Застенчивые кроны
Гера снова перевел взгляд на Дашку.
– Иди, – шепнула она, в глубине души радуясь, что получила отсрочку. – Иди. У меня все хорошо.
Герман послушно кивнул и пошел вслед за начальником охраны. Как он и думал, с крепежами все было в полном прядке. В отличие от большинства отечественных режиссеров, Герман не экономил на крепежном оборудовании. В арсенале его съемочной группы находились лучшие крепежные приспособления, которые только можно было приобрести. Такие вещи не ломались! Не выходили из строя!
– Вы хотите сказать, что их просто не закрепили, как следует?
– Данный факт не вызывает сомнений, – нахмурился мужчина. – И учитывая то, что Дарье угрожали, думаю, что это произошло не случайно.
Герман вскинул голову.
– Конструкция бы рухнула прямо на Дашу, подойди она к ней…
– Наверное, так бы и случилось.
– Рада, зови сюда гаффера и всех осветителей, – рыкнул Герман на застывшую в дверях помощницу.
Разговор с поникшим гаффером ничего не дал. Тот, едва не плача, заверил режиссера, что лично проверял все крепления перед началом съемок. У Германа не было оснований ему не доверять. С Самойловым они работали уже добрый десяток лет. Он был асом своего дела, который не мог допустить подобного рода ошибку. Значит, на площадке случилась намеренная диверсия.
– Куда смотрела охрана? – рыкнул мужчина.
– Герман Маркович, мы и предположить не могли, что опасность может исходить…
– А должны были! – перебил начальника охраны режиссер. – Я плачу вам чертову уйму денег! Иваныч, ты когда проводил финальную проверку осветительных приборов?
– Минут за сорок до начала… – дернул кадыком пожилой гаффер.
– Тебе плохо, что ли? – с опаской покосился на мужчину Гера.
– Понятия не имею, как такое произошло… Со мной никогда такого не случалось… – бормотал тот, вытирая платком пот со лба.
– Мне нужно задать вам пару вопросов, возможно, вы видели что-то подозрительное…
– Нет, ничего такого! Я бы в жизни никого не подпустил к своему оборудованию.
– Может, твои ребята что-то видели?
– Они бы сказали…
– Все равно, я всех опрошу, – настаивал начальник охраны. – Нам бы криминалиста толкового, Герман Маркович. Пока не поздно…
– Звони Капустину. Пусть всех на ноги поднимает…
Герман отошел к стене, и устало провел рукой по лицу. Теперь не имело смысла скрывать причину усиления мер безопасности на площадке. Умолчать о сложившейся ситуации не получится. Испорчено дорогостоящее оборудование, да и Елену в жизни не заткнешь. А значит, впереди неприятный разговор с продюсерами, к которому следовало основательно подготовиться. Нужно было постараться извернуться так, чтобы объяснить ситуацию, умолчав о том, что тревожило Дашку. Умолчав о шантаже… Никто не должен был узнать правду.
– Герман Маркович, мы закончили с осветителями. Те клянутся, что ничего подозрительного не видели. И подтверждают слова Самойлова о том, что он проверял конструкцию перед началом съемок.
– Значит, опросите всех присутствующих. Мне ли вас учить?
– Уже… Так и делаем.
Весь вечер Герман провел на ногах. Он переговорил с Давидом, Марго и рекомендованным им человеком. Тот пообещал прислать компетентных людей, которые помогли бы разобраться со сложившейся ситуацией. Слова Германа о том, что на месте уже работают профессионалы, Николай Иванович – именно так представился незнакомец, тихонько хмыкнул, заметив:
– Мои люди – профессионалы.
Видимо, это должно было объяснить всё. И, черт побери, у Геры не было никаких сомнений в его словах!
– Герман Маркович, – вдруг снова заговорил Николай Иванович, когда Герман уже решил повесить трубку.
– Да?!
– А что вам известно о самой Дарье? В курсе ли вы, к какой семье она принадлежит?
– Даша – сирота. Её удочерили Ставшие. Мы, кажется, уже говорили об этом.
