Экспериментариум
Умирающий самл из последних сил пододвинул мне арбалет и, отстегнув когтями опоясывающую его портупею с короткими стрелами, посмотрел на меня единственным уцелевшим глазом.
Я понял его посыл и быстро стащил с него снаряжение.
Руки тряслись, отказываясь повиноваться. Стрелять тремя стрелами сразу я никогда не пробовал, поэтому решил действовать по старинке, установив в направляющую одну стрелу. Я вовремя успел. Размахивая перепончатыми крыльями, один из черных был уже так близко, что едучая вонь его разгоряченной плоти ударила мне в нос.
Я поднял арбалет, сработал спусковой механизм. Стрела вонзилась прямо в брюхо клювокрылого.
Враг, сложив крылья, штопором начал снижение. Если он упадет сюда, это конец! На камне нет места для троих. Я прижался к скале. Черный шлепнулся на камень, повиснув задними лапами над пропастью. Он открыл короткий клюв и тяжело дышал. Его умные желтые глаза смотрели на меня с ненавистью.
Мне никогда в жизни не приходилось убивать братьев по разуму. Конвенция Лиги карала смертью. Даже межвидовая дискриминация наказывалась, вплоть до профессиональной дисквалификации.
Но выбора не было. Я перезарядил арбалет и выстрелил прямо в морду поверх клюва. Самл с ненавистью прокаркал грязное ругательство и, истекая кровью, вырвал короткую стрелу из своей головы. Зажав её в лапе, он размахнулся и вонзил острие мне в ногу. Боль ослепила мозг. Наконечник накрепко застрял в мышцах. Проклятый черный пытался стащить меня в бездну, дергая изо всей силы за обратный конец стрелы. Изнемогая от боли, я снова зарядил арбалет и выстрелил противнику в шею. Когти самла разжались, и он упал вниз.
Рыжий ещё был жив и наблюдал за происходящим.
– Ты хочешь покинуть бой? – еле слышно спросил он на чистейшем панземном.
Я незамедлительно кивнул.
– Просто скажи: «Да».
– Да-а-а-а! – закричал я, не узнавая свой собственный голос.
Панорама сражения исчезла. Я опять сидел на пасторальной лужайке. Из раны на ноге торчала кошачья стрела.
– Ну что, понравилось?
– Нет! Я – человек мирный! Такие баталии мне не по вкусу. Видишь, я ранен и не могу идти, – негодовал я.
– Не будь занудой, – голос прозвучал разочарованно.
– Я придумала! Пусть твой рассказ будет про доктора! Тебе же нужен врач? Давай, вспоминай! Расскажи про кого-нибудь, можно из далекой-далекой древности Земли. Главное, чтобы этот персонаж действительно когда-нибудь существовал, тогда его будет легко восстановить по вымершей материи. Вспомни про кого-нибудь и просто скажи: «Да». Пусть он сначала тебя вылечит, а потом я отправлю его на войну самлов. Помогать раненым.
Облака на небе расползались в разные стороны и бесследно исчезли.
– Парацельс, – решительно произнес я. – Да! Парацельс!
Несколько минут ничего не происходило. Я принялся обдумывать произошедшее и даже попытался объяснить всё информационным полем Цивии. Нужно будет обязательно написать подробный отчет в отдел по науке. Логично предположить, что разумная жизнь на планете всё-таки существует. Только её форма разительно отличается от других миров. Вполне вероятно, разумный конденсат, который может изменять форму, является носителем интеллекта. Был же у Лема разумный океан на планете Солярис.
В любом случае, доложить следует.
Может мы поторопились с проектом включения Цивии в программу «Астротур»? Но, с другой стороны, налаживать контакт теперь всё равно придется.
На время позабыв о боли, я размечтался о том, что, как один из первых контактеров, войду в историю освоения Цивии.
– Кхе-кхе, юноша, когда вы соизволите обратить на меня внимание? – незнакомый голос вернул меня к действительности.
Передо мной стоял, опираясь на тросточку, невысокого роста пожилой мужчина в странном одеянии и диковинной красной шляпе из бархата. Полноватая фигура, кожа на лице без признаков растительности, длинные волнистые волосы, в которых виднелась седина. Незнакомец слегка поклонился.
