Девочка с птицами

Она выходит, а я ложусь на кровать, беру блокнот и пытаюсь написать хоть что-нибудь. Великих писателей не останавливали обстоятельства. Они могли целыми днями сидеть за письменным столом и творить шедевры.

Тёмка положил на верхнюю койку бейсболку. Он всегда ее оставляет, чтобы его место не занимали. Пару лет назад в лагере у него из-под носа увели хорошее место, с тех пор Тёмка учится отстаивать свое.

Кручу-верчу блокнот, но так и не касаюсь ручкой бумаги. Лишь случайно ставлю крохотную точку и начинаю злиться. Прячу блокнот под подушку, поворачиваюсь на бок. Лицо Лёньки подсвечивается лампой на прикроватной тумбе, а в руках он держит книгу в бумажном переплете.

– Что читаешь? – спрашиваю, когда не удается заснуть.

– Мангу.

– Комиксы, что ли?

Лёнька опускает раскрытый том и поворачивается ко мне.

– Вроде того. Их японцы придумали. Тут рисовка черно-белая, видишь? – он показывает картинки, я киваю. – Они пишут о духах предков, привидениях и многом другом.

– Понятно…

Собираюсь спросить что-то еще, как дверь открывается. Руслан окидывает нас взглядом и проходит в середину комнаты. Бейсболка Тёмки улетает на раскладушку, а Руслан ложится на верхнюю койку. Переглядываюсь с Лёнькой.

«Ты скажешь?» – немо спрашиваем друг друга.

Общаться с такими дикобразами, как Руслан, довольно трудно. Особенно, когда они занимают чужое место, ни у кого не спросив разрешения.

– Там занято, – решается Лёнька.

– А мне побоку.

– Тёмку лучше не злить.

– Еще что придумаешь? Я сюда спать пришел, а не жить с вами, балбесами. Вырубай свой светильник и спи.

Дом погружается в тишину. Слышно только, как мы втроем дышим. Поглядываю на время. Тёмка еще не вернулся. Чем он там занят? Беру телефон и пишу Лёньке: «Я за Тёмой».

Тот складывает пальцы в «Ок» и поглядывает на Руслана.

Поднимаюсь и на цыпочках выхожу из дома. Хоть сейчас и лето, снаружи прохладно, даже легкая дрожь пробирает. Потираю предплечья, разгоняя тепло по телу. Под светом луны дома с садами похожи на картину, запечатленную художником.

В темноте появляется оранжевая точка, мерцает, шевелится и гаснет. Потом еще одна, и еще. Оглядываюсь и с тревожным чувством направляюсь туда. Интуиция меня не подводит.

– Опять?! – возмущаюсь я, отчего Тёмка вздрагивает и роняет спичку. Она падает на землю и затухает. Вверх вьется тонкая струйка дыма.

– Блин, Сень, нельзя же так пугать, – выдыхает Тёмка. – Я чуть коньки не отбросил.

– Что на этот раз?

Он отводит глаза и качает головой. Открывает коробок, закрывает, открывает, закрывает.

– С подружкой поругался? – спрашиваю.

– Нет у меня никакой подружки, – Темка сует спичечный коробок в карман шорт. – Просто… в семье проблемы.

Мне это незнакомо. Я не ссорюсь с родителями, если только иногда капризничаю. Мой максимум – отказаться от женской панамки.

Ты же хочешь стать писателем, укоряю себя мысленно, а конфликты – основа произведений. Разберись!

– Расскажи, станет легче, – неуверенно предлагаю я.

– Да нечего рассказывать. Предки меня сюда сплавили, чтобы продолжить ругаться. Я им не нужен, – плечи Тёмки опускаются.

– Ты же знаешь, что это неправда.

Он хмуро смотрит на меня и ничего не говорит.

– Иногда взрослым необходимо побыть вдвоем, чтобы все прояснить. Я об этом недавно в комментах читал.

– Я сам что угодно могу в комментах написать. Интернетик – это не реальная жизнь, Сень. Тут все гораздо сложнее.

– Ла-адно, – присаживаюсь на корточки и сгребаю кучку горелых спичек в руку вместе с горкой пыли. – Но ты же помнишь, что мы сюда приехали отдыхать? Помнишь про абрикосы? Клубнику? Море? – встаю, подхожу ближе и шепотом добавляю: – Подумай о девчонках в купальниках!

Мрачный Тёмка прыскает, едва я упоминаю купальники.

– Я же знаю, что на самом деле ты приехал сюда ради этого, – серьезно говорю я, сжимая в кулаке мусор.

– Так точно, – так же серьезно отвечает он.

– Поэтому давай будем отдыхать. У нас впереди три месяца. А взрослые… они ведь потому и взрослые, что сами могут разобраться с проблемами, да?

– Ну, – вздыхает Тёмка, – может, ты и прав. Я никогда не понимал, почему они ругаются. Вроде все нормально было.

– Помнишь, что ты про сестру рассказывал?

– Я много о ней рассказывал. Говори конкретнее.

– Она все время то ругалась, то мирилась с парнем. И когда ты ее спросил, зачем это все, она сказала какую-то такую фразу… – щелкаю пальцами, пытаясь уловить мысль.

– …что всем нужно выпускать эмоции?

– Да! Вот. И твоим родителям тоже нужно выпустить эмоции.

– Ладно, убедил, – Тёмка треплет меня по волосам, отчего челка спадает на глаза как у какого-нибудь давно нестриженого пса. – Пошли, пока твоя бабушка не начала волноваться.

* * *

Я просыпаюсь, едва начинает светать. Из окна дует свежий утренний воздух. Приподнимаюсь, опираюсь локтями на тумбу перед подоконником и всматриваюсь в туман. Он понемногу рассеивается, являя на свет жемчужные капли росы. В ветвях яблони колышется паутина. Вдали кричит соседский петух. Долго и протяжно, пока не начинает сипеть и не замолкает. Сложно, наверное, быть петухом. Когда ты, состарившись, перестаёшь быть нужным, от тебя избавляются.

– Сенечка! Ты чего не спишь? – замечает бабушка. Она подманивает меня жестом. – Идём, посидим на качелях.

Осторожно выбираюсь из кровати, натягиваю спортивные штаны и футболку и выхожу. Сажусь рядом. Бабушка задорно машет ногами, раскачиваясь.