– Говорить-то говорили… Вот только, учитывая возможности её семьи, для меня несколько удивительно лично мое участие во всем происходящем.
– Почему? – растерялся Герман. Нет, конечно, у приёмной матери Любы была очень непростая семья. Очень богатая… Но порой даже деньги ничего не решали.
– Ставр Ставший… Что вам известно об этом человеке?
Герман напрягся:
– Ничего. А что должно быть?
– Он поможет. Обратитесь к нему.
– Это означает, что вы отказываетесь с нами работать? – не понял ситуацию Герман.
– Я не отказываюсь. Я лишь говорю о том, что Ставр Ставший может знать гораздо больше, чем мы хоть когда-нибудь узнаем. Введите его в курс дела. Мой вам совет.
Николай Иванович положил трубку, а Герман, окинув взглядом толпу, устало потер виски.
– Расходитесь, ребята. Завтра нас ждет тяжелый день. Пока мы не выяснили, что, мать его, происходит, будьте, пожалуйста, предельно внимательны и осторожны.
Толпа одобрительно загудела и двинулась к выходу из павильона. Дождавшись, пока все уйдут, Герман судорожно втянул воздух, и устало откинулся на стену. Наконец этот день закончился. Наконец он может пойти к Дашке… Никто не скажет, что он бросил команду в самый ответственный момент. Он был с ними до конца и делал то, что должен был делать. Исполнял свой долг… Так почему на душе скребли кошки? Почему в животе все скручивалось в тугой узел от неправильности происходящего? Почему весь сегодняшний день он больше всего хотел все бросить к чертям, и пойти к ней?! Наверняка, напуганной и несчастной.
Непогода усиливалась. Дождь лил, как из ведра. Герман продрог до костей, пока добрался до гостиницы. Медленно поднялся по ступенькам и замер возле самой двери, не решаясь сделать последний шаг. Давая себе еще немного времени, потому, что потом… ничего не останется. Будет только она…
Вдохнул в последний раз поглубже, и будто бы в омут бросился, распахивая дверь. Свет не горел… Только луна купала в своем прозрачном серебряном свете хрупкий женский силуэт. Сердце пропустило удар. Герман сделал шаг вперед и замер от нереальности происходящего.
– Ты пришел…
– Недостаточно быстро…
– Ты… пришел.
Шаг, еще один, и вот она уже так близко… Легкие наполнились её свежим хмельным ароматом. Вдохнул его глубже, до черных точек перед глазами… Но все равно было мало. Хотелось еще… Чтобы молекулы её феромонов по его крови текли. Вместо никому не нужного сейчас кислорода…
Его трясло. И непонятно, холод тому был виной, или её присутствие. Скорее последнее. Несколько миллиметров между их телами – совершенно недостаточно, чтобы хоть как-то собой овладеть. А потому страшно… Невыносимо страшно. Будто бы в огненном кольце находишься. Некуда отступать. Нет возможности противостоять стихии… Да и такого желания нет… Ещё на миллиметр ближе. Почти у самых губ. Так близко, что её дыхание ожогами опаляло кожу. Клеймило… Вот оно как… бывает! Сердце выбивало дробь. Веки отяжелели настолько, что Герман с трудом удерживал глаза открытыми. И смотрел, смотрел, смотрел… Как заворожённый. В открытое окно ворвался горный прохладный ветер, бросил в лицо Дашкины волосы, окутал её ароматом, еще сильнее раздувая пламя желания. В голову бухнула мысль – с ней все хорошо… Вот она – рядом подрагивает… От облегчения подкосились колени. Захотелось упасть на них и прошептать: Господи боже, спасибо… С ней и правда все хорошо… Но вместо этого в оглушающей тишине прозвучало:
– Я не отступлю.
Это могло означать что угодно, но Герман очень надеялся, что Дашка поймет его правильно. Сейчас он не смог бы точнее выразиться, не было слов…
– Я знаю… – прошептала тихонько, у самых губ.
