Грешник

– Он – взрослый парень.

– Да… Да. Слушай, думаешь, он поправится?

Ларка всхлипнула, поймала его сжатую в кулак ладонь и пытливо заглянула в глаза. В такие моменты, как этот, правда никому не нужна. Она хочет обмануться. Глеб мог бы сказать, что после тяжелой черепно-мозговой травмы последствия могут быть какими угодно. Что можно выжить, но на всю жизнь остаться растением, и тогда уже, наверное, лучше смерть. Но Громов не стал. В конце концов, он и сам не оракул.

– Мы все для этого сделаем. Все. Я ведь уже сказал…

– Да-да… Я помню. Спасибо…

Глеб кивнул. Есть не стал, хотя бутерброды на тарелке и выглядели довольно привлекательно. Листья салата были свежими, хлеб – хрустящим, а ветчина – не заветренной. Но все равно кусок в горло не лез. И становилось понятно, что чем больше он узнает, тем сильнее в этом всем вязнет, как будто и без этого у него были шансы.

Хотелось узнать Наташу. Не с Ларкиных слов – злых и зашоренных, которые ему так хотелось затолкать ей обратно в глотку. А самому… Шаг за шагом. Чтобы она по доброй воле ему открылась. И почему-то стало стыдно что-то выпытывать за ее спиной. Как будто он не всю жизнь этим занимался. Собирая информацию о недругах и конкурентах.

Сейчас это показалось ему святотатством.

– Пойдем… – вздохнула Ларка и, тяжело опираясь на стол, встала.

Глеб кивнул. Забрал со стола бутерброды и задержался у буфета, чтобы купить чая. Где-то совсем недавно он слышал, что беременным кофе нельзя. Не иначе, как от Каримова. Да, так и есть. Только его начальник, окончательно свихнувшись на своей жене, мог выдать ему эту ценную информацию.

Что ж… Теперь он понимал, как это – помешаться на женщине. Все его инстинкты и вся его мужская суть вопили – вот она. Она… И что с этим делать – он совершенно не знал! Знал только, что она в его жизни будет.

Когда они вернулись на свой этаж, Наташа все так же сидела на своем стуле. Только теперь чуть вытянула ноги, а спиной облокотилась на стену.

– Наташа, тебе нужно поесть, – тихо сказал Глеб, опускаясь перед ней на корточки. Протянул злосчастную тарелку. Он нескоро еще, наверное, привыкнет к тому, как она смотрит. Прямо в глаза, так что кажется – душу видит. И сама ничего не таит. Может быть, и правда блаженная, да только что это меняет?

Ничего. Для него ничего…

– Спасибо, – поблагодарила тихонько и, послушно взяв бутерброд, откусила. Губы испачкались в майонезе. Она подняла тонкие длинные пальцы и, не отводя от него глаз, стерла след. – Кирилл любит есть всухомятку.

Твою же мать… Кирилл…

Не то, чтобы это что-то меняло…

Глава 3

Глеб сидел в машине и всматривался в желтые окна домов. Он не знал, что делал здесь в двенадцатом часу ночи. Что погнало его сюда через весь город и зачем. Громов был уверен только в одном – своим инстинктам следует верить. Казалось бы, что может случиться? За Наташей есть, кому приглянуть. Он позаботился. Да и вообще… кому может понадобиться эта тихая девочка? Но ведь зудело что-то внутри, ворочалось, не давая ни глаз сомкнуть, ни пусть даже просто сосредоточиться на работе.

Громов чуть сместился, крепче сжав ладонями руль. Из-под рукава свободной толстовки показался циферблат часов. Сколько ему так сидеть? Неизвестно. Впрочем… это не так уж и важно. С собой у него имелся огромный термос крепчайшего кофе, и даже какая-то выпечка, заботливо приготовленные домработницей шефа. Он просил только кофе, но в доме Каримовых о полумерах не слышали. Шикарные условия. Сиди себе – не хочу. Не то, что в армейке, где он мог часами лежать в засаде под палящим солнцем, или, наоборот, в диком холоде, от которого поджимались яйца.

Из подъезда Наташи вышла парочка и, смеясь, побрела по тротуару. Глеб опустил стеклоподъемник, впуская в салон своего Мерседеса свежий аромат весны. Одуряюще пахло цветущими абрикосами, влажной после дождя землей и чем-то тонким, едва уловимым. Может быть, каким-то цветами, щедро устилающими палисадники по весне.

