Спиноза и его друзья в Древней Руси

Глава 10. Битва при Коростене

Из Коростеня выступили перед рассветом. Молочная дымка тумана стелилась над рекой, клубилась у подножия гранитных гор. Копыта лошадей обмотали тряпками, чтоб застать полян врасплох. Дружина двигалась в полном молчании. Впереди ехали Мал и Добрыня. За спиной Калины пристроился на сером в яблоках коне бледный от напряжения Спиноза в оранжевом шлеме. Ещё дальше с обозом шёл Петуля. Он не собирался воевать. Цели у него были чисто экономические: торговать леденцами на поле боя.

Спустившись с горы, древляне двинулись вниз по течению Ужа. Они ещё не знали, что в эту ночь в лагере полян никто не спал. Княгиня Ольга отдала приказ на рассвете сняться с места и вернуться в Киев. Всё было готово к отправлению, когда дозорные заметили приближение противника, и сигнальщик протрубил в рожок перестроение.

Над лугом занималась заря. Две армии замерли одна против другой на расстоянии полёта стрелы. Блестели наконечники копий, сверкали клинки мечей. Тесно сомкнулись щиты.

А в высоком небе пели жаворонки, и под ногами стрекотали в траве кузнечики.

Воевода Свенельд проскакал вдоль полянских полков и вывел вперёд Святослава на Гнедке. За спиной молодого князя сидела Геракл, которая, несмотря на запрет Ольги, уговорила Игоревича взять её с собой. Увидев девочку, Свенельд побагровел, но стиснул зубы и промолчал. Он подал знак дружине, и Святослав занёс над головой копьё.

Древлянский Мал тоже поднял копьё. Лучники натянули тетивы.

Зычный голос Свенельда пронесся над ратью:

– Князь уже начал… Ударим…

– Спиноза! – заорала Геракл, на лету перехватывая копьё Святослава. Древко вырвалось у неё из рук и наконечник, описав короткую дугу, вонзился в землю у передних копыт Гнедка.

– …Вслед за князем… – пробормотал Свенельд.

Обе дружины пришли в замешательство.

– Катя! Катя! – Спиноза неловко свалился с коня и, прихрамывая, побежал навстречу девочке.

– Нашёлся! Нашлась! – кричали они, обнимаясь.

Нарушая все правила тактики и стратегии, сквозь сомкнутые ряды ратников проталкивался Петуля, издавая радостный боевой клич:

– Ёлки!..

– Откуда вы взялись? – орала Геракл.

– Куда ты исчезла?

Святослав поднял руку, призывая полк к спокойствию. Мал сделал то же самое. Калина постучал Птицеславу в щит:

– Мягко стелили, да жёстко спать… Не с добром приходили лазутчики полянские.

Нахмуренный Свенельд поскакал к вдове Игоря:

– Повелевай, княгиня.

Ольга тронула коня. Выехала вперёд. И над полем брани, перекрывая пение жаворонка и стрёкот кузнечиков, прозвенел высокий женский голос.

– Брат мой, Мал! Княже! Не с худом пришла к тебе, но с добром! Не войну принесла тебе, но мир! Договоримся же, не проливая крови!

Четыре древлянских всадника двинулись ей навстречу. Князь с сыном, воеводы Птицеслав и Калина. С другой стороны к Ольге подъехали Святослав, Свенельд и Асмуд.

Высокие договаривающиеся стороны удалились в шатёр.

Войска разомкнули щиты.

Над бронзовыми кудрями Пушкина сиял солнечный нимб.

– Александр Сергеевич, – ошарашенно пролепетал Спиноза, увидев среди полян памятник великому поэту. – Катя, но это же не девятнадцатый век… И вообще, что происходит?

– Ой, Спиноза, идём, я тебя познакомлю! Петуля! – Катя взяла мальчишек за руки и подвела к киевскому войску.

– Это и есть твои друзья, Катрин? – спросил Александр Сергеевич.

Спиноза протёр очки. Но бронзовые губы и в самом деле шевелились, а из них вылетали обычные человеческие слова:

– Что ж вы, молодые люди, оставляете свою даму без присмотра?

Спиноза только открывал и закрывал рот. Руки у него дрожали. Ладони вспотели.

– Это Витя Корнецов, – представила его Геракл классику, – Спиноза. Ну, который умный. Помните, я вам рассказывала?

– Не оскудела от морозов,

Не повернула реки вспять,

Но может собственных Спинозов

Российская земля рождать, – улыбаясь, сымпровизировал Пушкин.

Бонифаций важно протянул памятнику ладонь лодочкой и без Катиной помощи представился:

– Рюрикович. В смысле, Петуля. Здрасьте.

К Вите вернулся дар речи:

– Ты что, не понимаешь, кто перед тобой? – напустился он на бизнесмена. – Это же Пушкин!

– Ну, – кивнул Петуля.

– Это же солнце русской поэзии! Основоположник всей нашей литературы!

– Ну… Не пойму, чё ты хочешь?

– Ты не читал меня, Петуля. Смотрел в мой том, а видел дулю, – блеснул Пушкин бронзовой улыбкой.

– Это фамилия такая, – без всякой обиды пояснил Бонифаций. – Моего роду-племени. Слышь, Катька, а слон где?

– Какой слон? – Геракл с опаской покосилась на увешанного золотом Бонифация. Вдруг он тоже рехнулся?

– Дык… это… Который за тобой гнался. Мы ж по твоим кроссовкам шли… А за ними ещё такие следы… Как ямы…

– Вот эти? – памятник отошел в сторону.

– Точно! – обрадовался двоечник.

– Александр Сергеевич! – Спиноза благоговейно смотрел на поэта. – Кажется, я начинаю понимать. Вероятно, вы появились в Выселках именно в тот момент, когда мы с Михайлой проводили совместный эксперимент. Удвоенная сила излучаемых сверхкоротких волн…

– И верёвки тогда на куски, – вспомнил Бонифаций. – Ещё бы – такой вес!

– Вот видите, Александр Сергеевич, я ж говорила, что вы прилетели на волнах! Вот только, Витечка, – Геракл заботливо застегнула на Спинозе белый халат, – я не понимаю, почему там в парке одни таблички?

– Это же естественно, Катя, – смущенно поправил очки научный руководитель. – Аномальная зона, расположенная вблизи деревни Выселки, – уникальный природный феномен. В информационном поле отражаются психофизические особенности каждого индивидуума и проецируются на окружающую среду, трансформируя её согласно представлениям субъекта.

Бронзовые бакенбарды с любопытством склонились к оранжевому шлему.

– Проще говоря, Катя, каждый видит то, что он представляет. Вот, скажем, я именно так представлял себе заброшенную помещичью усадьбу с садовым гротом.

– Как, вы тоже в него полезли? – смутилась девочка. – А почему тогда мы не встретились? Мы с Александром Сергеевичем пошли налево…

– А мы, ёлки зелёные, направо…

– Друзья! – Витя обнял за плечи Катю и Бонифация. – Дело не в линейных измерениях. Грот явился каналом пространственно-временной связи. Мы перенеслись в другой век.

– И в самом деле – Спиноза, – подивился Пушкин.

Мальчик зарделся.

– Мы за одной партой сидим, – похвасталась, не удержавшись, Геракл. – Витя, может быть, в тенёк перейдем? Как бы у тебя не было теплового удара!

И вся компания направилась к ближайшей роще.

Гридни и вои проводили их завистливыми взглядами.

Первым не выдержал отрок из полянской дружины. Он слез с коня и сел на траву. И тотчас же в обеих армиях началось повальное нарушение дисциплины. Воины складывали щиты домиком и ложились отдохнуть. Тут и там паслись стреноженные кони. Кашевары раскладывали костры. От походных котлов потянуло вкусным дымком. Бывшие противники постепенно смешались. Они подсаживались к кострам, беседовали, делились новостями.

Но никто из них ещё не знал главной новости.

Атмосфера в шатре переговоров поначалу была напряжённой. Обе стороны припоминали друг другу старые счёты.

– Данью непомерной нас обложили, – горячился Калина.

– А вы князя нашего позорной смерти предали! – сдвинул брови Свенельд.

– А ты обиду мне учинила, – попрекнул Ольгу Мал. – Обещала пойти за меня, да слова своего не сдержала.

Ольга сдвинула брови.