Он все же сдался – прикрыл глаза, опасаясь напугать Дашку их сумасшедшей прорвой. И балансируя у черты, коснулся искусанных губ. Он ошибался. Ни один пожар в мире не сравнился бы с нею… Она, как вулкан… По телу раскаленной лавой растекалась. Меняя все… Меняя его навсегда.
– Девочка, Дашенька…
Скользнул руками под тонкое платье, прошелся вверх по ногам, сминая юбку. Губы коснулись колотящегося пульса, прикусили ключицу. Она застонала и, откинувшись в его руках, вплотную прижалась бедрами. Герман зашипел, впился пальцами в нежную кожу. Всем лицом потерся о ее шею, наверняка оставляя на ней свои метки. Сильнее прикусил, не в силах сдержать дикую примитивную потребность в ней. В ее горле завибрировал крик. Он почувствовал его скорее, чем услышал. Рыкнул в ответ, нетерпеливо стаскивая через голову футболку. Промокшая одежда раздражала кожу и была абсолютно лишней.
Дашка смотрела во все глаза. Подрагивающими пальцами зарылась в короткие волосы у него на груди, провела по соскам. Лизнула сжавшиеся бусины, так и не отведя взгляда. Герман дернул застежку на платье, но молния не поддалась.
– Сними эту тряпку, или я её разорву…
Дашка мигом выполнила команду, и тут же оказалась лежащей на спине. Его торопливые пальцы проникли в трусики и провели по гладкой промежности, разделяя ее сердцевину. Нетерпеливо скользнули внутрь, но тут же упругая плоть заняла их место.
– Бл*дь! – выругался куда-то в подушку, прежде чем жадно толкнулся в нее. – Не могу без тебя, Дашка… Уже не могу.
Он двигался и двигался, подгоняемый сумасшедшим удовольствием, он сгорал в ее пламени. Дашка хрипела, царапала спину, сотрясаемая его мощными толчками. Герман просунул руку между их телами и принялся настойчиво поглаживать ее налившийся, скользкий от выделений, клитор. Кольцо мышц вокруг него сжалось. Задыхаясь, и едва не скуля от невыносимого наслаждения, толкнулся сквозь этот захват – раз, другой, и… с хриплым стоном кончил.
Глава 23
Даша проснулась позже обычного. Солнце ярко светило в окно, и уже ничего не напоминало о разыгравшейся ночью буре. Только отголоски удовольствия, которые сладкими волнами все еще расходились по телу. Стихия вчера разыгралась не только за окном…
Взгляд скользнул по темной вихрастой макушке. Нежная улыбка растянула губы. Умаялся её мужчина… Проспал. Даша нерешительно занесла руку над головой любовника. Ей до зуда в пальцах хотелось провести по его мягким густым волосам, приласкать… Но почему-то не решалась.
– Смелей… – хриплым со сна голосом пробормотал Герман и, как большой породистый кот, сам «боднул» головой ее руку.
Даша тихонько рассмеялась и сделала, наконец, то, о чем давно мечтала. Погладила. С каким-то бесшабашным задором. Сегодня ей не хотелось думать о плохом, хотя за прошедшие сутки все усложнилось донельзя. Ей в кои-то веки захотелось стать безответственной, наплевав на всех и вся. Не вспоминать о подстерегающей опасности, о палаче, которого так и не смогли вычислить… И который угрожал ее жизни. Ей захотелось побыть живой, на случай, если эта самая жизнь оборвется…
Герман ластился… И ласкал сам.
– Эй… Мне нужно в душ…
– Потом…
– И в туалет…
– Фууу… Как неромантично.
Даша снова заулыбалась, так и продолжая медленно-медленно, едва касаясь, поглаживать мужчину. Впрочем, все веселье её покинуло, когда, будто бы протестуя против её несерьезности, Герман куснул сосок, который совершено бесстыдно показался из-за съехавшей простыни.
– Гера… – выдохнула она.
– Да-да, я помню… В туалет. Только знаешь, что? Я где-то слышал, что в таком случае удовольствие гораздо более интенсивное. Давай проверим? – искушал он.
