Оболтус для бизнес-леди

«Долой насильственное расселение!»

«Я хочу сидеть с Витькой!»

«Даешь свободу выбора!»

Плакаты, развешанные по третьему этажу школы, заставляли учителей то нервно вздрагивать, то тяжело вздыхать. Дети же отказывались выходить на перемены из классов, а вместо этого радостно дубасили учебниками по партам – ура, победа будет за нами!

Через два дня в школу вызвали Льва Аркадьевича. Он пообещал хорошенько надрать сыну уши, но то ли отложил наказание, то ли оно не помогло. А понедельник начался с того, что Никита выдвинул новые требования: свобода выбора партнера по парте плюс увеличение большой перемены на десять минут.

Большую перемену оставили без изменений, а на свободу директор все же дал согласие. «Революционер», – окрестил он юного нарушителя порядка и махнул рукой.

В тринадцать лет Никита на спор спрыгнул с крыши бойлерной. Спрыгнул не на асфальт, а на новенькую белую «Волгу», принадлежавшую вредному старикану, который жил на первом этаже в их же подъезде. В четырнадцать уговорил одноклассниц прийти на урок физкультуры в купальниках. В пятнадцать отправился в военкомат и потребовал досрочно принять его в ряды Вооруженных Сил.

А в девятнадцать влюбился в девушку по имени Маша и, по мнению Льва Аркадьевича, «совершенно съехал с катушек».

В двадцать он твердо решил на ней жениться.

В двадцать один год Никита сел за руль отцовского «мерса» и отправился на свадьбу. Только женихом на этом празднике жизни был не он. Ломая забор, сминая круглые столики, застеленные белыми скатертями, до смерти напугав празднично разодетую публику, он танком въехал на загородный участок родителей невесты и… был скручен охраной, а затем ценной бандеролью передан доблестной милиции. Невеста лишь сморщила носик.

Оля тогда долго размышляла над случившимся и задавалась различными вопросами. Как можно быть таким порывистым? Почему не проанализировать ситуацию заранее? Зачем он вообще поехал? Да, любовь – сильное чувство, но нельзя же терять разум…

В общем, Никиту Замятина с его пылкими страстями и неожиданными поступками она решительно не понимала. Но, как ни странно, очень хотелось понять. Будто в ее личном контролируемом мире существовала незначительная поломка – оторвался проводочек и искрит, а найти это проблемное место не получается.

После шумихи Никита по настоянию отца отправился заканчивать высшее образование в Кембридж, где увлекся регби и где со временем получил не только диплом, но и перелом носа. На жизнь он не жаловался, Машу вроде не вспоминал. Потихоньку влился в бизнес отца и возвращаться в Москву не собирался. Лев Аркадьевич был рад и горд – все успокоилось, а его сын занял достойное место в ресторанной империи «Пино Гроз».

Была еще одна причина, по которой Замятин вызывал у Ольги особый интерес, – соперничество. Никита удивился бы, узнав, что еще много лет назад маленькая Оля выбрала именно его соперником в игре «Здравствуй, будущее». С одной стороны, им делить нечего, с другой – в их судьбах слишком много похожего. Отцы – успешные бизнесмены. И ей, и ему нравилось учиться, нравилось добиваться. И он, и она закончили школу с серебряными медалями. Оба знают по три языка (когда она взялась за немецкий? Когда узнала, что его выучил Никита?). Рано или поздно ей предстоит возглавить «Форт-Экст», ему – «Пино Гроз», как будто они однажды встретились на старте и устремились вперед. Кто действительно станет достойным, а к кому навсегда приклеится ярлык «Эй, тебе просто повезло с отцом»?..

Припарковав машину, Оля повернула голову и посмотрела на плоский коричневый портфель, лежавший на соседнем кресле. Дамские сумочки ей никогда не нравились – папку с документами не впихнешь, а брать еще и пакет… зачем, когда можно прекрасно все разместить в портфеле?

Лист бумаги, маркер… Не нужно, чтобы Никита ее узнал, ей хочется увидеть его как бы со стороны – без примеси ненужных слов и без возобновления якобы приятельских отношений.

Когда они встречались последний раз? Кажется, ей было четырнадцать, а ему восемнадцать. Конечно, он ее не узнает… Она вытянулась – из пухлой девочки превратилась в стройную девушку, на носу и подбородке больше нет прыщей, вместо стрижки «паж» – длинные густые каштановые волосы. Теперь ей – двадцать восемь, ему – тридцать два. И он, разумеется, тоже изменился.