– Филипп Авреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, ты, Адам, можешь называть меня просто Филипп или Тео, – на его лице читалась не то ирония, не то пренебрежение, а может и то, и другое вместе. – Человечество настолько преуспело в использовании запоминающих устройств, обладающих электронной памятью, – продолжил он, – что теперь вспомнить мое полное имя сможет не каждый. Эх люди-люди, когда поймут, что за все нужно платить? Приобрел электронное устройство, потерял естественную способность… Сейчас я имел в виду память…
– Это вы так шутите?– вырвалось у меня. – Если вы доктор, то лучше посмотрите мою рану.
– Вот так же, слово в слово, вопрошал мой друг Сигизмунд Фунер из Тирольского Шварца, когда в его лаборатории мне удалось получить первый слиток золота.
Он опустился на колени, стянул с плеча походную сумку и принялся вытаскивать из неё инструменты и склянки.
– Для начала примите этот порошок, молодой человек.
Мужчина, не дожидаясь моего согласия, одной рукой ухватил меня за подбородок, а другой ловко всыпал мне в открывшийся от неожиданности рот порцию сыпучего лекарства.
– Глотайте, глотайте – боль сейчас пройдет.
– Что это? – еле ворочая языком, поинтересовался я.
– Это, милейший, одно из моих гениальных обезболивающих – опий.
Пока я лихорадочно соображал – хорошо это или плохо, он уже вытащил стрелу и теперь наполнял рану какой-то бурой мазью.
– Предвосхищая вашу любознательность, поясню, это экстракт из дождевых червей. Их способность к регенерации творит чудеса. Кстати, о ране, она не опасна, и когда я закончу накладывать повязку, вы вполне себе сможете ходить. Не смотрите на меня как тупица. Ответьте мне! Боль прошла?
– Какие дождевые черви?
– Удивляешься? А знаешь почему? Потому что в мозгу у тебя сплошные шаблоны. Я с этим «традиционным мышлением», черт его дери, всю жизнь боролся.
Тео, не переставая, что-то говорил. Он рассказывал о том, как ему в свое время было трудно понимать учителя, Великого Иогана Тритемия.
Суть повествования не доходила до моего сознания, иногда я воспринимал только отдельные фразы.
– Корнелий Агриппа, так же как и я, учился у Иогана Тритемия. Он даже потом трактат написал «О тщете науки», а ты хочешь, чтобы я в один присест тебе объяснил, как все работает…
– Что работает? – очнулся я.
– Ты совсем тупица?
– Извините, повторите еще раз.
– Процесс трансформации будущего под воздействием целенаправленного изменения текущей действительности… Что непонятно?
– Вы – настоящий Парацельс?
– Ты сейчас похож на лупоглазого барана, – собеседник начал злиться.
Тут меня осенило, я вспомнил, что Парацельс обожал выдумывать ругательные словечки, многие из которых благополучно дожили до наших дней.
Ну да, «лупоглазый баран» – это одно из его любимых ругательств, которое, благодаря исследованию Карла-Хайнца Вайманна, обеспечило Гогенгейму не последнее место в истории формирования немецкого языка. Мысль, пришедшая так внезапно, мне очень понравилась, и я тут же решил его протестировать.
– А вы не могли бы еще парочку ваших фирменных словечек напомнить? – попросил я. Боль действительно отступила, и я чувствовал себя вполне нормально.
Лицо мужчины налилось краской, он сжал кулаки и, брызгая слюной, зашипел:
– Ах ты зассанец, козявка, осёл….
– Ну-ну, а теперь самое главное ваше лингвистическое изощрение. Ну пожалуйста, и клянусь, я поверю….
– Говнюк, – выдохнул Филипп.
– В десяточку! Говнюк, точно!
Знаменитое «говнюки» имело у Гогенгейма весьма широкую область применения. Он не раз прибегал к этому термину при характеристике хирургов в написанном им сочинении «Бертеонея».
– Все, я вам верю, достаточно.
– Господи, чем я занимаюсь? – шепотом возмущался Филипп. – Я доказываю этой козявке, кто я такой. О, Боже милостивый, сжалься надо мной!
– Спокойно, доктор, а то сера, ртуть и соль разбалансируются в вашем организме, – съехидничал я.
Великий врач был уверен, что все живые организмы состоят из трех веществ: серы, ртути и соли, присутствующих в теле в строго определённых пропорциях. Изменение количества любого из этих ингредиентов вызывает болезни.
