Давно я так не смеялась. Сергей Леонидович шутил так много, что улыбка, казалось, намертво приросла к моему лицу.
Как может человек сидеть в тюрьме и оставаться таким жизнерадостным?
Возможно, он просто не хотел рассказывать мне про жизнь в тюрьме, но мне было очень важно это знать.
– А кто вас арестовал? – наконец решилась я.
Мы гуляли по кругу, и Сергей Леонидович держал меня под руку. Пространство было ограничено, поэтому мы прошли по одному маршруту, наверное, миллион раз.
– Солдаты. Но как все было организовано! Нарядные солдаты машут флагами и громогласно кричат. Нас: Антона Ивановича, меня и Орлова, настоятельно провожают к машине. Едем в сопровождении эскорта из двух бронемашин. Сюда приехали – встречают человек тысяча, не меньше. Приветствуют!
– Слышала я, как они приветствуют! Смерти они вашей желают! – разозлилась я, вспомнив брань революционной толпы. – Они ведь могли устроить самосуд!
– Чему быть, того не миновать, – улыбнулся Маркин, и у меня отлегло от сердца.
– А кто вас обслуживает? Кто охраняет внутри?
– Юнкера. Добрые ребята. Смотрят вот, как у нас офицеров уважают. А помогают нам два пленных австрийца и еще русский стрелок старой закалки. Хороший человек.
Я покачала головой.
– Вас послушать, так и в тюрьме отличная жизнь.
– А чего унывать, Кристина Глебовна? Только здоровье себе портить.
Я улыбнулась, и затем оказалась в объятиях Маркина. Было так приятно и спокойно находиться рядом с ним, что я бы пошла за ним даже в камеру. Все равно где, главное, чтобы с ним.
Неожиданно раздался громкий голос:
– Господин генерал, свидание окончено, следуйте на ужин.
– Сейчас! – откликнулся Сергей Леонидович.
Он все еще держал меня за талию, и мы смотрели друг другу прямо в глаза.
Такой момент… Мне казалось, я перестала дышать. Сейчас, да, сейчас, он меня поцелует. Впервые… определенно сейчас…
Но Маркин лишь наклонился и прижался губами к моей руке.
Наверное, мое разочарование ярко отразилось на моем лице, потому что Сергей Леонидович спросил:
– Что-то не так?
– Нет, ничего, – я заставила себя кое-как улыбнуться.
– Господин генерал! – снова окликнули Маркина с крыльца тюрьмы.
– А почему он называет вас не «Ваше Превосходительство»? – удивилась я.
Мы шли по направлению к тюрьме. Так не хотелось отпускать его туда…
– Вы разве не слышали про приказ №1, Кристина Глебовна?
Честно, я про него не слышала, но признаваться было стыдно, поэтому я промямлила что-то невразумительное.
Маркин ухмыльнулся, но ответил:
– Этот приказ уравнивает офицеров и солдат. К солдатам теперь обращаемся на «вы», а они к нам «господин» и звание.
– Как так можно! – возмутилась я. – Уравнять офицеров и этих грубых, неотесанных солдат!
Маркин засмеялся и слегка сжал мне руку.
– Как по мне, Кристина Глебовна, так «господин генерал» звучит лучше «вашего сиятельства». И к тому же, никто не забудет, какое у меня звание.
Смеясь, мы дошли до тюрьмы.
– Надеюсь завтра увидеть вас снова, Кристина Глебовна.
– Всенепременно, Сергей Леонидович.
Я отправилась в гостиницу. Посмотрев на часы, я поняла, что мы с Сергеем Леонидовичем провели вместе почти пять часов. И как же быстро и незаметно они пролетели!
Шестнадцатое сентября определенно можно включить в один из счастливейших дней.
На следующее утро на извозчике я отправилась к Костицыну. Я опять собиралась просить его о свидании. Надеюсь, он не сочтет меня слишком навязчивой.
Я передала свою просьбу, и Костицын скоро принял меня. Оказалось, он уже предупредил охрану, что я буду появляться каждый день.
Как же чудесно!
Вспомнив, что Сергей Леонидович говорил про еду, я купила в магазине ветчину. Это, конечно, не барашек, но тоже мясо.
Маркин уже был на месте.
– Сергей Леонидович!
– Кристина Глебовна, опаздываете. Скучно здесь одному стоять. Даже поклонников у забора нет.
– Простите, – я извинилась, но на лице все равно сияла улыбка.
Маркин заключил меня в объятия и прошептал на ухо:
– Вы такая красавица, Кристина Глебовна.
Меня обдало волной жара от его признания. Раньше Сергей Леонидович мне ничего подобного не говорил. За комплимент можно было считать разве что «маленькая Кристина Глебовна».
Я совершенно растерялась и не знала, что ответить. Ничего остроумного в голову не пришло, поэтому я протянула: