«Даже ресницы у него, как у ребенка, – длинные», – с умилением отметила Даша. У Сережки тоже были длинные, но она почему-то и мысли не допускала, что такими они и останутся.
– Рога, – шепнул Данил и стрельнул глазами по сторонам: не услышал ли кто?
«А-а, соображает, что нужно говорить тихо!» – обрадовалась Даша. Ей не хотелось попадать из-за него в неловкие ситуации, хотя до сих пор Данила не в чем было упрекнуть – он вел себя вполне сносно. Наверное, со стороны и подумать нельзя, что с ним что-то не так.
– Садись, – негромко сказала она и сама села первой, чтобы (опять же со стороны!) никто не посчитал его дурно воспитанным. Отчего-то ей казалось, что Данил каким-то образом это почувствует.
Пока не подошел официант, в котором Даше виделся скрытый кокаинист, она решила выяснить, что Данил захочет заказать. В его взгляде опять проступила растерянность, а губы озабоченно напряглись. Он так силился угодить ей и не оплошать, что Даша сжалилась и подсказала:
– Хочешь «Пепси»?
– Хочу! – Его еще красное с мороза лицо оживилось.
На прошлой неделе Даша покупала им с Сережкой двухлитровую бутыль, и они оба так обпились, к вечеру начали икать. Это развеселило их до неприличия. Данил хохотал так громко, что Даша пригрозила дать обоим ремня.
– А икать не будешь?
Он тихонько прыснул и помотал головой. «Хороший мой, – с нежностью подумала Даша и опять едва не погладила его по голове. – Повезло твоей маме… Такой милый был мальчик».
Ее внезапно охватило чувство, полярное тому, что она испытывала минуту назад: страх, что он вылечится и станет как все. Взрослым.
Перебивая собственные мысли, она быстро заговорила:
– Когда подойдет официант, скажи ему: «Кофе и “Пепси”».
Данил вопросительно склонил голову:
– Кофе? Зачем?
– Мне – кофе.
Он понятливо кивнул:
– Скажу. Так надо?
– Да, так надо. Заказ делает мужчина.
– Мужчина, – повторил он и довольно разулыбался.
– Ну да. Можешь поиграть во взрослого?
Не выказав ни малейшего удивления, Данил подтвердил:
– Могу.
Даша с изумлением проследила, как он небрежно откинулся на спинку, положив руку на стол, слегка побарабанил пальцами и оглядел зал с видом готового зевнуть аристократа.
«Вот, черт возьми! – восхитилась она. – Все дети – великие актеры».
Но прежде официанта к ним подошел один из поэтов, имя которого Даша не запомнила, поскольку его стихи прошли мимо нее. Она не бралась судить, плохи они или хороши. Просто одни ложились ей на душу, а другие – нет.
– Вечер добрый, – прохрипел поэт, низко наклонясь над столиком. – Мы не знакомы? Вы не из наших? Где я мог вас видеть?
Он обращался только к Данилу, на вспыхнувшем лице которого выразился неподдельный ужас. А Даша моментально представила, что на такой вопрос может ответить ребенок. Да что угодно!
– Вряд ли вы его видели, – не позволив ему и рта раскрыть, сказала она. – Он приезжий.
– Москвич? – почему-то спросил поэт, еще ближе подавшись к Данилу.
Но тот неожиданно хихикнул:
– «Москвич» – это машина.
Похожие на запятые брови высоко подскочили над переносицей. Поэт с недоумением протянул:
– Шутите?
Данил только радостно улыбался. «Гордится тем, что блеснул эрудицией», – поняла Даша.
– А что, – спросила она с вызовом, – здесь и пошутить нельзя?
– Все можно, – задумчиво ответил безымянный стихотворец, не сводя с Данила пристального взгляда. – Значит, на контакт идти не желаете?
– Что это вы о нем как об инопланетянине?
– А он и похож…
Нетерпеливо поерзав, Данил весело спросил:
– Кто?
– Ты, – строго сказала она.
Он сразу притих, лишь изредка коротко поглядывая на поэта, который, наклонившись к Даше, с присвистом прошептал:
– Он сильно под кайфом?
Открыто поморщившись от его тяжелого запаха, она отрезала:
– Ничего подобного. И вообще, какое вам дело? Что вам от нас нужно?
– Он знает, где достать?
– Что?!
Толкнув столик так, что поэт чуть не упал, она грозно прошипела:
– Отстаньте от нас, пока я не позвала милицию! Старый идиот…