Парацельс помог мне подняться, и мы направились к челноку.
Прямо около шаттла я установил небольшой столик и два кресла. Хорошо, что в термосе нашелся отличный чай. А в пищевом контейнере штук десять различных бутербродов.
На мои извинения по поводу отсутствия кофе Теофраст только недоуменно поводил плечами: о таком напитке слышать ему не приходилось. Зато чай понравился. Проведя несколько лет в путешествии с цыганами, он привык к крепко заваренному напитку из трав.
Через час разговора и три чашки ароматного чая выяснилось следующее. Тео уверен, что помимо физического тела человек наделен тонкими телами. Если физическое тело формируется в результате генетической предрасположенности, образа жизни на уровне питания и физических нагрузок, то тонкие тела формируются в зависимости от уровня духовности и интеллекта. Тонкие тела «эфемерны» исключительно в третьем измерении, то есть на Земле. В других мирах каждое из тонких тел проявляется, принимая определенную форму существования. Проявление связано с двойственной природой света, а именно: и волновой, и корпускулярной. Все тела существуют одновременно, разделенные мембранной перегородкой миров.
Одним из еще не открытых показателей материальной вселенной является ВОЛЯ, точнее волеизъявление.
В подтверждение услышанного, я рассказал ему, что в процессе изучения квантовой физики было установлено влияние наблюдателя на исход эксперимента.
– Стало быть, вы еще не открыли значения величины, которая, по сути своей, гораздо важнее таких показателей как сила, скорость и масса? – перебил меня доктор и откусил крупный ломоть хлеба с гусиным паштетом.
Я невольно улыбнулся и пододвинул к нему весь лоток с бутербродами. Доктора это не смутило.
– Я, между прочим, всегда утверждал, что и в физическом теле питаться нужно правильно, чтобы мозг не страдал. Мы есть то, что мы едим – и в прямом, и в переносном смысле, – не переставая жевать, напомнил свой знаменитый тезис Парацельс. – Но повторю, что именно такая величина как «воля» формирует из разрозненной массы вероятностей определенный исход события.
После еды меня основательно разморило.
Из вежливости я таращил глаза и слушал умозаключения великого врачевателя, философа, алхимика, естествоиспытателя и оккультиста в одном лице.
– Вот вы, Адам, очень устали за сегодняшний день, предполагаю и физически, и морально… Ваш мозг перегружен, – он посмотрел на меня участливо. – Если вы сейчас проявите волю и просто скажете: «Да», я исчезну.
Плевать на неловкость, я действительно валюсь с ног.
– Да, – легко согласился я.
Качаясь, дошел до капсулы релаксации, повалился в неё и тут же уснул.
Проснулся я через восемь часов. Аккуратно встал на ноги. Терпимо! Ходить можно. А работать? Стоит ли продолжать работать на этой планете?
По моим расчетам, Кассандра вернется на орбиту часов через десять. Главное для меня – без приключений дождаться своих и вернуться на корабль.
Выйдя на свежий воздух, я опешил от неожиданности. Около шаттла за неубранным с вечера походным столиком, развалившись в креслах, как ни в чем не бывало завтракали вчерашними остатками еды самлы: рыжий и чёрный.
Я схватился за парализующий бластер, который теперь на всякий случай решил всегда держать при себе.
Увидев меня, клювокрылые перешли на панземной язык.
– Привет, Адам! Долго спишь! Мы пришли поблагодарить тебя за Теофраста, отличный персонаж. Со вчерашней ночи за ранеными ухаживал. Вот нас на лапы поставил. Сейчас Цивию развлекает. Рассказывает ей свой трактат «О нимфах, сильфах, пигмеях, саламандрах и о прочих духах», так что мы пока свободны…
– Садись, – черный спрыгнул со стула и развалился на траве.
– Вы разве не враги? – удивленно спросил я. – Вы же вчера бились насмерть.
– Ну да, вчера была реконструкция сражения «Взятия скал». Это наша история. Сегодня Цивия решила переписать программу. Может вообще нас стереть, если не придумает, что нам делать с нимфами и саламандрами.
– В смысле стереть? – я запаниковал. – Уничтожить? Это нарушение конвенции! Это… Я живой человек!
– Здесь нет живых, кто-то всего лишь рассказал ей о тебе… Ты персонаж, Адам!
– Я живой! У меня даже болит нога!
