Простить нельзя помиловать (сборник)

– Вызови «Скорую»! – крикнула она через плечо.

Стас огрызнулся:

– Сам знаю.

Но не тронулся с места, не решаясь оставить их вдвоем, хотя знал, что она не причинит Мишке зла. Не причинит? А что же тогда она уже сделала с ними?

Коротко рыкнув, он все же сорвался с места и, расталкивая всех подряд, домчался до учительской, где, не объясняясь с завучем, сорвал трубку телефона. Это было проще, чем попробовать мобильником поймать в школе связь.

Стас пытался говорить тихо, но ему казалось, что разговор слышит вся школа.

– ЧП! – лицо у завуча пошло пятнами. – Где их классный руководитель?

«Да пошла ты!» – про себя буркнул Стас и бегом пустился назад.

Мысль об отце, которому тоже следовало позвонить, настигла его на лестнице. К тому времени у него почти не осталось сил удерживаться на границе двух реальностей, в одной из которых происходили невозможные, страшные вещи, и он даже не удивился тому, что отец, о котором всего мгновение назад подумал, тотчас возник перед ним, как сказочный добрый молодец. Запыхавшийся добрый молодец, с не по-сказочному несчастными глазами.

– Как ты узнал? – вырвалось у Стаса.

Он упустил из внимания, что собирался скрывать ото всех все, связанное с их семьей, и громко выкрикнул эти слова.

– Да я сам ее сюда и направил, – отец отвел взгляд. – А потом покаялся…

– Ее? Да я не про нее. Тут… – он запнулся, внезапно сообразив, что отец, конечно же, ничего не знает. Откуда? И сейчас ему, Стасу, придется все рассказать …Но как?

У Аркадия вытянулось лицо:

– Что? Мишка?

– Он упал, – заученно повторил Стас. – Ему дышать больно. Может, просто от удара? Я на всякий случай вызвал «Скорую».

– Где он?

Стас почувствовал, как внутри отцовского тела все рванулось вперед и сжалось болью от того, что направление было еще не ясно. Схватив его за руку, чего не делал уже лет пять, Стас побежал наверх, ненавидя эти лестницы, которые приходилось преодолевать десятый раз за день.

Когда они ворвались в класс, Аркадий почти отшвырнул бывшую жену в сторону, и Стас задохнулся от злорадного удовольствия: «Так ей и надо!»

– Папа, – только и сказал Мишка.

– Тихо, заяц, лежи, пожалуйста, – голос Аркадия прозвучал именно так, как несколько минут назад хотелось говорить самому Стасу, чтобы брат не запаниковал. Мальчику не было слышно, как шумит у отца в ушах.

Между лопатками покалывало, но Стас боролся с собой и не оборачивался, иначе он не удержался бы и наговорил матери гадостей, которых больше чем достаточно накопилось за эти месяцы, и они так и рвались наружу. А это расстроило бы Мишку…

«Все из-за нее, – ненависть мешала ему дышать полной грудью, как брату – боль. – Мишка такой спокойный, он в жизни так не прыгнул бы, если б не она…»

За этими словами маячил темным упрек самому себе: «Не надо было сообщать ему, пока он стоял на парте…» Но Стас гнал эту мысль. Она была слишком невыносима…

– У вас есть школьный врач? – отрывисто спросил Аркадий, осматривая Мишкину голову. – Надо смазать рану зеленкой.

– У нас в машине аптечка, – откликнулась Маша.

Никто не ответил ей и не отошел, чтобы пропустить к выходу, и она стала пробираться между партами, неудобно скрючившись и согнув колени. Длинная шуба волочилась по грязному полу. Скосив глаза, Стас наблюдал за ней, неслышно усмехаясь. Ему было стыдно не за эту усмешку, а за ту непрошеную жалость, что толкалась в сердце. Разве предателей жалеют?

– Надо встретить «Скорую», – заметил Аркадий недовольным тоном, понимая, что отправляет сына следом за Машей.

– Ладно, – тускло отозвался Стас и, подавшись к отцу, тихо добавил: – Она все равно сейчас вернется сюда. Мишка, ты терпи, они уже едут.

Тот подал голос:

– А я уже дышу. Можно, я встану? У меня ничего не болит! Ну, правда!

– Давай все же дождемся врачей, – мягко предложил отец. – Они разберутся, можно тебе вставать или нет. Если даже недолго было больно дышать, это, знаешь, не очень-то хорошо. Тебя не тошнит?

В кабинет то и дело заскакивали то мальчишки, то учителя, в нелепых позах застывая на пороге, Аркадий же гнал всех с несвойственной ему непоколебимостью. У него мелькнула мысль, что, может, потом ему станет неловко, по крайней мере, перед взрослыми, но сейчас было не время для церемоний.

Когда вбежала Маша с автомобильной аптечкой в руках, а следом появился Матвей, он едва не крикнул и им тоже: «Уйдите отсюда! Закройте дверь».

– Я помогу, – быстро сказал Матвей, с ходу расшифровав его взгляд. – Я слегка медик. Учился один…

Аркадий прервал его:

– Мне не интересно. («Ребячество!») Открывайте зеленку, раз уж…

Прижав кусок ваты с изумрудным пятном к ране на голове мальчика, Аркадий прошептал, наклонившись почти вплотную:

– Потерпи, заяц, немножко пощиплет, ты знаешь. Но без этого не обойтись.

– Я думал, ты одна приехала, – вдруг сказал Мишка, глядя в ту сторону, где стояла мать.

У Аркадия так и свело сердце: «Дурачок, он все еще надеялся…»

– Я буду с тобой, если это… серьезно. Если понадобится, – голос у Маши был таким, словно она никак не могла откашляться.

– Это не… – начал было Аркадий, но тут влетел Стас, похожий на задыхающегося гонца, примчавшегося с вестью об отряде неприятеля:

– Приехали! Идут!

– Разойдитесь, – приказал Аркадий и сам, поднявшись, заставил себя отойти от сына.

Он слушал вопросы тяжеловесной врачихи, руками которой впору было не лечить, а ломать, и старался обходить взглядом Машу, потому что, взглянув раз, понял, как ей больно. Так не сыграешь, хотя она и привыкла к камере. Когда прозвучали слова «подозрение на компрессионный перелом», они оба содрогнулись.

– Позвоночника? – почти не слыша себя, спросил Аркадий. – Вы хотите сказать, что у него перелом позвоночника?

– Отвезем его в больничный травмпункт, – прогудела врач, с интересом осматривая всех присутствующих. – Вы – отец? Можете поехать с нами. После рентгена все ясно станет. Если подтвердится, там его и оставят.

– А я? – выкрикнул Стас. – Мне можно?

Аркадий вскинул руку, одновременно запрещая это и отмахиваясь от врача, которая, конечно, ошибалась. Не могло это быть правдой…