Даша всхлипнула. Выгнулась дугой, когда он, сжав руками обе ее вершинки, по очереди стал те посасывать. Помогал себе пальцами, превращая соски в острые, жаждущие ласки пики. Ему удалось отвлечь Дашку от ненужных мыслей. Уже через пару минут она вообще обо всем забыла. Стонала под ним, выгибалась, терлась, как кошка, всем телом.
Герман сходил с ума от ее податливости. Целовал хрупкие плечи, скользил губами вдоль живота. Одним плавным движением развел в стороны её длинные ноги, нажал большим пальцем на возбужденную горошину клитора. Даша зашипела, рефлекторно подкинув бедра, чем он тут же воспользовался, скользнув двумя пальцами внутрь. Поднялся выше, оперся лбом о ее лоб, просипел:
– Тугая, такая тугая…
– У меня давно никого не было.
Герман шевельнул пальцами. Еще, и еще. Наслаждаясь обволакивающей их влагой и жаром. Поймал ртом Дашины губы, куснул нижнюю. Он бы всю ее съел…
– Насколько давно? – требовательно поинтересовался мужчина.
– Очень давно.
– Год? – Герман добавил третий палец, и снова сосредоточил внимание на напряженной тугой груди.
Даша всхлипнула, раскинула ноги шире.
– Два?
Замер на секунду, и она протестующе замотала головой, одновременно с этим надавливая своей ладонью на его неподвижную руку.
– Сколько? – Герман не знал, почему это было так важно. Никогда раньше его не интересовали такие вопросы. Но только не сейчас.
– Почти тринадцать лет! – закричала Дашка и расплакалась. То ли от того, что пришлось в этом сознаться, то ли от удовольствия, которого её лишили.
Герман закашлялся. Просто подавился воздухом, который до этого яростно вдохнул. В бронхах жгло. И этот болезненный огонь распространялся по всему его телу виной. Сжигал в своем пламени все оправдания. Выносил приговор. Виновен… Виновен… Виновен! Нелогично и, если мыслить рассудочно – безосновательно. Так раньше он и считал. Вот только теперь ко всему происходящему подключилось сердце, и все воспринималось совсем по-другому. Абсолютно иначе. Виновен… Мог уберечь ведь, мог… Почему, Господи? Почему так случилось? Какие ты выбираешь дороги, чтобы свести людей в одной точке? Почему отмеряешь им столько боли?
– Герман…
– Молчи…
– Ты ни в чем не виноват.
Он вскинул взгляд. Дернул кадыком, сглатывая застрявший в горле ком.
– Очень виноват. Очень…
– И зря… Я не хочу, чтобы между нами стояло еще и это. Я вообще не хочу, чтобы между нами хоть что-то стояло…
Даша отчаянно зажмурилась и призывно повела бедрами.
– Даша…
– Я хочу, чтобы ты меня любил, а не жалел, в попытке искупить вину. Я хочу, чтобы ты меня хотел.
– Твою ж мать… Можешь в этом не сомневаться. – Герман толкнулся горячей головкой в ее влажность и хрипло выругался, когда она оплела его поясницу ногами.
– Тогда люби меня… Люби… Как вчера.
Герман не мог отказаться от такого предложения. Сцепил зубы, погружаясь в нее медленно, по миллиметру. Вчера он не знал, какой перерыв был у Даши, а потому ненароком мог причинить ей боль. Сегодня он будет осторожен. Плавно скользнув внутрь, замер окруженный подрагивающей тесной плотью. Закинул худые сильные ноги повыше. Медленно вышел, сводя Дашку с ума своей неспешностью. Она нетерпеливо толкалась навстречу, царапала ногтями сбившиеся простыни и его влажную от усилий сдержаться спину. Качнулся вперед, внимательно наблюдая за ее разгоряченным, наполненным страстью лицом. Погружался глубоко внутрь и, отступая, практически выходил, пока в один прекрасный момент не выскользнул вовсе.