– Не ври! Ничего у тебя не болит! Прекрати притворяться! Если ты здесь, значит тебя нет!
– Не может быть! Я всё чувствую, всё помню! Я – живой! Это я рассказал о Парацельсе!
– Дружище, ты просто активирован через команду «да», ты вписан в алгоритм…
– Неправда, за мной прилетят…
– Это легенда, Адам… твоя легенда.
– Катастрофа! – прошептал я и схватился руками за голову. – Катастрофа…
– Почему ты так переживаешь? Тут всё как везде: никогда не знаешь, чего ожидать. Даже если сотрут, будешь заархивирован до поры до времени. Возникнет необходимость – воссоздадут вновь.
Послышались шаги. Со стороны леса к нам приближался, опираясь на тросточку, господин Гогенгейм.
Подойдя поближе, он незаметно поманил меня к себе. Я повиновался.
– Чёрт! – возбужденно заговорил врач, – как выяснилось из разговора, мироустройство намного сложнее, чем я предполагал… Множественные переходы между мирами…
– Прыжковые буйки?
– Называйте как хотите, – огрызнулся он, – суть в том, что фрактальные мембраны… действуют по своим законам… Даже не представляю, какой фурор я произведу в Зальцбурге! Завтра я выступаю на тайном собрании . Теперь я точно убежден, что свет – это творческий агент, вибрации которого являются движением жизни всех вещей, – от возбуждения он постучал по земле тростью.
– Какие, к черту, токи? Какой Зальцбург? – возопил я. – Вы мертвы! Вы умерли в тысяча пятьсот сорок первом году!
– Вам ли спорить, Адам! – саркастически рассмеялся алхимик. – Уж вы-то почили гораздо раньше…
– Вы? Вы сумасшедший!
Крича друг на друга мы не заметили, как самлы, опустившись на четыре конечности, по-охотничьи выгнули спины и крадучись, хищно поблескивая глазами, двинулись на нас.
Не раздумывая, я выстрелил. Парализующие пули одна за одной попали в цель. Клювокрылые сначала застыли на месте, затем свалились словно замороженные туши, вытянув окоченевшие конечности.
Парацельс пришёл в себя.
– Поразительно! Тебе удалось обездвижить этих хищных говнюков! Это надолго?
– Анабиоз будет длиться двенадцать часов. Я смогу покинуть Цивию часов через восемь. Предлагаю вам лететь со мной!
– Какие сложности! Лететь? Прием секретного снадобья плюс специальный заговор! И я дома!
Внезапно в небе появился размытый контур лица. Губы злобно искривлены. Цивия негодовала!
– Адам, как ты посмел! Это я разрешила самлам сожрать вас! Ты же не знаешь, что я придумала дальше…
Ничего себе! Кто-то с легкостью распоряжается моей судьбой! Я был в ярости! Потеряв самообладание, я несколько раз выстрелил парализующими пулями прямо в небо.
Мутно– серые кляксы зависли над головой.
– Зия, Темиус! В программе сбой! Что делать? – лязгающие звуки голоса искажались невидимыми помехами.
– Перезагрузись! – раздалось в ответ.
– Я не сохранила!
– Будешь создавать заново!
Всё вокруг меня завибрировало и начало погружаться во тьму.
Внезапно включился передатчик, послышался бодрый голос Кассандры.
– Адам, мы на месте. У тебя всё в порядке? Можешь возвращаться на корабль!
Включил фонарик. Яркий луч выхватил из мрака контур шаттла. Посветив вокруг, я никого не обнаружил. Тела самлов и Теофраст исчезли.
Честно сказать, у меня не было намерения осуществлять поиск пропавших. Хотелось быстрее сбежать отсюда!
Закрыв входной люк челнока, я включил систему управления.
По экрану побежали строчки: «Программа будет завершена аварийно. Данные не сохраняются! Если Вы действительно хотите покинуть программу, скажите: «Да».
– Да, – торопливо произнес я…
* * *
– Кассандра, шаттл для отправки на Цивию готов. Ждем твоей команды.
Джерими дотронулся до плеча командира звездолета.
– Кассандра, что с тобой?
От прикосновения девушка вздрогнула и виновато улыбнулась.
– Представляешь, забыла, что хотела сделать… Настроила канал связи и забыла… Ладно, ерунда! Адам уже в челноке?
