Ветер подскажет имя

– Очень приятно, я – Катя. Катя Щербакова. Может, вы все же сядете вместе? Вам наверняка будет что обсудить, а мне не важно…

– О, нет, – перебил Андрей. – Мы не станем причинять вам неудобство.

– Какое неудобство? По сути – это ерунда…

Катя сделала попытку встать, но рука Федора Дмитриевича легла на ее локоть осторожно и предупредительно.

– Прошу вас, оставьте все как есть. Не лишайте одного из нас возможности сидеть рядом с вами. Аукцион обещает быть скучным. Гутман наверняка сделает его еще и бесконечным, так что луч света в этом банальном темном царстве нам не помешает. Как видите, я эгоистичен в своей учтивости.

– Вы не планируете что-либо покупать? – спросила Катя.

– Нет, – категорично ответил Федор Дмитриевич.

– Тогда почему вы здесь? Извините, я, наверное, проявляю слишком много любопытства…

– Все просто. – Андрей сел более свободно и без интереса посмотрел на сцену. – Визит вежливости, мы пересекались с организаторами ранее и знаем, что для них приятно наше присутствие. А вы какими судьбами?

– Мне прислали приглашение по почте, – честно ответила Катя. – Не знаю почему. Это закрытый аукцион, и я полагала, что на подобных мероприятиях лишних людей не бывает.

– Не называйте себя так, – сухо возразил Федор Дмитриевич. – Всему найдется объяснение. Возможно, вы здесь главный персонаж, без которого не поднимут и не опустят занавес. Как известно, пути Господни неисповедимы.

– О, нет, только не я. – Катя с улыбкой замотала головой, отчего пряди волос запрыгали. – А не могли бы вы мне объяснить, зачем делать аукцион закрытым? Что это дает?

– В данном случае ровным счетом ничего, – с плохо скрываемой иронией ответил Федор Дмитриевич.

– Нагоняют таинственности и дают возможность новичкам клуба аукционного дома «Ампир» почувствовать свою избранность, – пояснил Андрей. – Сегодня не будет уникальных лотов, из-за которых действительно бились бы серьезные игроки. Поверьте, тогда бы присутствовала совсем иная публика и впереди не маячили бы несколько часов скуки. Катя, а с чем связан род вашей деятельности?

– Я журналист, тружусь в команде «Стиль М».

– Жизнь Москвы с разных ракурсов, так? – уточнил Андрей, наклонив голову набок. – Плюс мировая архитектура, мода, немного о путешествиях и значимых личностях… Я как-то листал этот журнал, очень качественные фотографии, да и глаз цеплялся за пару интересных статей.

– Спасибо, приятно слышать. А чем занимаетесь вы?

– Недвижимость, – коротко ответил Федор Дмитриевич и философски добавил: – А вот и Гутман, что ж, чем раньше он отыграет эту пьесу, тем лучше.

Марк Гутман поднялся на сцену под звуки частых аплодисментов, участники аукциона оживились. Но Кате стало жаль, что он так быстро пришел: душа еще не напиталась впечатлениями, не подкопила нетерпения, да и отчего-то хотелось побольше узнать о работе Андрея. И Федора Дмитриевича тоже. Катя поймала себя на мысли, что с трудом может назвать этого выдержанного человека, который старше ее лет на десять-пятнадцать, по имени-отчеству: застревают слова, не звучат. Но и коротко по имени тоже не слишком комфортно. Осторожно покосившись на Федора Дмитриевича, скользнув взглядом по его гладковыбритой щеке, Катя неожиданно для себя спросила:

– А если бы вы собирались что-то купить на аукционе, вы бились бы до конца? Если предположить, что…

– Да, я бы не уступил. И даже не нужно ничего предполагать. Обычно в таких случаях меня мало интересуют условия.