– Герман… – захныкала Дашка, шаря рукой, чтобы помочь ему вернуться… Гера перехватил ее запястье, отвел в сторону и всей длиной проехался по ее сердцевине.
Даша сходила с ума. Терялась. Даже дышала через раз, когда вспоминала, как надо. Захлебывалась от удовольствия, но пила его, и пила… Чтобы утолить жажду. Чтобы хоть как-то притушить разгорающийся внизу пожар. А Герман раздувал его все сильнее, надавливая налившейся до предела головкой на её нежную плоть. Он бы еще долго ей дразнил, если бы Дашка не взяла ситуацию в свои руки. Изогнулась, как йог, качнула бедрами и, наконец, снова ощутила его глубоко в себе. Стиснула мышцами, не позволяя выйти. Заставляя его хрипеть от бешеного удовольствия…
Целую вечность спустя, Герман нашел в себе силы приподняться. Для тоненькой, измученной сексом Даши его вес был тем еще испытанием, но все равно она протестующе застонала. Герман отвел волосы от ее лица, пристально всматриваясь в осоловевшие глаза:
– Что?
– Так хорошо с тобой… Не уходи.
– А работать кто будет?
– Ууу… Разве можно в такие моменты о работе вспоминать?
Герман улыбнулся, перекатился на бок, спустив ноги с кровати.
– Вот и не вспоминай. К тебе это не относится.
– Это почему же?
– У тебя законный выходной. Как и у всей съемочной группы. После вчерашнего вряд ли нам удастся сконцентрироваться на работе, а значит, не стоит и пытаться.
– А ты тогда куда торопишься? – нахмурила брови Даша. Воспоминания о вчерашнем нахлынули с новой силой. Никакие блоки их больше не сдерживали.
– Нужно разузнать, что и как. Попытать ребят из охраны. Может быть, им что-то удалось выведать.
А еще следовало встретить спецов Николая Ивановича. Но об этом Дашке знать не обязательно. Не нужны ей лишние переживания.
– Держи меня в курсе, хорошо?
– Хорошо… – скупо улыбнулся Герман и, наплевав на все, вновь прижал Дашу к себе. – Не переживай, только… Теперь за тобой, как за хрустальной, приглядывать будут.
– Хорошо… – шепнула та. – Ты тоже береги себя…
Герман ушел, приняв душ. Дашка искупалась и вызвала горничную сменить белье, которое выглядело далеко не так презентабельно, как накануне. Переделав все дела, замерла посреди комнаты. Она не знала, чем заняться. Прятаться в комнате женщина не могла. Потому что никогда бы не позволила себя запугать. Кем бы ни был человек, планирующий покушение, она не даст ему насладиться собственным страхом. Не на ту напали! Уже через несколько минут, гордо вскинув голову, Даша вышла из номера. За ней тут же последовал ничем не примечательный человек. Мало кто мог разглядеть в нем профессионального охранника.
Несмотря на то, что Герман объявил выходной, в павильоне кипела работа. Послонявшись немного без дела, а также заверив каждого повстречавшегося на пути в собственном добром здравии, Даша примкнула к операторской группе. Те как раз просматривали отснятые вчера эпизоды и оживленно о чем-то беседовали. Даша тихонько примостилась на стул, прислушиваясь к обсуждению. Было интересно, хотя многого она все еще не понимала. Для нее то, что делали эти люди, было чем-то совершенно непостижимым. Как истинные художники, они творили магию. Именно их глазами зритель впоследствии видел фильм… Очень сложная работа, требующая стольких навыков и знаний! Если Герман решал, ЧТО показать в очередной сцене, то Ефрем принимал решение, КАК это сделать. Он, как самый настоящий художник, рисовал фильм с помощью света и кинокамер. Именно поэтому у них на площадке порой находилось настолько огромное количество осветительных приборов, что они подчас занимали гораздо большую площадь, чем сам снимаемый кадр. И, как у любого художника, у Ефрема был свой, только ему присущий почерк. С помощью композиции, цвета, света и фактуры кадра он мог запросто воплотить в жизнь все замыслы режиссера, и даже придумать что-то свое. Очень сложная работа, очень интересная…
Даша сама не заметила, как влилась в обсуждение. Видимо, спросила что-то, а Ефрем ответил. Будто бы и не было этих лет. Тринадцать лет назад Даша также интересовалась всем-всем на площадке.
