Всё – свет

В этот момент каждый из стоявших вокруг стал подходить ко мне ближе и, растворяясь и превращаясь в свет, проникать сквозь меня так, что я чувствовала всем, что есть, будто наполняюсь невесомой силой. Вихрь начинал кружиться внутри. Это чувство было щекотным, приятным и очень сильным. Каждый в виде энергии света проходил меня насквозь. Это было невероятно быстро, всего несколько минут. И я изменилась навсегда.

Рядом со мной стоял старец.

– Теперь ты знаешь, что делать.

Я, оглушённая внутренней тишиной, молчала. Затем тихо произнесла: «Да».

Глава 4. Предназначение

Утром я проснулась в своей кровати. Посмотрела вокруг. Определённо, новое ощущение себя руководило мною.

Встала. Взглянула на постель – заправлена. Только так подумала, и это сразу же произошло. Я управляла Всем.

Одета. И я стою в одежде, словно не была мгновение назад в пижаме.

Вышла в ванную. Ну, умыться я могу сама, тем более что это доставляет мне удовольствие. А за организмом нужно ухаживать бережно. Он ведь будет служить мне ещё много лет. Я улыбнулась. Как новая! Ушли мысли, тревога, мечтательность. Я знаю, что мне делать! Теперь всё так ясно вокруг! Понятно, кем быть и что дальше будет. Какое прекрасное будущее!

Я получила ответы на все вопросы, мучающие меня. Я знала!

С огромной радостью в душе и одновременно непривычным спокойствием вошла на кухню.

У плиты стояла бабушка. Я подошла сзади и обняла её.

Бабуля улыбнулась, оборачиваясь и заглядывая мне в лицо. Она в своей обычной манере пыталась выяснить, всё ли в порядке.

– Ты что, милая?

– Всё хорошо! – ответила я на вопрос, не выпуская её из объятий. – Ты знаешь, могу подсказать, где твоя спица!

Я отпустила её и, улыбаясь, села за стол.

Бабушка удивлённо оглянулась.

– Правда?

– Абсолютная! Она завалилась в щель шкафа.

Бабуля, прищурив с улыбкой глаза, немедленно вышла из кухни.

Через некоторое время послышались её шаги.

– Виктория, милая, она действительно там! Как ты узнала?

– Случайно.

Я вдруг подумала, как легко хранить тайну. Никого не обманываю ни в чём. Только помогаю.

– Бабуль, у меня к тебе дело.

– Да, родная.

– Как только мы позавтракаем, я хочу помочь тебе кое в чём и что-то рассказать.

– Хорошо.

Бабушка выложила оладушки на тарелку и села за стол рядом со мной.

– Ба, а давай испечём вместе блинчики, как твоя мама готовила?

Я озорно посмотрела на свою любимую подругу детства.

– Я как раз сама хотела затеять. У меня и рецепт сохранился. Давай испечём. Сегодня к полднику.

– Согласна!

После завтрака мы с бабушкой прошли в гостиную, ту самую, в которой я вчера мечтала у окна и где произошла встреча с будущим.

– Бабушка.

– Да, дорогая.

– Скажи мне, а давно болит твоя нога?

– С детства, милая. Мы тогда жили в деревне. В мои обязанности входило пасти коров. А дети раньше в деревне летом ходили босиком. Вот я и пошла с ними, как всегда босая. Но мы ведь не только своих домашних коров пасли. Бывало, скотину нескольких соседских хозяек вести приходилось. Все, кто постарше, в поле работали, а детей, таких как я, малых, лет восемь-девять мне было, на сенокос не брали, а коров пасти в самый раз. Так мы, деревенские дети, по очереди и ходили с ними в поле.

Ну и было у меня тогда четыре бурёнки. А одна пугливая – страх! Мечется в сторону от меня, боится. Я за ней, а она в лес, глупая. Как мне остальных оставить? Я и решила. Свою корову привязала к дереву за верёвку, а другие, думаю, не уйдут, будут рядом пастись. Сама побежала за беглянкой.

А та – в болото. Мне страшно. Иду за ней тихо, зову её: «Зорька, Зорька!». А она уже почуяла что-то неладное, почву другую под копытами ощутила и пошла ко мне сама. Стала человека слушаться. Вот я взяла её за верёвку под шеей, веду. Вдруг то ли сук, то ли ветка острая или железка какая, так и не знаю, что это было. Почва-то вязкая. Как провалилась я ногой и напоролась. Закричала от боли. Сначала думала, укусил, что ли, кто? Кровь хлещет, понять не могу, что случилось.

Бурёнка опять вырываться стала, испугалась крика моего. Я держу её. Коли чужая корова в болоте сгинет, то свою придётся отдавать. Знаю это. Нельзя отпускать. Плачу, иду, держу её крепко, уговариваю: «Ты, бурёночка, не убегай сейчас, а то больно мне, помоги дойти спокойно до стада».

А корова словно язык человеческий поняла. Замолчала, идёт тихо, ни звука не издаёт.

Вышли мы на поляну, где коровки мои стоят, я на землю легла и реву. А они обступили меня и давай ногу лизать. А мне вроде бы и легче. Всю рану по очереди языками вылизали, пока кровь не остановилась.

А дальше куда? Скотину голодную домой привести нельзя. Так нас воспитывали. Терпи, а дело делай. Нашла лопух, верёвкой примотала и похромала дальше пасти. А когда домой вечером воротилась, нога всё болела. На следующий день тоже. Пока к лекарю дошли, уже воспаление сильное, говорит он, инфекцию занесли. Рану-то почистили, но с тех пор болела она всё время. Периодически вскрывали её, заново чистили. А потом, когда всё зажило, рана сама заросла, а кость пострадала за это время. Вот и ноет теперь то на погоду, а то и так просто.

Я сидела задумчиво.

– Бабушка, а почему ты мне раньше про это не рассказывала?

– Так ведь ты не спрашивала. А зачем дитя беспокоить? Тебе расти надо.

– Бабушка, а дай мне свою ногу в руках подержать.

– Зачем?

– Я тебе помочь хочу. Мне подумать надо. Добра пожелать тебе, ноге твоей. Я больно не сделаю. Дотронусь только.