Я твое ненастье

– Дженни… Дженни! Открой глаза! Ты меня слышишь?.. Дженни!

Кто-то крепко держал меня и звал так, что сердце в ответ дергалось и требовало совершить хотя бы одно движение.

И я открыла глаза.

Так близко… родное лицо…

Его лицо…

Я подняла руку и осторожно, лишь кончиками пальцев, коснулась чуть колючей щеки. Это было приятное и желанное прикосновение, и даже захотелось улыбнуться и растянуть до бесконечности момент долгожданного счастья.

– Павел… – прошептала я, чувствуя, как надежно меня держат сильные мужские руки. – Павел…

Но в ответ серо-голубые глаза потемнели.

Глава 4

Гостья

В медицинском центре меня обследовали с головы до ног и анализов взяли гораздо больше, чем я сдала за всю шестнадцатилетнюю жизнь. И ближе к четырем часам высокий, уже немолодой врач Иванцов Василий Степанович, пролистав мою карту, ознакомившись с каждой вложенной в нее бумажкой, сообщил, что у меня низкий гемоглобин и упадок сил. А затем, сняв с крупного носа очки в тонкой оправе, поинтересовался:

– Дженнифер, а белково-энергетическая недостаточность вас не пугает?

– Пугает, – ответила я и тяжело вздохнула, смутно понимая, о чем речь.

– Будем спасать, – усмехнувшись в усы, бодро произнес Василий Степанович. Обращаясь в основном к Егору, он рассказал, как мне необходимо питаться и назначил курс витаминов с усиленным содержанием железа. – Фасоль, говяжья печень, гречка, творог, мясо… Дженнифер, теперь это ваши лучшие друзья. Надеюсь, проблема понятна.

– Спасибо, будет есть за троих. Я прослежу, – мрачно пообещал Егор.

– Ну, а в целом юная особа находится в порядке. Хорошо бы Дженни на ночь выпить кружечку глинтвейна. Побольше цитрусовых и пряностей. Чтоб организм вздрогнул и заработал на все сто процентов. Но в данном случае я подобного рекомендовать не стану. У нашей юной пациентки не совсем подходящий возраст для алкогольного напитка. – И Василий Степанович многозначительно посмотрел на Егора. Безусловно, этот взгляд переводился как: «Я рекомендовать не стану, не имею права, сами понимаете… шестнадцать лет… Но вы подумайте об этом, от глинтвейна еще никто не умирал. У девчушки кровь по венам еле передвигается, а это средство гораздо лучше многих лекарств». – Та-а-ак… – протянул Василий Степанович, развернувшись обратно к столу. – И позже потребуется повторный анализ…

Стоило выйти на улицу, как мое тело напряглось, будто его стянула сотня пружин. С кладбища Егор сразу повез меня в медицинский центр. Голова кружилась, душа рыдала, и я была не в том состоянии, чтобы осознать реальность до конца. Но…

«Я назвала Егора… Павлом».

Теперь, когда эта сцена немного отдалилась, а обследование несколько растрясло стресс, я в полной мере осознала произошедшее. И через несколько секунд стало трудно дышать.

С одной стороны, вроде ничего страшного не случилось, а с другой… Я не могла смотреть на Егора.

– Кирилл, мне нужно встретить Кристину. Я не успею отвезти Дженни домой… Подзадержались, да… Нет, все в порядке. Ты свободен?.. Хорошо… Я оставлю Дженни в «Конте-Конти», захвати ее. Да, договорились.

Сунув мобильник в карман джинсов, Егор направился к машине. Не оборачиваясь, не обращая на меня внимания. Его прямая крепкая спина будто говорила: «Тебе следует выучить мое имя, иначе мы обратимся уже к другому врачу, который раз и навсегда вылечит твой мозг». Открыв дверцу, Егор сел за руль.

«Значит, меня заберет Кирилл».

Наверное, в этот момент я должна была чувствовать себя бандеролью, которую передают из рук в руки, не спрашивая на то разрешения. Но я ничуть не расстроилась, наоборот, мне требовалась передышка, позволяющая подумать и успокоить нервы. Рядом с Егором не получилось бы ни то, ни другое.

Устроившись на заднем сиденье, я пристегнулась и принялась вспоминать, как впервые оказалась в «Конте-Конти». Это случилось весной. Именно в этом ресторане я познакомилась с папой. Я шла мимо круглых и квадратных столиков, мимо мозаики из кусочков черно-белых фотографий, звучала музыка, сияли люстры, проплывал аквариум с устрицами, на барной стойке искрились бокалы… «Вот мы и встретились», – тогда сказал папа. И я не подозревала, какие перемены меня ждут, и не знала, что в одну секунду можно обрести очень много, а потом так же в одну секунду – все потерять…

Я имела весьма смутное представление о масштабах бизнеса папы, его интересы распространялись и на недвижимость, и на ценные бумаги, и наверняка на что-то еще, малопонятное мне… И у папы был «Конте-Конти» – комфортный, уютный ресторан, который он открыл для души, и в котором любили бывать все члены семьи.

– Телятину на гриле и гречку. Изобразите какой-нибудь десерт с творогом и пусть еще будет гранатовый сок. Это для Дженни, – сказал Егор официанту, когда мы сели за столик, и добавил: – Я не буду есть.

Он явно переоценивал мои возможности, но я не собиралась спорить. Сегодня мы только позавтракали и в медицинском центре выпили кофе с двумя шоколадными конфетами, и давно забытое чувство голода неожиданно заерзало в животе. Но, конечно, столько съесть у меня ни за чтобы не получилось.