– Нешто ты думаешь, Мал, я могла княжеское слово нарушить? Согласия я не давала. Так сватам твоим и ответила: одна, мол, буду век вековать.

– Ты хочешь сказать, мы кривду творим? – вспылил Калина. – Я своими ушами слышал донесение!

Ольга и Свенельд переглянулись.

– Истинно, – подхватил Птицеслав. – Верный человек передал: ты, княгиня, послов наших с ласкою-согласием приняла, затем же сожгла их в бане.

– Видел я послов древлянских, – вмешался Асмуд. – И разговор их слышал с княгинею. Вот так она сказала: «Для меня великая честь пойти за вашего Мала, но не сниму вовек вдовьих одежд. Так князю и передайте. Пусть не гневается». И баню им велела истопить. И пир в их честь устроила. И проводила с почётом…

– Да где же они? – Калина демонстративно покрутился вокруг себя. – Что-то не видать.

– То нам неведомо, – ответил Асмуд. – Вы лучше своего верного человека приведите. Откуда у него такие сведения?

Птицеслав отдал распоряжение, и в шатёр ввели древлянского отрока.

– Как звать тебя? – спросил Мал.

– Беляй, – ответил отрок.

– Слышал княгинин ответ?

– Нет, сам не слышал.

– Видел, как послы в бане сгорели?

– Сам не видел.

– А от кого узнал?

– От Ярка. Побратима моего, полянина.

Вызвали в шатер киевского Ярка.

– Названый мой брат напился и в драку полез, – объяснил тот. – Меня гридни заругали. Вот его и спровадил. А про баню сказал, чтоб спужать.

– Прости, княгиня, – молвил Мал.

– И ты прости меня, князь, – молвила Ольга.

Они обнялись и обменялись троекратным поцелуем.

В шатёр принесли мёд. И тут же, за столом, Мал с Ольгою договорились породниться. Малушу объявили невестой Святослава, а Добрыню, чтоб приглядывал за сестрёнкой, решено было отправить в Киев учиться ратному искусству у знаменитого воеводы Свенельда.

Пирование было в разгаре, когда прискакал на взмыленной лошади гонец.

– Хазары наступают! – крикнул он и замертво свалился на землю.

Глава 11. Муки творчества

Атака хазар была отбита. Русские дружины возвращались по домам: Мал в Коростень, Ольга – в Киев. Потери в полянско-древлянском войске были незначительные – ни одного убитого и раненого. Лишь четверо пропали без вести: невесть откуда появившиеся чужестранцы да бронзовый идол, которого поначалу приняли за Перуна. О них быстро забыли, только на княгиню порой нападала странная задумчивость и она удалялась в свои покои беседовать со святым человеком, который совсем недавно появился в здешних местах.

А хазарская столица гудела слухами. С небывалой добычей возвращались из похода воины. Они вели в полон бронзового русича, и золотого русича, а еще чудного волхва и багатур-деву.

Связанные между собой пленники понурой вереницей брели по дороге. Одного только Пушкина уложили в телегу и прикрутили к ней массивными цепями.

– Неразумные хазары, – бормотал себе под нос поэт. – Неразумные…

– Александр Сергеевич, – успокаивал его Спиноза, – зато вам предоставляется блестящая возможность ближе познакомиться с бытом и нравами исчезнувшего народа, о котором вы писали. Помните, как там у вас: «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам. Их села и нивы…» Кстати, – огляделся он. – Где же нивы?

И правда: на всем пути они не встретили ни одного возделанного клочка земли. На обширных пастбищах паслись тучные стада крупного, рогатого и мелкого скота, а также табуны лошадей.

– Досадная неточность, – заметил поэт. – Впрочем, мало ли у меня досадных неточностей?

– Вы про какого Олега? – загремел браслетами Рюрикович. – Который из Киева?

– Ты, я вижу, времени даром не терял! – приятно поразился Спиноза. – Увлёкся русской историей, да, Бонифаций?

– Ты чё? – насторожился Петуля. – У меня чистая коммерция. Просто мужик у меня знакомый есть, Вещий Олег. Мы с ним в Стамбул за товаром ходили.

