– Не волнуйся. – Соня постаралась, чтобы ее голос прозвучал убедительно. – Я не сброшу его с высоты. Ты же понимаешь это.
– Черт с вами, – процедил он. – Делайте что хотите.
И отошел к кассе.
Денис молча поигрывал ключами от машины. Краски вернулись к его лицу, и теперь не прикрытые волосами уши горели. Раскаяние вновь придало его лицу детское выражение, но теперь Соня была настороже.
– Ты испугалась? – выждав паузу, спросил Денис и наконец поднял глаза. – Я не хотел этого. Особенно при тебе. Я никогда его пальцем не трогал. Я ведь понимаю, что он не может ответить. О господи…
Он вдруг с силой отшвырнул ключи и закрыл лицо руками. В тот же момент Андрей выскочил из очереди и, на бегу подобрав связку, схватил Дениса за плечи.
– Что случилось?!
Соня содрогнулась от вспыхнувшего ненавистью взгляда телохранителя. Она качнула головой, но Андрей уже не смотрел на нее. Насильно опустив руки Дениса, он с тревогой заглянул ему в лицо.
– Что с тобой, малыш? Ну, успокойся, я здесь. Она тебя обидела?
Не отвечая ни слова, Денис мотал головой и все норовил спрятать лицо. Андрей по-отцовски прижал его к груди, и тот постепенно успокоился, затих. От потрясения Соня не могла вымолвить ни слова, только смотрела на них во все глаза.
– Иди же возьми билеты! – не выдержал Андрей, но Денис оторвался от него и глухо сказал:
– Не надо, я сам.
Когда он отошел, Андрей сердито спросил:
– Ты хочешь его вылечить или окончательно свести с ума?
– А при чем тут я?
– До тебя с ним такого не случалось. Ты смотришь на него, как на пустое место, вот он и заводится. Может, он и был лунатиком, но не психом. Мы с ним никогда не ссорились.
– А ты сам видел его на крыше?
– Сколько раз. Я ведь живу во флигеле во дворе.
«В будке», – язвительно перевела Соня.
– Тебе нравятся его песни?
Андрей опять занервничал:
– Какая разница? Дело не во мне. Это ведь ненормально, то, что он делает? Человек не должен петь во сне.
– Люди делают много такого, чего делать бы не должны. Но ведь от него никому нет вреда, правда?
Лицо Андрея вдруг просветлело.
– Так ты не считаешь его больным? Тогда скажи это его отцу, пусть, наконец, оставит Дэньку в покое! Он ведь и меня-то нанял не столько охранять его, сколько следить, чтоб Дэнька чего-нибудь не выкинул.
– Тебе жаль его? – с сочувствием спросила Соня. Ей начинал нравиться этот свирепый парень.
– Да при чем тут жаль? – огрызнулся он. – Дэнька не инвалид, чтоб его жалеть, и не блаженный какой-нибудь. Он из меня, можно сказать, человека сделал, несмотря на то, что я его чуть не на десять лет старше. Я до встречи с ним двух слов без мата связать не умел. А Дэнька со мной часами разговаривал, размышлял вслух. Мы просто бродили по городу и разговаривали. Сначала только он, потом и я научился. Он мне столько книг пересказал! Знаешь, сколько он прочитал… Его мама ведь библиотекарем была, приучила. Не эта, что сейчас, – презрительно растянув выпяченные губы, пояснил он. – А настоящая.
– Тебе не нравится его мачеха? А какие у них отношения?
– Не знаю. Нормальные. Дэнька никогда о ней не говорит.
– Но ты ведь бываешь у них, видишь?
– А что я вижу? «Доброе утро», «Приятного аппетита» – вот и все.
– Ты давно с ним?
– Три года. Тихо, он идет.
Они разом замолчали, безразлично поглядывая по сторонам. Если Денис и заподозрил неладное, то ничем себя не выдал. Глаза его вновь были непроницаемы, но улыбка застыла в уголках губ. Когда он улыбался, его хотелось погладить по лицу.
– Готово! – весело объявил Денис и помахал билетами. – Андрюха, ты едешь с нами, пошли.
Он подхватил Соню под руку и потащил к карусели. Пропустив ее вперед по узкому, огороженному белыми решетками загончику, он обернулся и, придержав Андрея, что-то тихо сказал. Телохранитель смотрел на него сверху, но не свысока. Оглянувшись, Соня отметила, как размягчилось его собранное лицо. Гроза миновала, и как после дождя, стало легче дышать, потому что ослепительная молния разбила душившее Соню наваждение. Она окинула Зимина беспристрастным взглядом: отлично сложенный мальчик, и мордаха неплохая, но ничего магнетического в нем нет. С чего она так раскисла? Но стоило ей вспомнить поцелуй, как вокруг сердца вновь сомкнулось холодное кольцо. Однако Соня знала, что воспоминания имеют власть только над теми, кто нипочем не хочет с ними расставаться. Она же никогда не считала себя склонной к ностальгии ни в одном ее проявлении.
Желтые и красные кабинки, сдержанно грохоча, проплывали мимо, но Денис никак не мог выбрать подходящую. Наконец он запрыгнул в желтую и, по-особенному наклонив голову, как только он один и умел, подал Соне руку. Андрей легонько подтолкнул ее сзади.
– Мне понравился желтый цвет, – усевшись, заявил Денис. – Когда я тебя увидел, ты была в желтом.
– Говорят, это цвет разлуки. – Ей вдруг стало не по себе.
Но Андрей решительно опроверг:
– Я специально узнавал у цветочницы. Она сказала, что желтые цветы – к деньгам.
Денис мягко упрекнул его:
– И ты ей поверил? Цветы и деньги существуют в разных плоскостях. Они даже пересечься не могут.
– Но мы ведь платим за цветы!
– Платим. Но цветы-то этого не знают. Они уже мертвы к тому времени.
Кабинка медленно поползла вверх, и все замолчали, поглядывая по сторонам. Тополя нехотя уступали место серым, безрадостным крышам и заводским трубам. Денис тронул Соню за мочку уха.
– Ты правда прыгала с парашютом?
– А ты решил, что я просто хотела произвести впечатление?
– Нет, – не сразу ответил он. – Хотя это, безусловно, произведет впечатление на любого. Но я уверен, что ты не стала бы меня обманывать. У тебя не такие глаза, чтобы лгать.
Андрей отвернулся и уставился на темную полосу реки. Прилетавший оттуда ветер приносил запах лодочного бензина и рыбы, которая уже давно здесь не водилась. Говорят, когда-то в их реке ловили даже хариусов… Соня не помнила такого времени. Осторожно откинув голову, она стала следить за облаками. Ей нечасто доводилось подолгу смотреть на небо, и прозрачная голубизна поразила ее своей бездонностью.