Ухоженный старинный парк засыпал в вечерней тишине. Большой красивый дом, стоявший почти в самой его середине, тоже готовился ко сну. В спальне, освещенной лишь слабым светом ночника, неслышно распахнулась дверь. Легкие шаги по начищенному до зеркального блеска паркету. Огромная кровать под балдахином.
– К-хм. Простите, но вы просили в любое время… – Мужчина лет тридцати в строгом черном костюме протянул под балдахин большой пухлый конверт. – Задание выполнено.
– Все нормально. – Морщинистая, покрытая старческими пигментными пятнами, рука взяла конверт. – Слава Всевышнему.
Секундное молчание. Человек, лежащий в постели, бросил быстрый взгляд на застывшего помощника.
– Вы свободны.
Когда за ним закрылась дверь, человек еще немного полежал, держа в руках конверт и о чем-то задумавшись. Потом он надорвал плотную бумагу и вытряхнул себе на одеяло его содержимое. На прохладную сиреневую ткань упало несколько листов бумаги и пачка фотографий.
Худая рука взяла одну из них и поднесла поближе к глазам. Из груди вырвался еле слышный выдох облегчения. Взгляд, обращенный на снимок, заметно потеплел.
14
А весной Триша влюбилась. Не в Георга. Парня звали Владиславом, он заканчивал тот же институт, где училась Триша. Да, так бывает. Ходишь ты, ходишь, периодически видишь человека, но до поры до времени не испытываешь к нему совершенно никаких чувств. А потом вдруг раз! – и все! Переклинивает что-то в мозгах, и вот ты уже просто жить без него не можешь!
Вот так же и Триша с Владом. Ходили – не замечали – столкнулись в дверях – влюбились. Причем столкнулись в буквальном смысле слова – Триша выходила из книжного магазина, а Владислав, отвлекшись на что-то, не глядя, шагнул в дверь. Бабах! Новая книжка, которую девушка не успела убрать в сумку, вылетела из рук и готова была шлепнуться на мокрое после недавнего дождя крыльцо. Влад произвел довольно виртуозные манипуляции руками и в итоге успел подхватить книгу почти у самой ступеньки.
– Ловко! – засмеялась Триша.
Парень выпрямился и уставился на нее. Прикольно, девчонка-то знакомая, кажется, он видел ее в институте! Да и как можно не запомнить эту кудрявую рыжую шевелюру! А у нее, оказывается, карие глаза…
Через пару недель он уже просто жить не мог без этих глаз. И Триша тоже – без него.
А с Георгом они перестали видеться буквально за несколько дней до встречи с Владом. Он просто исчез. Причем произошло это как-то неожиданно и в одночасье. И, как ни странно, но у нее почему-то было предчувствие, что что-то не так. Но она не придала тогда этому значения. Просто смотрела, как Георг, проводив ее до подъезда и попрощавшись, уходит. И в какой-то момент сердце болезненно сжалось – почему-то ей вдруг показалось, что она видит его в последний раз. Все было вроде бы нормально, а вот почудилось… Тогда Триша отогнала от себя дурные мысли, просто тряхнула рыжими кудрями и обругала себя: «Фу ты, дура! Чего каркаешь!»
Но после этого Георг действительно исчез. Не появлялся сам. Телефон его был отключен. Когда, даже спустя месяц, он так и не отозвался, она повторила свою попытку дозвониться до Георга. И снова в ответ та же фраза: «Телефон абонента отключен или находится вне зоны действия сети». Послушав повторение на английском языке, Триша задумчиво отложила трубку.
Что не так? Куда он запропастился? А может быть он в курсе того, что Триша теперь не одна? Увидел их с Владом вместе или еще как-то узнал? Или с ним самим что-то случилось?
Триша несколько раз спускалась в переход, но Георг там больше не появлялся. Поспрашивала у байкеров – те тоже только пожимали плечами. Никто ничего не знал о Георге. Да и сама Триша о нем больше ничего не знала…
15
– Он может спутать нам все карты, – произнес высокий мужчина лет шестидесяти, стоявший возле окна.
– Вы так считаете? – ответил старческий голос за его спиной. Худой старик, сидевший в кресле, помолчал. – Не думаю. Это скорее случайность.