– Ещё одна временная петля! – Витя сдунул муху с кончика носа. – Когда же ты успел переместиться еще лет… э-э… э… на…

– А чего мне перемещаться? – клацнул гривнами бизнесмен. – На месте сидел. У меня ж фирма. А Олега этого я во сне видал. Ничего мужик, деловой.

– Везёт же тебе, Петуля, – завистливо протянула Катя, – а я никогда сны не вижу.

Спиноза сильно заволновался:

– Катя, ты не понимаешь… У Бонифация в экстремальных условиях включилась генетическая память, и он увидел то, о чём не имеет ни малейшего представления! Когда вернёмся, друг, надо обязательно пойти в Академию нанотехнологий и заняться изучением твоего мозга!

Рюрикович испугался:

– Я им лучше свой ум… это… после смерти завещу. Мне голова ещё пригодится.

У стен Итиля пленников встречала толпа любопытных. Раздавались гортанные крики на незнакомом языке. Особый интерес у хазар вызвали Пушкин и Спиноза. Самые смелые норовили подскочить поближе и потрогать их. Витя всё время хихикал: во-первых, боялся щекотки, во-вторых, радовался такому непосредственному знакомству с хазарами.

– Очень приятно, очень приятно, – кивал он оранжевым шлемом во все стороны. – Благодарю за внимание.

– Во, доставучие! – жаловался Петуля Гераклу, когда особо назойливые хазары трогали руками его добро.

К счастью, царский дворец был недалеко. Сотня воинов с трудом подняла Пушкина с телеги и поставила на ноги. С Петули грубо сорвали всё, что он нажил честным бизнесом. Пленников ввели в большой зал, где стояли два трона. На тронах сидели цари. Один – необъятных размеров, розовощекий с длинными пшеничными пейсами и довольно приятным лицом. Второй был маленький, щупленький, с толстыми губами, бритый наголо. Оба царя душевно улыбались и что-то долго говорили на непонятном языке. Затем они замолчали.

– И мы очень-очень рады, – Спиноза поправил очки связанными руками. – Май нейм из Спиноза, – он перешел на английский, чтобы хазарам было понятней. – Ай эм скулбой. Зе й а май фрэндз: Петуля энд Геракл. Ши из э гёрл. Энд ит из зе грэйт рашен райтер Александр Сергеевич Пушкин.

– Мы это… по коммерческим делам, – обиженно добавил Петуля.

Цари снова улыбнулись и хором сказали по-русски:

– Это карашо. Мы вас немножко будет казнить. Секир-башка, – и ребром ладони они синхронно полоснули себя под подбородками, не переставая улыбаться.

– Как это – секир-башка? – возмутился Бонифаций. – Мне нельзя секир-башка! Родители в Турции ка-ак узнают!

– Это несправедливо! – поддержала его Катя. – Мы дети! А вы нарушаете!

– В самом деле, ваши величества, – авторитетно заявил Спиноза. – Согласно международной конвенции о правах ребенка, вы нарушили статьи 3–18 и 20–32.

– Карашо, – заявили цари. – Мы вас будет скоро-скоро казнить, без пытка. Закону мы не нарушать.

– Господа, побойтесь бога, – Александр Сергеевич склонил голову и укоризненно посмотрел на властелинов. – Отпустите детей. Они ничего дурного не сделали.

– Ты вообще молчать, чугун-башка, – улыбнулся толстый.

– Извините, – вмешался научный руководитель. – Но вы совершаете непростительную ошибку. Во-первых, Александр Сергеевич отлит не из чугуна, а из бронзы. Во-вторых, как великий поэт он посвятил бессмертные строки вашему хазарскому народу. Благодаря ему о вас узнал весь мир.

– Рекламу сделал! – вступился за Пушкина Петуля. – А вы…

– Что есть «строки»? – спросил худой.

– Имеются в виду стихи, – объяснил Витя.

– Их ещё учить задают, – подсказал Бонифаций.

– Мороз и солнце, день чудесный, – неожиданно для себя вспомнила Катя.

Ребята с надеждой посмотрели на Пушкина.

– Стихи – это то, за что секир-башка, – подвёл итог поэт.

– Говорить стихи про хазар, – потребовали цари.

Спиноза откашлялся и с выражением прочел наизусть «Песнь о вещем Олеге».

Цари перестали улыбаться.