В подворотне заорали кошки. И хоть март был уже давно позади, данный факт нисколько не охлаждал котячий пыл. Глеб усмехнулся и, подняв руку, растер пальцем бровь.

Он с большим трудом убедил Наташу поехать домой. Та собралась ночевать в отделении реанимации. А Глеб просто не мог этого допустить. Она же беременная. Ей отдыхать надо, воздухом дышать, а не больничным смрадом. Гулять, опять же, а не весь день на стуле скрюченной сидеть… Громов точно знал обо всех этих рекомендациях, потому как беременная жена его шефа, кажется, нарушала их все. А тот тихонько сатанел, впрочем, ничуть не показывая благоверной своего недовольства. И только когда становилось невмоготу – звонил поныть Громову. Со стороны это выглядело так же удивительно, как и смешно. Глеб никогда не думал, что ему посчастливится такое увидеть. Но, если отбросить шутки, Каримов сам виноват. Угораздило ведь жениться на всемирно известном ученом-физике. Не мог же он и вправду рассчитывать на то, что она бросит дело всей своей жизни, чтобы только ему было спокойнее от того, что она не сидит за компьютером?

Ладно. С этим он разберется. И с прогулками, и со всем остальным. Надо будет – сам с ней гулять станет. Ему не трудно. Беспокоило Глеба другое – квартира, в которой Наташа жила, была вовсе не той, что он дарил своему сыну на свадьбу. И это было довольно странно.

Тренькнул телефон.

– Да!

– Глеб Николаевич. Ну, насчет квартиры мы узнали. Сделка купли-продажи еще в прошлом году через реестр прошла. Парень квартиру продал.

– А эта? На Пушкина?

– Съемная. Однушка.

– А получше он ничего не нашел? Там же одни клоповники…

– Мы еще роем, но у этого Кирилла, похоже, серьезные финансовые проблемы.

– Рассказывай, что есть. Даже если информации мало.

– По моим предположениям, парень продал квартиру, чтобы выкупить долю в клубе.

– В том самом «Вирусе»?

– Ага. Там в основном малолетки из золотой молодежи тусуются. Серьезных людей не встретить. Разве что их детишек. Парень сунулся в бизнес. У них он там кем-то вроде арт-директора работает, ну, и доля уже почти год, как его.

Громов провел ладонью по щетине. Арт-директор. Его сын… Это в кого у него такие способности? Точно не в него самого. У Глеба с художественной самодеятельностью даже в школе не складывалось. Впрочем, это ли главное? Громов прикинул в уме, сколько Кирилл мог получить за квартиру, какие накопления у него могли остаться с тех бабок, что он перевел на его счет за эти годы. Трудно было прийти к какому-то заключению, не зная оборотов клуба, но что-то подсказывало Глебу, что этих денег было не так чтобы достаточно.

– Сколько ему принадлежит?

– Двадцать процентов.

– Думаешь, бабла хватило?

– Не думаю. Оборот там навскидку хороший. А по документам – вы знаете, как это делается. Кто ж в них истинное положение вещей покажет…

– Разве что идиот.

– Дерьмовое это место, Глеб Николаевич.

– Почему?

– Нехороший слушок о нем идет. Я тут еще на форумах поотираюсь, присмотрюсь. Но есть информация, что там наркотой бомбят.

Глеб закусил щеку изнутри. Где-то что-то такое он и предполагал. Ну, не проламывают череп просто так. Значит, что-то не поделили. Или дорогу кому перешел… Придурок малолетний.

– Ты уж разберись, Матвей. Мне информация еще вчера была нужна. Менты что-нибудь говорят?

– Не-а. Камеры, естественно, отключили. Но, может быть, что-то удастся нарыть с уличных. Хотя если те ребята вошли, когда клуб работал, и закрытия дожидались внутри – обнаружить их будет еще сложнее.

– Ройте. Мне нужно понимать, что случилось. Все, что найдете на этого парня – шли сразу мне.

– Понял. Работаем.

Глеб отключился. Нет, он не забыл, что поручил разузнать и о Наталье, просто… Ну, не мог он себя заставить вот так о ней… за спиной. Не хотел лишать себя возможности узнавать её шаг за шагом. Сам. Чтобы никто другой о ней этого не знал. Только он.