– Порой именно случайности приносят за собой такие серьезные последствия… – с легким нажимом проговорил стоявший у окна.
– Хорошо. Проследите за ним.
– Может быть, сразу принять меры?
– Не стоит. По крайней мере, пока.
Ответом был тяжелый недовольный вздох.
16
Когда Триша сообщила родителям, что выходит замуж за Владислава и собирается уехать с ним почти на другой конец страны (толкового юношу пригласили на работу в даль дальнюю, но зато сразу на престижную должность и достойную зарплату с перспективой на дальнейший рост и того и другого), у родителей случился шок.
Отец с матерью пробовали отговорить дочь от совершения столь опрометчивого поступка. Потом попробовали поскандалить. Под конец мама даже применила «тяжелую артиллерию» – довольно артистично изобразила начинающийся сердечный приступ.
Но Триша оказалась непреклонна. Она заверила родителей, что не бросит учиться, а просто переведется в тамошний вуз.
– Да поймите же вы, мы ведь не в чистое поле едем, там такой же большой город, там все есть, а науке там вообще огромные почет и уважение! – почти кричала под конец девушка.
Но ни мать, ни отец категорически не желали понимать, почему именно их дочь должна принести себя в жертву этой самой науке.
– Да не собираюсь я себя ни в какие жертвы приносить! Я просто буду жить далеко от вас, это, конечно, плохо. Но я так же буду учиться, получу образование, устроюсь там на хорошую работу…
– Ага, а еще нарожаешь детей и бросишь учебу, потому что на одни руки и ребенок и учеба – это, знаешь ли, тяжеловато! – смахивала слезу мать и хваталась за сердце.
– Мам, я не собираюсь в ближайшее время рожать!
– Это ты сейчас так говоришь! А как уедете, так и начнется!
– Через какое-то время – не спорю. Но не сразу! И потом, почему это ребенок на одни руки! У меня вообще-то будет муж!
– Муж! – фыркала мать. – Да если он такой умный, как ты говоришь, то вряд ли ты его дома лишний раз увидишь! Займется своей наукой, и будешь ты одна все на себе тащить!
В общем – и т.д. и т.п…
Но Триша все равно уехала.
17
Воистину сегодня был необыкновенный день! Можно было даже сказать – день чудес!
И чудеса эти начались с самого утра. В маленьком магазинчике, куда Лев Александрович Пожарский отправился ни свет ни заря за продуктами, не привезли творога, а маленькому Артемке врач рекомендовал усиленное питание, причем именно творогом – у мальчика были проблемы с ножками. Пришлось отцу идти в другой магазин, на соседнюю улицу.
Пожарский шагал по тротуару, подставив лицо теплым весенним лучам. Он вообще любил эти ранние утренние часы, когда людей на улицах еще не много, воздух свеж, и не лезет в уши вечный городской шум.
Даже машин на дорогах было еще не так много. И одна из них, обогнав Пожарского, вдруг остановилась. Вышедший из нее мужчина внимательно смотрел на Льва Александровича. Потом перешел улицу и стал ждать, когда тот приблизится.
– Простите… Лев … э-э… Александрович?
Пожарский приостановился, недоуменно покосился на окликнувшего его человека. Очень высокий худощавый мужчина лет пятидесяти. На щеках яркий румянец, какой может быть только у чахоточных или истинно рыжих людей. Слава богу, этот человек был рыжим. Коротко стриженные каштановые волосы, выразительные карие глаза.
Боже мой! Пожарский аж отступил назад, не веря своим глазам.
– Простите! Аскольд… м-м… Францевич! Неужели это вы?!
Аскольд Францевич Мейерхольд приходился дядей его покойной супруге – Елизавете Пожарской. Виделись они, правда, всего раза три за эти годы. Сказать по правде, если бы тот сам не окликнул Льва Александровича, то Пожарский ни за что не признал бы его.
Разговорились. Узнав, что произошло с племянницей и ее семьей, Мейерхольд пришел в ужас. Потом, глянув на часы, извинился и, сославшись на спешку, спросил, где Пожарские живут сейчас. Узнав адрес, решительно заявил, что сегодня же подъедет к ним.