Катя не знала, как бы закончила вопрос (говорить о деньгах с малознакомыми людьми не слишком удобно и прилично), и была благодарна Федору Дмитриевичу за то, что он ее перебил. «Зачем я спросила? Бьются, пока хватает финансовых возможностей. Хотя нет. Кто-то и при возможностях через некоторое время сходит с дистанции, а кто-то идет до победы из принципа, даже если вещица явно столько не стоит».

– Главное, сейчас не купить что-нибудь от скуки, – усмехнулся Андрей. – Четвертые часы мне уж точно не нужны.

– Дамы и господа, леди и джентльмены, – раздался громкий голос Марка Гутмана, – позвольте поприветствовать вас от себя лично и от аукционного дома «Ампир». Вы уже имели возможность ознакомиться с сегодняшними лотами – весьма авторитетными часами из коллекций Демаре и Леграна, и настало время…

Гутман сильно поправился, теперь его широкая улыбка казалась еще более неестественной, а движения слишком наигранными. Катя отвела от него взгляд и принялась изучать присутствующих, кажется, ожидания не оправдались, ничего интересного на этом мероприятии увидеть не получится. Наверняка приглашение прислали просто так, надо же как-то пристраивать свободные места.

«Нужно меньше раздавать визиток на встречах и презентациях, неизвестно в каком направлении они потом уплывают».

– Планируете написать статью на тему аукционов? – тихо спросил Андрей.

– Собиралась, но теперь не уверена, хватит ли материала на что-то интересное и стоящее.

– Мы уедем приблизительно через час. Уже поздоровались со всеми, с кем собирались. Если хотите, подброшу вас домой, или вы на машине?

– Спасибо, но я все же досижу до конца, быть может, повезет и я стану свидетелем хотя бы небольшой битвы.

На сцене уже начался «спектакль», и Кате, чтобы не мешать окружающим, пришлось придвинуться к Андрею ближе и отвечать шепотом. Она мгновенно уловила древесно-цитрусовые ноты дорогого мужского парфюма и тепло дыхания. Мысль: «Весна почти закончилась, скоро волшебное лето», – вспыхнула, зазвенела и погасла, оставив в душе приятное волнение. Словно только что кто-то неведомый напомнил, что теперь дни будут наполнены яркими красками, ароматами цветов, поэтическим вдохновением, тайной надеждой, и пообещал особенное безоглядное счастье: без тягучих «если», без холодного «нет», с обязательным трепетным «да».

– Жаль, но, если передумаете, мое предложение остается в силе.

– Спасибо еще раз.

Катя не передумала, наоборот, расслабившись в уютном кресле, через час она уже ничуть не жалела о том, что пришла. Поддерживая неторопливую беседу с Андреем, слушая редкие замечания Федора Дмитриевича, она то оглядывалась по сторонам, то слушала Гутмана, то наблюдала за теми, кто искренне радовался приобретению. Иногда очень полезно выходить из зоны комфорта и знакомиться с новыми людьми: ты становишься чуть-чуть путешественником, чуть-чуть актером и плывешь в неизведанные дали, заранее зная, что конечная остановка скоро. И ты ничего не потеряешь, а, возможно, даже приобретешь, так почему бы и нет?

– Андрей, мы идем? – повернув голову, спросил Федор Дмитриевич. – Я хотел сегодня еще немного поработать и почитать. И от чашки крепкого кофе я бы сейчас не отказался.

– Да, пора. Катя, все же остаетесь? Жаль. Надеюсь, ваша статья не будет разгромной, прошу, пожалейте Гутмана, он привык к обожанию. – В зеленых глазах Андрея запрыгали заразительные искры веселья, немного помолчав, он добавил: – Я рад нашему знакомству.

– Я тоже, – Катя тепло улыбнулась и поднялась, пропуская Федора Дмитриевича. – До свидания, с вами было очень приятно общаться.