– Какой Адам, Кассандра? Адам давно погиб на кеплеровском руднике! Ты как себя чувствуешь?
– Извини, Джерими… всё в порядке, наверное, просто устала.
ВОЛЕЙ КАМНЯ-АЛАТЫРЬ
Сказка
Пролог
Подлые мысли, порочные желания,
Наветы и проклятья черной силы путь.
Разрушайте крепость единства мирозданья,
Погубите благо, исказите суть.
Что было нерушимо, превратим в осколки
И скормим злобной бездне, адовой дыре.
Пусть множатся под солнцем лишь Каина потомки,
Трещит твердыня мира конец её поре.
Из пучины космической тьмы вырвалась дьявольская сила. Достигнув Земли, мощный поток превратился в ураган и обрушился на каменный остров, возвышающийся над водой гладким белоснежным холмом.
Исходящий от камня искрящийся радужный свет проник в глубину «воронки». Яркие лучи осветили и напугали мерзких хвостатых тварей с перепончатыми крыльями, носившихся в вихревом потоке.
Черная бездна негодующе загудела, задрожала, и огненная молния, вылетев из ее глубин, попыталась вонзиться в белую каменную твердь.
Искрами рассыпалось копье молнии, угасая в темноте, но маленькая частичка тверди – такая крошечная пылинка в масштабах мирозданья – все-таки отделилась от целого…
Глава 1
Камушек
Римка проснулась посреди ночи, вытерла вспотевший лоб о казенную наволочку плоской подушки и открыла глаза.
В купе было душно, немудрено, что кошмары снятся. Конечно, можно встать и включить кондиционер, но молодая мамаша с полки напротив назидательно попросила попутчиков потерпеть и не рисковать здоровьем сынишки, который только что перенес бронхит.
Оставалось безропотно ждать, когда поезд остановится на какой-нибудь станции, где можно выйти и нормально подышать.
Сжалившись над «мученицей», состав вздрогнул и замер.
Девушка нашарила ногами под полкой тонкие матерчатые туфельки и, ловко обувшись, бесшумно выскользнула из купе.
У открытой двери тамбура она повеселела – дышать ночным прохладным воздухом было приятно. Проводник – здоровый детина с гладко выбритым симпатичным лицом – понимающе покивал, мол, понятно, ребенок в купе, ничего не поделать, дети – такое дело… И сообщил, что стоять будут всего десять минут.
Римка спрыгнула на пустой перрон, согнула руки на уровне груди, покрутила торсом в разные стороны, размялась. Затем вытащила из запутанных волос заколку, зажала ее губами и начала заплетать косу, прохаживаясь вдоль вагона.
Неожиданно из темноты вылетела ворона и закружила прямо над головой девушки, с шумом размахивая крыльями. Пока встревоженная пассажирка решала продолжить «терренкур» или вернуться в вагон, ворона, изменив траекторию полета, пошла на снижение и приземлилась у Римки на плече, вцепившись в него крепкими когтями.
Девушка испугано уставилась на пернатую гостью, продолжая держать заколку во рту.
Птица переступила с ноги на ногу – вернее, с лапы на лапу – ничуть не заботясь об ощущениях выбранного ей в качестве «парковки» субъекта, вытянула вниз свою масляно-черную голову и, получше прицелясь, выронила что-то из клюва прямо в карман Римкиной курточки. После чего, вспорхнув, растворилась в темноте.
– Давай, заходи, три минуты осталось, – позвал проводник.
Римка закрепила косу заколкой и послушно вошла в вагон.
В приметы начинающая журналистка особо не верила, но сейчас вспомнила, как покойная тетка Вера рассказывала, что предмет, выпавший у вороны из клюва – есть знак. Если вещица светлого окраса – жди добра, а если черного – лучше и не подбирать такой подарочек.
С этой мыслью она остановилась в ярко освещенном проходе напротив окна и извлекла из кармана своего «подкидыша». Это был камушек: красивый, белый-пребелый, он отливал перламутром, а со стороны ребристого скола в нем искрились вкрапления, похожие на хрусталики. Несмотря на неровную поверхность, держать камень в руке было приятно, он был теплый и походил на спящую зверушку.
Римке и в голову не пришло избавиться от нежданного подарка. Напротив, она заботливо завернула его в носовой платок, затем положила обратно в карман, который аккуратно застегнула на молнию.