– Значит, ты считаешь, здесь лучше сверху снимать?
Даша резко вскинула голову. Когда здесь успел появиться Герман?
– Ну… я… Я ведь не профессионал…
– Это да. Но Ефрем мне еще в самом начале предлагал то же самое.
Вот те раз. Даша вскинула глаза на оператора, который буквально пять минут назад спорил с ней по этому поводу. Тот ухмыльнулся в густую бороду и поднял руки к верху:
– Поймали… Сдаюсь. На самом деле я хотел увидеть сцену твоими глазами. Ты ведь ее будешь играть.
– И как? – оживился Герман.
– Даше не хватало знаний, чтобы предложить свой вариант, что, впрочем, полностью компенсировалось ее живым воображением. Подозреваю, мы видим эту сцену приблизительно одинаково.
Герман задумался. Ковырнул носком туфли щербинку на плитке, покрывающей пол.
– Я подумаю над этим… – прозвучал задумчивый ответ. – Даш, можешь отвлечься на пару минут? Ты мне нужна…
Даша кивнула головой и, попрощавшись с операторской группой, с которой провела без малого три часа, двинулась к выходу из павильона.
– Ну, узнал что-нибудь новенькое?
– Ничего…
Герман психовал. Она это чувствовала кожей. Нелегко такому человеку давалось бессилие. Он закипал. Дашке даже неудобно стало – ведь из-за нее это все. И ведь знала, что не должна была себя винить, но все равно винила…
– Слушай, Даш… А поехали куда-нибудь… погуляем? – предложил вдруг мужчина.
– Погуляем?
– Да! Осточертело это все… Просто погуляем. Ты и я. Думаю, для тебя нет никакой опасности. Никто ведь не знает о наших планах…
Провести время с Германом? Просто погулять? Как обычные люди? Забыв о вчерашнем происшествии и нависшей над всеми опасности? Она бы хотела… Дашу волновал лишь один вопрос – вопрос безопасности. Не своей, а окружающих её людей. Вчера уже чуть было не пострадал ни в чем неповинный человек. На чьей совести это было? Только лишь на совести преступника? Или… Дашина вина в том тоже присутствовала? Вина… Гадкое чувство, которое она гнала от себя все утро.
– Пойдем, Даш…
И они пошли. Даже машину не стали брать. Доехали на древнем громыхающем трамвайчике до центра. И вышли у средневекового величественного костела. Шагали медленно, держась за руки, по тихим мощеным улочкам. Переговаривались время от времени, и останавливались, чтобы рассмотреть достопримечательности. Даша, голосом заправского экскурсовода, рассказывала спутнику местные легенды, которыми была богата эта земля, и во весь рот улыбалась. Но было что-то наигранное в этой улыбке. В ее душе все смешалось. И счастье, и горечь, и какая-то совершенно необъяснимая тяжесть, которую Даша не могла отнести на счет вчерашнего происшествия, как ни пыталась. Что-то засело в сердце занозой и не давало покоя. Чувство какой-то ужасной необратимости…
– Смотри, может, присядем?
Даша очнулась от собственных мыслей. Встряхнула головой. С ней рядом был великолепный мужчина. Мужчина, который дал ей так много! Который был готов бороться за нее, несмотря ни на что!
– Да. Давай… Здесь отличный кофе. И штрудель. Давай закажем?
Они уселись в уличном кафе, из которого открывался фантастический вид на старый город, и сделали свой заказ. Без всякого стеснения Герман закинул Дашкины ноги себе на колени и принялся разминать уставшие ступни.
– Ну, рассказывай… О чем ты весь день думаешь? – серьезно глядя на спутницу, поинтересовался он.
