Возвратясь же от новых соседей, князь Мадлик потом весь день и при всех выражал свой восторг от этих людей и распорядился принарядить дом, намереваясь также, пригласить князя Малиновского с семьей к себе в гости.
Новые соседи не замедлили нанести ответный визит и тем самым еще более закрепить завязавшуюся дружбу.
В тот вечер все оделись с изысканным вкусом, по последней моде. Берта фон Шеренг блистала в белоснежном атласном платье, которое еще более подчеркивало ее изящную и незаурядную красоту.
Князь надел парадный костюм темно-синего цвета, а девочек облачили в совсем одинаковые розовенькие платьица и хоть они терпеть не могли одеваться одинаково, несмотря на всю взаимную привязанность, эту одежду им навязала мачеха, самым бесцеремонным образом отвергнув всякие просьбы или недовольства.
Вся семья Мадлик сидела в гостиной, включая и маленького Виктора, спящего на коленях у своей кормилицы, когда послышался звук подъехавшей брички.
Князь Мадлик мгновенно оказался на крыльце, чтобы встретить и проводить в дом желанных гостей.
Семья князя Малиновского была небольшой. Только сам князь, его супруга и сын лет тринадцати.
Расположившись поудобнее, обе семьи принялись весьма непринужденно разговаривать на разные темы, а детям велели погулять по дому.
Теперь будет не лишним сказать пару слов о самих Малиновских. Сам князь был тучным мужчиной лет сорока пяти, с рыжими усами и бородой, с полысевшим затылком, которого он, впрочем, совсем не стеснялся, с бесцветными глазами, крупными чертами лица. В общем, этот человек, своей невзрачной внешностью не особенно располагал к себе. Он был разговорчив и неглуп, что чувствовалось сразу и, пожалуй, только этими качествами мог бы влиять на людей.
Супруга его, княгиня Малиновская, напротив, оказалась весьма недурна собой, с первого же взгляда на нее можно было без тени сомнения сказать: основанная забота в жизни этой женщины – собственное отражение в зеркале. Симпатичная шатенка с голубыми глазами, маленьким ротиком и пышновато-воздушным сложением.
Однако в отличие от своего мужа, она не выделялась остротой ума и предпочитала больше помалкивать, опасаясь ляпнуть чего-то неразумного.
Единственный отпрыск этих родителей не унаследовал ни миловидности своей матери, ни разума отца. Не в меру долговязый для своих лет мальчишка-отрок, с рыжей пышной шевелюрой, такими же бесцветными глазами и крупными чертами лица, как и у его отца, он был к тому же щедро одарен темными крупными веснушками на лице и по всему телу, что делало его уж окончательно непривлекательным. Не обладая особым умом и, вероятно, чувствуя это, мальчик держался чрезвычайно напыщенно и самодовольно, тем самым, стараясь компенсировать недостаток ума, производимым впечатлением важной персоны.
Поскольку всем троим детям, велели удалиться после церемонии знакомства, они вышли в холл.
– Ну и что мы будем делать с этим гусем? – шепнула Жанна на ухо Нинетте. – Он держится так, будто развлечься ниже его достоинства.
– Не представляю. Но одно я знаю, точно: этот вечер будет настоящей тоской, пыткой.
В холле на специальном столике стояла игра в лото, которую девочки очень любили. В нее можно было играть по двое, по трое и более. Они предложили мальчику поиграть всем вместе.
– Играть в лото? – переспросил он, еще выше задрав нос. – Нет, спасибо, я предпочитаю что-нибудь особенное.
– Что же?
– Ну, хотя бы прослушать партию фортепиано.
– Фортепиано?… О, в библиотеке есть фортепиано. Мы умеем на нем играть. Мы сыграем тебе, если хочешь.
– Нет, спасибо, я предпочитаю слушать профессиональных музыкантов, – с еще большей важностью процедил он сквозь зубы.
