Ивановка

– И вы меня тоже.

Ее тихий голос казался шершавым. На табуретку она села и с такой же бесцеремонностью, как и бабка, – интересно, получится ли к такому привыкнуть? – заглянула в ноутбук Ильи.

Он захлопнул его прямо перед ее лицом.

– Налить вам… – словно в оправдание начал он.

Но чего? Все уже выпито. Разве что банка горбуньи продолжала стоять на столе.

Девушка тоже на нее посмотрела. Встала, ловко распахнула форточку – а Илья так и не смог выяснить, как такая конструкция открывается, – и нет банки. На ее запястье он заметил толстый багровый след, как от наручника.

– Так лучше, – объяснила она.

Илья исчерпал на сегодня способности удивляться и возмущаться. Со всем этим он разберется потом… когда-нибудь потом.

– Как открывается окно? – вместо этого спросил он.

– Дед Макарыч открывал снаружи лопатой и веревкой, – задумчиво сказала гостья.

И, взглянув на Илью, неожиданно рассмеялась. Не улыбнулась – громко захохотала. И так же резко остановилась.

– Там по центру была рукоятка, нужно ее найти. А пока можно просто как следует надавить пальцем в дырку.

– Вы здесь бывали?

Она кивнула.

Какая-то родня деда? Поэтому и пришла? Илья не успел спросить – но она ответила:

– После смерти хозяина. Его я живым не встречала.

Но тогда что ее привело? Почему-то и во второй раз не получилось произнести эти несколько слов. Да и опоздал Илья с ними: пока шевелил губами, девушка шмыгнула к двери и скрылась за ней.

Глава 2. Дурак

– Ну и кто там у Макарыча поселился? – баба Дарья тасовала карты на грубом дощатом столе, звучно поддевая их толстыми желтыми ногтями.

– Хорошо встретила? – непонятно, кто это спросил. Или в слова случайно сложились звуки старого дома – свист ветра за окном, клекот в печной трубе, тиканье настенных часов и попискивание мышей в погребе.

Как обычно, все всё знают. Но о веревках в ее комнате, как Варя и предполагала, речи не пойдет.

Она села на табуретку рядом с бабой Дарьей, поежилась и поплотнее завернулась в серую шаль. Варя мерзла. Тут даже в жаркий летний день всегда знобит и кажется, будто дует в каждую щель. А сейчас, в начале ноября, туда действительно дуло. И еще как!

– Он здесь не выдержит.

Баба Дарья оторвалась от своих карт и выразительно посмотрела. Беззвучный вопрос дико злил. Так всегда: она никогда не верила и всегда проверяла. А ведь, когда Варя только здесь поселилась, обещала, что все будет совсем не так.

И особенно обидно, что баба Дарья держала Варю за неразумную, начисто отказывая в здравом смысле.

Этот приезжий – такой напуганный, запутанный и растерянный, он потерял даже сам себя и ничего собой больше не представляет. Столько боли, злости и страха – раскаленный комок колючей проволоки. И зачем бы он, пустое место, раздавленная тень бывшего человека, не стоящая и ломаного гроша, только кому-то сдался?

– Он не умеет даже топить печь, – прямо глядя в выгоревшие от старости карие глаза, ответила Варя. С намеком, и нет сомнений, что баба Дарья его поняла.

Да, приезжий не представлял интереса. Сам он – нет. Но было у него кое-что гораздо более полезное и нужное, чем он сам: телефон и ноутбук. Жизнь за пределами Ивановки продолжалась и по-прежнему занимала Варю, что бы там ни говорила баба Дарья. Ей хотелось знать, что происходит в мире. Иногда, хоть это и всегда болезненно, тянуло хоть глазком заглянуть к людям из своего прошлого. А еще больше вызывала любопытство судьба приходивших на гадание гостей.

«Не наше это дело. Нас не касается, что с ними дальше», – ругалась баба Дарья.

И много чего еще говорила. Что энергию, мол, высасывает такой интерес из обеих сторон. Но она по поводу каждого из своих бесчисленных правил множество объяснений находила. А Варе интересно – и все.

Несмотря на все запреты, она бы охотно просто украла то, что ей нужно. И это было бы совсем несложно. В отличие от нового хозяина дома Макарыча, она прекрасно знала, как открыть любое из окон – на тот случай, если он сумеет запереть дверь.

Останавливало одно: где Варя спрячет вещи? Все надежные места вскрывались: иногда сразу, иногда чуть позже. И вместо продолжения танца на граблях лучше бы получить стабильный канал связи с миром, этакое оконце в него, вне дома. И в этом-то и задача, а вовсе не в том, о чем всегда думает баба Дарья.

Но – и тут пока проблема – Макарыч так и не обзавелся электричеством, так что столь желанные для Вари предметы скоро потухнут и станут просто кусками пластика – те же бревна, разве что для растопки негодные. Утешало, что одинокому молодцу наверняка и здесь помогут соседи. Горбатая бабка Танька наверняка уже его захомутала. Скорее всего, она и притащила ту банку, без которой определенно лучше. Вот же старая лицемерка!

«Никогда не поймешь, какое печенье слаще, пока не укусишь», – однажды заявила она старосте Фомину.

Прямо на одной из сходок из-за бесконечной стройки в деревне: там то ли что-то снова пропало, то ли испортили. Закончился шум, как всегда, пшиком. Все разошлись, не приходя к согласию, но слова бабки Таньки Варе в память запали. Думали-то так точно многие, это только вслух сказала она одна.

– Наш новый сосед уже был здесь. Просто не помнит, – сказала баба Дарья и перевернула карту на столе черной рубашкой вниз. – Дурак.

– Это точно, мать. Еще какой, – дуновением ветра прошуршал непонятно кто.

– Я про карту, – отозвалась баба Дарья.

Она каждый день вынимала карту дня – так она ее называла – и предсказывала судьбу гостей еще до их приезда. На нынешней – шут с завязанными глазами, в красном колпаке с бубенцами поднял ногу, готовясь сделать шаг в пропасть. А за ногу его кусает собака. Ее зовут Суета.

Варя усмехнулась и встала:

– Пора бы чаю.

Она поставила чугунный чайник на плиту, а из печи достала серые булки. На вкус они сладко-соленые. Баба Дарья пекла их каждое утро, прежде чем сесть за карты.

Только позавтракали, как за забором напротив окна остановился запачканный белый «Приус». Оттуда, как искра из костра, бесом вылетела женщина в длинной черной шубе. Но не только она спешила, а и от нее: автомобиль резко газанул и рванул обратно на дорогу задним ходом. Женщина быстро направилась к дому, но едва не упала – поскользнулась и провалилась каблуком в грязь, спрятанную под тонкой ледяной коркой. Зима еще слаба.

– Какая шустрая, – допивая чай, отметила баба Дарья.

Каблуки уверенно задробили по сеням. В дверь стукнули.

– Заходите!

Высокая, худая, около тридцати. Норковая шуба до пят – явно новая, и не менее очевидно, что хозяйке не терпелось ее выгулять.

– Дарья? – уточнила она.

Кивнув, баба Дарья бросила косой взгляд на груду вещей на полу и показала на вешалку у двери.

– А разуваться не надо, так проходи.