– О чем? Не знаю. Наверное, о смысле жизни… Я всегда об этом думаю, гуляя по этим древним улочкам. Глупо, правда?
– Конечно. О чем здесь думать? Никакого смысла в жизни нет.
– То есть, как это? – удивилась Даша, переплетая свои пальцы с его.
– А вот так. Мы сами наполняем жизнь смыслом.
Даша моргнула, обдумывая сказанное. Растерянно провела по волосам, задумчиво прикусила пальцы…
– Что, озадачил? – Герман нежно провел по выпирающей косточке на запястье и, не удержавшись, поцеловал.
– Немного. Знаешь, я теперь понимаю, почему тебя причисляют к великим…
– О мамочкибожемой… – застонал Герман.
– Гений Серебрянского… – передразнила любимого Даша.
Герман громко рассмеялся, и уже у самых желанных на свете губ прошептал:
– Заткнись и поцелуй меня.
Глава 24
– Ну, вы посмотрите, кто домой вернулся! – закричала Люба, сбегая по ступенькам крыльца Даше навстречу. С ее рук прямо им на одежду сыпалась мука, но разве это имело значение? Даша тоже соскучилась… Вдохнула теплый Любин аромат, подмигнула вышедшему из дома Яну.
– Привет…
– Ну-ка, дай на тебя посмотрю… – Люба отстранилась от приемной дочери, внимательно её разглядывая. – Все хорошо? Тебя никто не обижает? – требовательно поинтересовалась она, воинственно нахмурив брови. С губ Даши сорвался смешок, а потом она и вовсе захохотала.
– Нет, ну, а что? – растерянно пробормотала женщина. – Ставр, вот чего она ржет?
– Наверное, потому, что считает себя взрослой и умудренной жизненным опытом, – хмыкнул Ставший, отставив в сторону ящик с овощами.
– Вот-вот. А ты со мной, как с первоклашкой, – улыбнулась Даша, выбирая из ящика свежий хрустящий огурчик.
– Я просто переживаю за тебя, – смутилась Люба, поглядывая на мужа.
– Не стоит, Люб, правда. У меня все хорошо… Даже лучше, чем я могла бы подумать, – заверила Дашка, переключаясь на сына: – А ты как, красавчик? Что нового? Не звонишь мне даже… Совсем старушку забыл.
– Ну, извини, старушка, – передразнил мать Ян, – мы тут все в мыле. Готовим кое-кому праздник… – подмигнул игриво сынок.
Дашка опять рассмеялась. Вот же… вырастили сердцееда, девкам на погибель. Потрепав сына по плечу, женщина потянулась сладко, раскинула руки в стороны, будто бы в попытке обнять все кругом. Как же хорошо дома! Как замечательно, что ей всегда есть, куда вернуться. Место, где ее любят и ждут. Просто так, без всяких для себя выгод. Здесь было так тихо и спокойно… Умиротворяюще.
Этим утром Даша проснулась разбитой. Ей часто снились странные, подернутые дымкой сны, в которых она искала кого-то, звала, блуждала в одиночестве по запутанному лабиринту, не в силах найти выход. Сегодня ей тоже приснился лабиринт… Герман уже ушел, и в голову снова полезли всякие мысли. За прошедшие полторы недели им так и не удалось пролить свет на случившееся на площадке несчастье. Не удалось выяснить, кто подкинул Дашке записку, как и не удалось найти Керимова. Он как будто сквозь землю провалился, после того, как у него закончился срок испытания. Надежда на то, что правда откроется – таяла с каждым днем. А место надежды в душе потихоньку заполнялось страхом. Записи могли всплыть в любой момент. Но боялась Даша не этого. Напротив, она уже даже хотела вскрыть поскорее нарывы. В ее случае, ожидание смерти было хуже её самой. Она столько лет боялась, что в какой-то момент страх разоблачения полностью исчерпался. Однако появились новые поводы для волнений. Даша опасалась навредить Герману. Страшилась, что ее счеты с Керимовым коснутся кого-то еще… За себя так никогда не переживала, как за других…
