. Я поняла, что мне здесь больше нечего делать, и, пожелав всем хорошо отдохнуть, направилась к выходу. У двери меня ждал Бульдог.

– А ты как здесь очутился? – удивилась я.

– Я за тебя переживаю, Чупа, – засмеялся он.

– А что за меня переживать? Я что, маленькая, что ли?

– Нет. Просто ты женщина…

– Забудь, что я женщина! Ладно, раз уж ты здесь, то поехали на кладбище. Посмотрим, как моего суженого закопали.

Бульдог открыл дверь в машину, и я вытянулась на заднем сиденье.

– Тебе плохо, Чупа?

– Да нет. Просто голова трещит. А где пацаны?

– Не знаю. После того как на кладбище уехали, не появлялись.

– Понятно. Позвони Гарику и скажи, чтобы все старшие собрались у могилы Фомы. Все семеро.

– Может, на даче? А то что – у могилы?!

– Не спорь. Я так хочу. И вообще, мне совершенно неинтересно выслушивать твое мнение.

Бульдог надулся и принялся звонить по мобильному.

Закрыв глаза, я медленно массировала виски.

– Послушай, а где этот придурок? – неожиданно вспомнив о Лешике, спросила я у Бульдога.

– Какой?

– Да Лешик! На хрен ты его одного оставил?! Он же может сбежать и рассказать в любой газете, что мы не Фому похоронили!

– Да не волнуйся ты так! Я его наручниками к перилам беседки приковал. Я что, не соображаю, что ли, что он сбежать может! Сидит теперь как миленький и ждет твоего приезда. А Юлька там рядом шашлыки наяривает.

– Если этот придурок вздумает сбежать, то тут и Юлька не поможет.

– Да как он сбежит?! С перилами от беседки, что ли! – засмеялся Бульдог.

– Будем надеяться, что ты прав.

– Послушай, Чупа, что с ним дальше делать-то будем? Мне кажется, что придется мочить, чтобы языком не трепал.

– Посмотрим. Мочить тоже не хочется. Уж больно он перед сегодняшней публикой засветился. Дома жена, двое детей. Всем известно, что брата полетел хоронить. Для начала я хочу с ним побеседовать. Если, конечно, не убежит к тому моменту, когда мы приедем.

– Я же тебе сказал, что не убежит.

– Смотри. Головой отвечаешь.

Я опять закрыла глаза и продолжила массировать виски.

– Хочешь, я тебе сегодня массаж сделаю? Я все точки знаю. Головную боль как рукой снимет.

– Хорошо. Останавливай машину и перелезай ко мне. Сделай сейчас – мне с пацанами надо беседовать, а голова трещит, аж тяжко.

Бульдог остановил машину и перебрался на заднее сиденье. Положив мою голову к себе на колени, он стал делать массаж. Я расслабилась и полностью обмякла в его руках. Мне всегда льстило, что Бульдог ко мне неравнодушен. В нашем доме он появился довольно давно. Он телохранитель-профессионал высочайшего класса. Поговаривают, что он работал у многих воров в законе, охранял их и их семьи. Его услуги стоят очень дорого, но этих денег совсем не жалко – жизнь, как говорится, дороже.

Когда дела Фомы пошли в гору, он сумел заполучить Бульдога, предложив ему хорошее жалованье. Позже Бульдога неоднократно пытались переманить на сторону, но он все-таки остался в нашей семье. Мне казалось, что дело вовсе не в высоком окладе, – при желании Бульдог мог устроиться в другое место и получать еще больше.

Мне казалось, что дело во мне. Когда Фома перестал справляться с делами и все бразды правления перешли в мои руки, Бульдог почти всегда находился рядом со мной, и это мне льстило. Я не знаю, влюблен он в меня или нет, но то, что он меня хочет, это точно. А может, его чувства сильнее, – это мне, к сожалению, неизвестно.

– Бульдог, ты будешь у меня работать или уйдешь в другое место? – спросила я, млея под его обалденными руками.

– Ты что, меня увольняешь?

– Нет, конечно. Просто тебя Фома на работу принимал, а его больше нет.

– Мне казалось, что я уже давно работаю на тебя, а не на Фому.

– Значит, ты остаешься?

– Конечно.

– А до каких пор?

– Пока кто-нибудь не предложит мне зарплату побольше, – засмеялся он.

Я открыла глаза и внимательно посмотрела на него. А он довольно интересный мужчина. Сумасшедшие размеры тела, мужественное лицо, коротко подстриженные волосы. Я всегда предпочитала мужчин с большими формами. В штанах у него, наверное, тоже стоящее орудие! И еще: он всегда в костюме и белоснежной рубашке – такую аккуратность я всегда ценю в мужчинах.