«Егор сказал, что Никита возвращается навсегда – ему надоело жить и работать в Лондоне. Неужели его действительно замучила ностальгия или причина совсем другая?» – задумалась Оля, открывая дверцу машины.

* * *

– Мы разобьемся!

– Не факт.

– Я чувствую – мы разобьемся! Слышите звук? Гудящий такой…

– Наверное, один из двигателей барахлит.

– Что?!

– Я пошутил. – Никита закрыл книгу, повернулся к моложавой старушке и, выделяя каждое слово, четко произнес: – Успокойтесь, до посадки осталось двадцать минут. Все будет хорошо.

– Мы разобьемся! – в тысячный раз громко выдала старушенция.

– Не факт, – в тысячный раз возразил Никита.

Почти весь полет его соседка тряслась от страха: сеяла панику, грызла мятные леденцы, охала, просила воды, обмахивалась тонким глянцевым журналом и обстоятельно готовилась к смерти. Он ее успокаивал как мог, но не помогало. Даже три анекдота, от которых у любой другой пожилой дамы уши покраснели бы и отвалились, не произвели на нее никакого впечатления. Она только кивнула, обронила короткое «поняла» и продолжила «умирать», то всхлипывая, то восклицая. «Вы знаете физику? Вы можете объяснить, как эти ужасные самолеты устроены? Как они летают?»

Кошмар был затяжным и почти непрерывным.

Утром поесть не удалось (замотался, закрутился), и два часа назад тоже пришлось остаться без обеда: старушенция нервно заглотила не только свой кусок говядины, картошку, салат, но и его порцию тоже. Никита надеялся, что после такой трапезы она разомлеет и уснет, и даже достал из сумки книгу, но не тут-то было. Триллер под названием «Минуты нашей жизни сочтены» продолжился. «Это ужасно… лететь, надеяться… а потом – взрыв, и я уже на небесах! А мои химчистки и любимый муж останутся на земле». Никита даже полстраницы не успевал прочитать, как на него обрушивались старые и новые стоны о неизбежной кончине наивных, ничего не подозревающих пассажиров. Книгу пришлось отложить, но потом он взял ее снова. Скорей бы уже приземлиться!

– У вас есть завещание? – спросила старушенция, схватив его за руку.

– Нет.

– Это вы напрасно. Знаете, как часто падают самолеты?

– Раз в месяц.

– Правда?

– Угу.

– А в этом месяце уже падал?

– Нет.

– А какое сегодня число?

– Тридцатое апреля.

Старушенция открыла рот и часто-часто заморгала – к такой правде жизни она оказалась совершенно не готова.

Никита мысленно отругал себя за очередную злую шутку – ведь перед ним пожилая женщина, которая годится ему в бабушки, – взмолился о терпении и сделал попытку исправить положение:

– Извините, я опять пошутил. Сегодня четвертое апреля, и, скорее всего, в этом месяце упадет другой самолет.

Не удержался, съязвил.

О! Если бы не ее возраст…

Вообще-то старушка была не из простых. Высокая, худая, волосы фиолетовые, уложенные в объемную прическу. В ушах – серьги с большими рубинами, на шее тяжелые бусы из белых и красных шариков, на пальцах кольца – серебро и золото вперемешку. Еще в начале полета она рассказала о себе много интересного: первого мужа загубила – через три года после свадьбы он сбежал от нее с язвой желудка, – второго подарила лучшей подруге, с третьим сейчас была вполне счастлива. «Наконец-то я встретила настоящего мужчину – он предугадывает каждое мое желание». Столь замечательным сказочным принцем оказался ее бывший шофер – молодой человек двадцати семи лет. Теперь он не мотался по московским улицам, а поддерживал порядок в недавно купленной трехкомнатной квартире на Новом Арбате. Сама бабуленция владела пятью химчистками, о чем не без гордости сообщила раз десять. И все у нее отлично, вот только летать боится.

– То есть, – улыбнулся Никита, – самолеты вообще больше падать не будут. Никогда.

– Вы меня просто успокаиваете, – пустила слезу старушенция и выронила носовой платок.

– Ну, посудите сами, зачем мне вас утешать? – Никита отцепил руку соседки от своей руки и обиженно добавил: – Делать мне больше нечего.

– Мы упадем.