И все небо для нас

– Ну да-ай! – капризничает Мила, строя глазки.

Мама никогда не отказывала ей в сладостях, а мне велела делиться с сестрой. Верный способ заставить одного ребенка завидовать другому – отбирать у него еду.

– Будешь так себя вести, ничего не дам.

– Ты злая! – в слезах сестра поджимает губы. – Злая-злая-злая!

Десять лет я жила и не ведала своего счастья, а последние шесть только и делаю, что вспоминаю о беззаботном детстве.

– Ты хочешь шоколадку или нет? – строго спрашиваю.

Мила вытирает слезы и активно кивает.

– Тогда иди в свою комнату и собери в рюкзак самые любимые игрушки.

– И ты мне за это дашь шоколадку?

– Да. Приду проверить через полчаса, – Мила уже бежит в комнату, поэтому я кричу ей вслед: – И не вздумай меня обмануть!

# # #

Как бы она ни канючила, я все равно сдамся. Все равно сдавалась мама, оттаивали люди разных возрастов и полов на улице и в магазинах.

В холодильнике осталось несколько шоколадок «Милка» – надо ли уточнять, почему именно они ее любимые?

У меня есть несколько дней, чтобы продумать речь. Как объяснить шестилетнему ребенку, что мама больше не вернется? Я себе этого объяснить не могу, как не могу и принять, а уж ей… Мама была для нее всем, а я всего лишь старшая сестра. И хоть Мила любит меня, я никогда не смогу заменить ей маму.

Воспитывать детей – ноша трудная. А уж когда ты сам ребенок и ничего о жизни не знаешь, практически непосильная.

Пылесошу и мою полы. Присаживаюсь на кухне на табуретку, поглядывая на небольшую горку грязной посуды. Поджимаю колени, натягиваю на них длинную безразмерную футболку и обнимаю. За окном: озеленившийся на время лета двор; арка из желтых домов, соседи, спешащие на работу и по подъездам, и незнакомцы, сокращающие путь через местные закоулки… Совсем скоро мы с сестрой шагнем из дома в неизвестность и даже этого приевшегося вида не останется.

– Вела-Вела-Вела! – и снова Мила подлавливает меня. – Шоколадка!

Поднимаюсь с табурета и иду в ее комнату. Проверяю рюкзак: планшет со смартфоном, больше ничего. Типичный набор современного ребенка.

– Ну-у? – нетерпеливо тянет сестра, подпрыгивая.

– Ладно, дам я тебе твою шоколадку. Молодец. Зарядки только положи к технике, – легонько треплю сестру по волосам.

Достаю из заначки на кухне одну из трех шоколадок, возвращаюсь в комнату и протягиваю ей.

– «Милка» для Милки.

– Ула-а-а! – сестра хлопает в ладоши, выхватывает шоколадку и легонько клюет меня в щеку. – Спасибо!

Она плюхается на свою раскладную кровать (в собранном виде – диван), и с довольным лицом ест шоколадку, отламывая по кусочку от плитки. Все ее внимание сосредоточено на диснеевском мультике.

# # #

У меня было время подготовиться. Мама болела, врачи не скрывали от нас печальные прогнозы, но… Я все равно верила, что каким-то чудом она выкарабкается, и мы продолжим жить втроем, как было всегда.

Когда заканчивается мультик, выдыхаю, отсчитываю три секунды и захожу к сестре в комнату. Мила лежит на полу, болтая ногами в воздухе, и что-то рисуя восковыми мелками.

– Мила, – опускаюсь на колени и складываю поверх них вспотевшие ладони.

– А когда мы поедем к маме? Я соскучилась, – сестра подписывает красного корявого человечка «Мама». Он криво улыбается, с упреком взирая на меня крупными глазами-точками.

– Мы… Мы больше к ней не поедем.

– Почему? – сестра бросает мелки, садится, скрестив ноги, и хмуро смотрит на меня. – Я что-то не так сделала?

– Нет… Конечно, нет. Просто…

За что это мне?..

Прикрываю глаза и на выдохе говорю:

– Мама умерла, Мила.

Тишина давит на голову. Сестра недоверчиво трясет головой.

– Что?..

– Ей больше не больно. Она не мучается, – продолжаю говорить, но уже успокаивая себя.

– Ты влешь! – глаза Милы мгновенно наполняются слезами.

Раскидываю руки, чтобы обнять ее, но сестра бьет меня по ладоням и отсаживается в угол комнаты.

– Влунья! Уходи! Не хочу тебя видеть! – кричит она вперемежку с рыданиями.

Поднимаюсь и выхожу. За закрытой дверью слышны всхлипы и дрожащий голос сестры, зовущий маму.

– Мамочка, это ведь неплавда? Мамочка, не шути так!

Провожу ладонями по лицу. Сердце щемит.

# # #

Похороны. Пришло много незнакомых людей. Часть из них – соседи, которых я изредка видела мелькающими на улице или на лестничных проемах. Они косятся на меня, перешептываются. Жалеют, наверное? Вот только они вернутся домой и забудут про наше с Милой горе, а нам от него никуда не деться.

Впервые за три дня вижу маму: ей сделали хороший посмертный макияж, она выглядит умиротворенной и спокойной.

– У нее больше ничего не болит, – бормочу себе под нос.

– Бедные девочки. Как же вам не повезло! Упокой господь ее душу, – крестится сердобольная соседка.

Она говорит что-то еще, но я ее не слушаю. И так тошно, еще причитаний пожилых женщин не хватало.