Размышления прервал свист и топот бегущих ног.
По перрону неслись два откровенно быковатого вида бритоголовых молодчика. Поравнявшись с вагоном, один из них с разбега предпринял попытку заскочить внутрь тамбура, однако проводник, стоящий там, заслонил проход непрошеному гостю.
Грязно выругавшись, бритый отпрыгнул назад и хотел уже бежать дальше, но заметив стоящую у освещенного окна Римку, он встал напротив и угрожающе резким движением провел ребром ладони себе по шее, затем указательным пальцем ткнул в оконное стекло прямо напротив девушки.
Римка ойкнула и отпрянула.
– Пошел вон отсюда, черт лысый, – шуганул проводник отморозка.
Тот отскочил в сторону и, растопырив указательный и средний пальцы, приложил их сначала к своим глазам, а потом устремил в сторону Римки, мол, я тебя запомнил.
– Не обращай внимания, – сказал проводник девушке. – Просто придурки деревенские, иди спать. Сейчас уже полвторого, через шесть часов приедем.
Глава 2
С приездом!
Как только добродушный проводник помог перетащить из вагона на станционный асфальт весь Римкин багаж – а она еще не успела оглядеться по сторонам – раздался телефонный звонок. Звонила мама.
– Римуся, дочка, нормально доехала? Вот и хорошо.
Одна из многих удивительных способностей мамы заключалась в умении задавать вопрос и тут же самостоятельного на него отвечать еще до того момента, когда собеседник успеет раскрыть рот.
– Расстроилась, что никто тебя не встретил? Сосед Юрий, сын деда Архипкина уже выехал, но пробил колесо – задержится немного. Просил, чтобы ты его в кафе ждала. Заодно и позавтракаешь. Все целую. Звони.
– Целую, – ответила Римка.
Надев на себя рюкзачок и волоча чемоданы, она побрела через вокзальную площадь по направлению к кафе.
Крошечное кафе – с «оригинальным» названием «Привокзальное» – встретило Римку чистотой еще влажных после мытья полов, колышущимися на окнах нарядными занавесками и витриной с таким ассортиментом… Который радовал не только глаз, но и дарил наслаждение носу голодной путешественницы.
В зале никого не было.
– Здравствуйте, – крикнула Римка витрине, уставленной салатами, пирожками и багетами, начиненными ветчиной.
– Здравствуйте, – ответил мужской голос с восточным акцентом.
Римка покрутила головой – никого.
– Можно мне с чемоданами зайти, я их аккуратно поставлю, мешать не будут.
– Проходите, дэвушка.
Римка втащила оба чемодана, компактно расположив их около окна, сняла рюкзак и, пристроив его на стуле, подошла к витрине.
В витринном стекле, словно в зеркале, отразилась – как говорила тетка Вера – «справная фигура» среднего роста в «прикиде», который вызывает устойчивое отвращение у жюри «модного приговора»: джинсы, майка, ветровка.
Налюбовавшись от души аппетитным натюрмортом – и еще раз посмотрев на свое отражение – она сделала выбор в пользу салата «Цезарь» и кофе без сахара.
Наконец прибежал запыхавшийся буфетчик.
– Ничего не успеваю, официант отпросился, я сегодня один верчусь как белка в колесе, – то ли оправдывался, то ли хвалился многогранностью своих возможностей смуглый низкорослый мужчина, наливая кофе и подавая салат. В это время с другой стороны заведения громко засигналила машина. – Вай! Это продукты привезли! Девушка, я побежал. С вас двести рублей.
– Если что, я на столе оставлю, – вдогонку ему пообещала Римма.
Салат был свежим и вкусным, и Римка решила съесть его так, как бы понравилось маме, то есть не торопясь, медленно, пережёвывая каждую отправляющуюся в рот порцию.
«Как ты ешь?», – постоянно негодовала родительница, тут же отвечая сама себе. – «Ест как удав. Не жует, а заглатывает. А если приличный молодой человек пригласит тебя в ресторан и увидит, как ты ешь? Что он подумает? Он подумает, что ты Маугли. Что тебя воспитывали не мать с отцом, а медведь с удавом!».
Мысли прервало громкое карканье. Крупная ворона опустилась на арматуру, торчавшую напротив окна. Черная тонкая змейка, кольцом обвивавшая лапу птицы, бесшумно сползла по арматуре на землю.