Жанна и Нинетта начали терять терпение.
– В таком случае, любезнейший господин, – подчеркнуто напыщенно обратилась к нему Жанна, – быть может, вы сами желаете сыграть что-либо? Вы настолько уверенны в нашем неумении, что, вероятно, сами являетесь большим виртуозом?
– Ошибаетесь, – чуть побледнев от злости, ответил княжеский сынок, – я предпочитаю музицировать на скрипке.
– О, это замечательно! У батюшки в кабинете как раз есть отличная скрипка. Может быть, желаете, чтоб ее вам подали?
– Извините, но я музицирую исключительно на своей собственной скрипке.
– О, тысяча извинений, – Жанна сделала преувеличенно любезный поклон.
– Видит бог, мы предложили вам все, что могли, – заговорила Нинетта, – но раз вам все это не по душе, тогда, может быть, вы сами нас чем-то займете?
– Не имею ни малейшего представления о ваших интересах.
– Ну, в отличие от вас, интересы у нас самые разнообразные. Мы можем развлекаться, как угодно и вовсе не считаем, что это ниже нашего достоинства. В гостях же, мы принимаем любые предложения, чтобы не показаться буками и не производить отталкивающего впечатления, – сказала Жанна.
– Раз уж мы ничем не можем вам угодить, – вставила Нинетта, – то, пожалуй, будет лучше всего оставить вас здесь, чтобы дать вам прекрасную возможность вволю насладиться собственной компанией.
– С вашего позволения, – и обе сестры вышли на крыльцо, а оттуда, взявшись за руки, направились к домику управляющего.
– Как он глуп, этот Денис! Держится так по-идиотски! Неужели он думает, что своей важностью заинтересует людей? В конце концов, это даже неприлично, – возмущалась Жанна.
– Да, я впервые сталкиваюсь с подобным типом людей. Он глуп, конечно, но эта глупость гораздо менее бросится в глаза, если он оставит свою важную манеру, и будет веселиться, как и все остальные.
– Готова поспорить, что в собственном то доме он далеко не такой, каким предстал перед нами. Я почти уверенна, что он обожает носиться по всему дому с кличем индейца и весь в перьях.
– Почему ты в этом уверенна?
– Потому… в общем-то такие люди почти всегда двойственны. На глазах у общества, в гостях они одни, дома же совсем другие. Помнишь того мальчишку, что гостил у графов Коноваловых в позапрошлом году? Это был их племянник. Так вот: в гостях это был абсолютно примерный ребенок, ни единого грубого слова, чистюля, каких поискать. А дома? Я однажды слышала, как их повариха рассказывала нашей: «От этого мальчишки все стараются держаться подальше. Он так грубит прислуге, что волосы дыбом становятся». Вот видишь, Ни-ни, я почти уверенна, что и этот такой же.
– Надеюсь, когда мы с тобой вернемся в дом, этих Малиновских уже не будет.
– Ты сейчас снова будешь болтать с Серым?
– Ага. Вот уж отрада! После этого глупого и чопорного гуся, поболтать с Серым будет, словно малиной после уксуса. С живым человеком уж интереснее, чем с ходячим манекеном.
– Ладно, хватит об этих Малиновских. Надеюсь, они не будут слишком частыми гостями у папы.
– Да, нам то что? Берта ведь каждый божий день прямо или намеками сообщает, что скоро мы уедем в пансион.
При этом слове Жанна резко остановилась. Лицо ее выражало даже не недовольство, а что-то совсем непонятное для Нинетты.
– Что такое? – она тронула сестру за плечо.
Жанна ответила вопросом на вопрос:
– Ты по-прежнему хочешь в пансион?
– Да. Мне все тут надоело. И особенно Берта.
– И ничего тебя не удерживает?
– Нет. Разве что-то должно?
– И тебе не жаль расставаться с Серым? Ты ведь и жизни себе не мыслишь без того, чтобы не прицепиться к нему.