Действуй, Принцесса!

– Ты очень красивая, моя дорогая, – ровно произнесла Эдита Павловна и обменялась с Лерой довольными взглядами.

– Конечно, красивая! Ты же мне когда-нибудь подаришь этот наборчик?

– Этот «наборчик», – улыбнулась бабушка, – стоит целое состояние. Но он будет твоим. Позже. Когда ты окрепнешь.

Полагаю, в большинстве случаев Эдита Павловна держала свое слово – моя двоюродная сестра буквально вспорхнула и полетела к двери.

– А ожерелье Ланье я надену в следующий раз, понятно? – шепнула Лера, когда мы уселись в машине на задних сиденьях.

Она действительно была хороша и в отличие от меня уверена в своей женской красоте и притягательности. За счет косметики и украшений Лера выглядела старше лет на пять и выигрывала еще и этим. Не знаю, отчего я стала нас сравнивать, может, оттого, что мне вдруг показалось, будто мы соперницы. Но почему так? Вроде никого делить мы не собирались. Павел? Нет. Он с каждой минутой все отдалялся и отдалялся… Он становился чужим.

Посмотрев на водителя, я тихо вздохнула. Если бы нас вез Тим, а не этот черноволосый дядька, я бы пребывала на седьмом месте от счастья, но, увы, увы, увы…

– Ты чего улыбаешься? – услышала я голос Леры.

– Просто так, – ответила я и посмотрела на нее.

Моя двоюродная сестра теперь очень походила на свою мать, собственно, она ее копировала, старательно играя роль светской львицы. С удивлением я поняла, что больше нет капризной, эгоистичной Леры, а есть эффектная и сдержанная Валерия.

* * *

В галерее «Дюма» царила атмосфера, к которой я уже успела привыкнуть, посещая с бабушкой другие светские рауты. Не важно, какие были декорации: открытие выставки ювелирных украшений (первый день только для избранных) или благотворительный вечер в каком-нибудь особняке – все похоже. Тихая плавная музыка, приглушенные голоса с обязательными приветственными восклицаниями, улыбки, не сходящие с лица дам (часто приторные и наигранные), островки мужского смеха и дым дорогих сигарет и сигар в специально отведенном месте, где ведутся непонятные разговоры. Обычно это навевало скуку.

– Я сама здесь все осмотрю, – заявила Лера, огляделась, плавно поворачивая голову направо и налево, улыбнулась и отделилась от нашей процессии.

Направляясь к колоннам, она слишком виляла бедрами, что портило выбранный ею образ.

– А я поздороваюсь со старыми друзьями. Ты тоже прогуляйся, ознакомься с фотографиями, поешь чего-нибудь, – небрежно произнесла Эдита Павловна и поплыла в другую сторону.

Если напрячь фантазию (причем очень сильно) и представить Леру Алешей Поповичем, бабушку – Ильей Муромцем, а меня – Добрыней Никитичем, то не так уж и много дорог оставалось на выбор, всего-то одна.

И я пошла прямо.

Шаг, второй, третий. Чье-то «добрый вечер» и мое ответное «здравствуйте».

Я почувствовала, как и сама меняюсь, не прикладывая к этому никаких усилий, – изумруды и бриллианты ожерелья вспыхнули, обожгли кожу и потребовали достойной подачи. Ну, раз надо, так надо… Я ничуть не сутулилась, сохраняла спокойствие, и на моих губах тоже заиграла улыбка, которую я бы назвала загадочной (а с какой еще улыбкой Добрыня Никитич мог выехать на поле, пряча за пазухой дубинку?).

Народ в основном стоял кучками, но были и те, кто неторопливо передвигался по периметру, разглядывая фотографии. Для начала я последовала их примеру, но со мной стали активно здороваться, из-за чего сосредоточиться никак не получалось. «Люди, кто вы?» – мысленно простонала я, когда рыжая невысокая женщина в нелепом серебристо-розовом платье сообщила мне об ужасной погоде в Париже и аллергии на одуванчики у мопса по имени Фредерик. Я тактично промолчала и спаслась бегством.

Перейдя в зал побольше, я увидела Леру в обществе незнакомого молодого мужчины, похожего на студента-отличника. Моя двоюродная сестра болтала без умолку, жестикулировала и кокетничала, а собеседник внимательно слушал и изредка кивал.

Мне пришлось признать свою ошибку: нет, Лера не могла соответствовать тому образу светской львицы, ее хватило всего-то на двадцать минут (если не считать дорогу от дома до галереи). Невозможно изменить себя надолго – и у нее не получилось. Полный крах! Но, обернувшись, я увидела того, кто меня предал, и ту, которая действительно могла претендовать на «белую кость», – Павла и его сестру Лизу.

Теперь замысел бабушки стал ясен. Она без слов и обсуждений (ни до, ни после, ни во время) будет сталкивать нас везде, где только можно. Потому что теперь она знает историю наших чувств, и, в ее понимании, старая любовь не ржавеет. «Бабушка, бабушка, да я каждый час поливаю ее водой и накрываю тяжелым мокрым пледом! Она заржавеет! Да она уже покрылась грязно-оранжевой коркой!»

Павел кивком поздоровался и задержал на мне пронзительный взгляд. Его сестра сделала глоток воды, отвела от лица стакан и прищурилась.

Лиза сильно изменилась с тех пор, как я видела ее последний раз, а это было три года назад. Она вытянулась, стала настоящей пленительной красавицей с обложки журнала и в отличие от Леры действительно впитала в себя все соки «высшего общества». Волнистые каштановые волосы лежали на плечах, глаза казались огромными, ресницы бархатными, а пухлые губы (шоколадные с легким оттенком розового) наверняка притягивали взгляды многих мужчин. Елизавета Акимова превратилась в стройную принцессу, метившую на место королевы.

– Ты увидела привидение? – услышала я знакомый голос, вздрогнула и повернула голову вправо. – Не бойся, это всего лишь я.