– О своем фуроре! Ты же его произвела, м-м-м? – смотрит на меня с претензией.
Зависаю. Настьке я очень благодарна. Но сейчас мне совершенно не до нее. Надо упаковать вещи и как-то остыть. Потому что чем дальше, тем сильней моя паника. Что делать – ума не приложу. Я к такому кульбиту судьбы совершенно не готова морально. И дело даже не в моей проклятой девственности. Хотя я не очень-то представляю, как буду объяснять ее наличие Николоу. А в том, что наша связь имеет вполне конкретный срок. Это все равно, что пытаться жить, зная дату собственной смерти.
– Предложение руки и сердца можно считать фурором? – улыбаюсь невесело. Настька комично округляет губы.
– Твой Чуковский, наконец, созрел?! А я тебе говорила! Говорила? Ну! Так с ними надо.
Господи, опять она про Корнея Ивановича!
– Вообще его Ставрос зовут. Он мой шеф, – решаю рассказать соседке больше подробностей на случай, если ее будут расспрашивать ребята из миграционки. Надо же подстраховаться!
– А ты еще та штучка, – смеется Настя. – Дай подумаю, в этот момент ты была в бежевой юбке, – хитро щурит глаза.