– Воды? – уточнил официант.

– Да, – ответил Егор, поднялся и посмотрел на меня. Первый раз после кладбища наши взгляды встретились, и я постаралась не отвести глаз в сторону. – Кирилл купит все, что выписал врач. Начинай пить витамины уже сегодня.

– Хорошо.

– И не забудь прочитать инструкции.

– Я справлюсь.

Егор многозначительно помолчал, будто сильно сомневался в этом, а затем снял куртку с вешалки, развернулся и направился к выходу. По пути он перекинулся парой фраз с менеджером, свернул к барной стойке и пожал руку одному из гостей. Походка Егора была уверенной и легкой, он явно спешил уйти, а я спешила остаться одна.

* * *

Наши отношения с бабушкой всегда можно было сравнить с подвесным веревочным мостом, который раскачивается над пропастью, норовит тебя сбросить, но тем не менее позволяет перейти на противоположный берег.

Моих родителей разлучила именно бабушка, по ее мнению, моя мама категорически не подходила ее сыну. Не была ему ровней. И я родилась вдали от дома Уваровых.

Но кровных детей у папы больше не появилось, а это меняло многое. Да и имя я получила непростое. «Знайте, если у меня родится дочь, я назову ее Дженнифер. В вашу честь. Я говорю это для того, чтобы каждый день и каждую ночь вы думали о том, что где-то есть девочка, возможно, похожая на вас…» – это именно те пророческие слова, которые напоследок сказала мама моей бабушке. И они сыграли определенную роль.

Оказывается, мечтать, любить, доверять, надеяться можно не всегда. Кто-то вмешивается в твою личную жизнь и… пропасть нетерпеливо открывает пасть. Вот так и получилось у моих родителей.

Когда я переехала к папе, бабушка признала все свои ошибки и сказала, что очень надеется на прощение и дружбу, и я попросту поплыла по течению. Доверять или нет? Это должно было решить время.

Мы неплохо общались, и бабушка всегда вызывала у меня интерес. Ее умение в любых обстоятельствах держаться достойно, ее осанка, голос, наряды, украшения… Пожалуй, это и называется – аристократизм. А за ним обычно шлейфом тянутся царственные и безапелляционные «можно» и «нельзя»…

Проживая на своей части дома и редко появляясь на завтраках, обедах и ужинах, бабушка всегда была в курсе семейных дел. И я не сомневалась, что в голове у нее живут планы. Объемные, подробные, многоходовые, стратегические и… строго хранимые в секрете. Все взвешено, оценено и продумано до мелочей и взглядов. Иногда я пыталась представить, а какая судьба начертана мне на больших листах этих невидимых проектов? И есть ли шанс для побега? На всякий случай.

Бабушка поддерживала меня и действительно старалась стать другом, но я сильно сомневалась, что мне будет позволен хотя бы один шаг в сторону с той дороги, которую она выберет.

– Как хорошо, что ты пришла, Дженни. Я должна тебя поблагодарить. Если бы не ты, я вряд ли смогла бы справиться с горем. Хотя я с ним и не справилась… Я просто позволила ему быть рядом со мной. Всегда. – Бабушка бесшумно вздохнула, взяла со стола молитвослов, который, вероятно, читала до моего появления, и поставила его на полку шкафа. – Спасибо тебе.

– Но я ничего не сделала, чтобы…

– Ты есть, и этого вполне достаточно, – перебила бабушка. Выключив яркий свет люстры, она прошлась в полутьме по периметру комнаты и зажгла все свои любимые старомодные бра. Приглушенный густо-оранжевый свет окутал диваны, кресла, журнальный столик и потянулся к окну. – Я приготовлю чай, подожди немного.

Бабушка вернулась с овальным подносом, на котором стояли белые чашки, украшенные редкими цветочками, и узкое блюдо с четырьмя аккуратными кексами. Она всегда любила чай с выпечкой и при этом оставалась удивительно стройной. Наверное, потому что ела в течение дня очень мало.

В «Конте-Конти» я мужественно справилась с половиной того, что заказал Егор, и теперь с трудом могла смотреть на еду. Но аромат мяты манил, и я с удовольствием придвинула к себе чашку.

– Вкусный, – произнесла я, готовясь к разговору.

– Дженни, я вижу, как ужасно ты выглядишь, – начала бабушка, усаживаясь напротив. – В этом виновато горе. Да. Но и мы, взрослые, виноваты тоже. Мы разбрелись по углам залечивать свои раны и оставили тебя одну… Удар был слишком силен, однако я не собираюсь считать это оправданием. Тем более нельзя было оставлять ребенка наедине с трагическими мыслями! Наш дом уже давно стал домом эгоистов. – Бабушка усмехнулась, сделала глоток чая и отломила маленький бархатный кусочек кекса. На блюдце упал желтый изюм, и я автоматически сфокусировала на нем взгляд. Пожалуй, мы были похожи с ним. Он вроде и имел отношение к кексу, но все же жил своей жизнью. – Мальчики давно выросли, и в нашей семье не осталось детей и подростков, – продолжила бабушка. – Мы разучились в первую очередь думать о том, кто слабее нас… Повторюсь, мы виноваты. – Бабушка отломила еще один кусочек кекса, но не стала есть ни первый, ни второй. Воспоминания и боль явно нахлынули на нее, и она звякнула чайной ложкой о блюдце. – Егор заверил меня, что уже начал следить за твоим питанием. Очень вовремя, еще немного и ты начнешь проходить сквозь стены.