Она не стала смотреть им вслед, пусть знакомство останется коротким эпизодом немного странного вечера. Эпизодом, который обязательно вспомнится позже – например, завтра в кофейне за утренней чашкой черносмородинового чая или в понедельник по дороге в редакцию. Слова загремят вагончиками, и в голову начнут приходить совсем другие ответы, более развернутые, рассудительные и неспешные.

«Мне сейчас очень хорошо… непонятно, необъяснимо…»

Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, Катя обернулась, но никто на нее не смотрел. Наверное, показалось.

Глава 4

Давным-давно…

Даже в обществе, на званых приемах и простых чаепитиях, Саша чувствовала одиночество, в какой-то степени оно стало ее другом. Привычная к вспышкам гнева отчима, она закалила характер, хотя часто ощущала себя физически слабой, и это расстраивало. Надо быть сильной. Тем более что будущее не сулит ничего хорошего, Яков Петрович не даст ни одного шанса на счастье. «Ты слишком похожа на мать», – часто обвинительным тоном говорил он, не догадываясь, что слова ласкают слух Саши и волнуют душу. Как жаль, что память не сохранила образ отца, он умер слишком рано, и теперь на шее висит его крестик.

«Кто знает, быть может, вы с небес смотрите на меня и храните…»

Два раза в неделю Саше разрешалось общаться с дочками Алюшиных, и в эти долгожданные часы жизнь оживала вокруг. Потому что вздорная Ольга и смешливая Ирочка знали все новости и с нетерпением готовы были рассказывать и о моде на более высокий каблук, и о новом почтальоне, перепутавшем телеграммы, и о скорой свадьбе Машеньки Поливановой, и об утопленниках, всплывающих под старой ивой по весне, и о симпатичном Грише Салтыкове, попавшем под влияние Павла Андреевича Воронцова. Саша всегда слушала внимательно и редко задавала уточняющие вопросы, их попросту невозможно было вставить в несмолкаемый щебет Ольги и Ирочки.

Про Павла Воронцова последние недели приходилось слышать часто. Отчим, разговаривая с приказчиком, упоминал его имя и почти сразу же осыпал проклятиями. Зная крутой нрав Якова Петровича, Саша даже сочувствовала Воронцову. И, когда произошла случайная встреча на дороге, она с интересом разглядывала Павла. Да, это тот молодой человек, которой однажды хотел ее испугать на реке. Но можно ли испугать ребенка, живущего с таким отчимом?

У Платоновых Саша кожей почувствовала на себе обжигающий взгляд Павла. Кругом было много очаровательных, хорошо одетых девушек, но он отчего-то смотрел на нее. Она лишь два раза повернула голову, желая убедиться в своих ощущениях, а затем проследовала за отчимом к столу, где немного поела холодной, тонко нарезанной буженины и поговорила с Машенькой Поливановой и ее матерью. Но мысли о Павле не отпускали некоторое время. Высокий, хорошо сложенный, уверенный молодой мужчина. Пожалуй, Саша охарактеризовала бы его именно так. «Очень красивый, и ямочка на подбородке. Не знаю, можно ли назвать его кудрявым, но волосы слегка вьются… А глаза?! В начале зимы я читала любовный роман, так главного героя представляла именно так!» – неожиданно вспомнилось, как про него рассказывала Ирочка.

Саше не разрешалось принимать участие в танцах, на приглашения она должна была отвечать вежливым отказом. Но ее скромной персоной и не интересовались, грозная фигура отчима всегда маячила рядом, а это не способствовало общению ни с кем.

После чая с яблочным пирогом Саша немного прошлась вдоль окон, поглядывая на потемневший двор, затем остановилась около зеленых бархатных стульев и отыскала взглядом отчима. Яков Петрович, покрасневший от выпитого вина, похрапывал в кресле в дальнем углу гостиной, ему не мешали ни музыка, ни шум голосов, ни звонкий смех.

«Как хорошо», – подумала Саша, наблюдая, как медленно поднимается и опускается живот отчима, скованный пуговицами темно-синего жилета.