– Ты что?! – одёрнул Рюрикович Спинозу. – Кто тебя за язык тянул?

Цари тихо переговаривались между собой.

– Простите, друзья, – Александр Сергеевич грустно посмотрел на ребят. – Кто знал, что так получится?

– Бедная мама, – вздохнула Катя. – Как она останется без меня?

– Мы решить, – объявил толстый, – строки – не есть карашо. Но есть складно. И есть вкусно для ухо. Ты, – он показал на памятник, – сломать эти строки, весь мир – забыть эти строки. Ты делать другие строки. Казар – есть карашо. Олег – не есть карашо. Конь – есть очен карашо. Змей есть очен-очен карашо! Не сделать другие строки – секир-башка утром.

– Но позвольте, – забормотал Спиноза. – Классика… Бессмертный памятник…

– Я согласен, – быстро сказал памятник.

Пленных бросили в глубокое подземелье. По углам шуршали страшные мыши, а пауки плели свою паутину. Из-за этого Витя нервничал, и поэтическое творчество давалось ему с трудом. Зато все остальные наперебой предлагали Пушкину свои варианты.

– Пошел деловой сегодня Олег отдать свои вещи хазарам… – Петуля поскрёб затылок. – Поля, корабли, города, даже щит… Он все отдает им задаром!

– Нескладно получается и рифма не везде, – забраковала Геракл.

– Зато по делу, – защищался Рюрикович. – Сама придумай лучше!

– Да я, если хочешь знать, уже сочинила. – Катя закрыла глаза и с завываниями прочла:

– Как ныне сбирается вещий хазар

Заехать плохому Олегу.

Нанес он противнику мощный удар,

Заплакал Олег и забегал.

– Да… в рифму, – вынужден был признать Петуля Катино поэтическое превосходство.

– Если постараться, – всё можно сделать, – скромно заметила девочка. – Правда, Александр Сергеевич?

– Не мешай, – Пушкин дремал на холодном полу. – Я думаю.

– Действительно, Катя, – поддакнул поэту Спиноза. – Вдохновение требует уединения и сосредоточенности. И в литературе, и в науке.

– Слышь, Катька, – вдруг встрепенулся Рюрикович. – А чего это Олег заплакал? Он не такой… И куда это он забегал? По этим… по нивам ихним?

– Ну… он как бы заплакал и забегал с горя, – отбивалась от критики Геракл. – Что не может дать сдачи.

– Ты прости, Катя, но у тебя получилось малохудожественно, – личные симпатии Спиноза никогда не ставил выше научной истины. – Я, конечно, не претендую на высокое поэтическое мастерство, но тут на досуге тоже кое-что набросал. Возможно, вам будет интересно.

Спиноза откашлялся и начал декламировать, чеканя каждое слово.

– Солнце уже клонилось к западу, когда русский князь Олег, прозванный в народе Вещим, собрался за данью в Хазарский каганат. Хорош, богат был каганат. Добрые царили в нем нравы. Главным достоинством этого дружелюбного народа была его веротерпимость. Среди хазар встречались христиане, иудеи, магометане. А правили каганатом два владыки: каган-царь, отвечающий за светскую жизнь, и каган-бек, в чью компетенцию входило решение религиозных проблем. Коллективно сотрудничая между собой, они решали все вопросы демократическим путем. Хазары торговали со многими странами, в том числе и с древней Русью. В то время, как Олег собрался идти за данью к хазарам, набегов последние не совершали, и поэтому русский князь поступил по отношению к ним непорядочно.

Спиноза поправил очки и замолчал. Ребята переглянулись.

– Видите ли, друзья, – Витя поспешил предотвратить замечания по сути вышесказанного, – из-за нехватки времени я не успел написать про коневодство, а также про фауну и флору этой страны. Но к утру, думаю, всё будет готово.

Петуля озадачился:

– А где эти… рифмы?

– Это не стихи, Витя, – Геракл тоже была разочарована.

– Но ведь каганы и не заказывали стихи, – резонно возразил научный руководитель. – Они требовали восстановления исторической справедливости по отношению к своему народу, а также – благозвучия. В своём небольшом исследовании я учёл оба эти условия.

– Нет, Витя, – заупрямилась девочка. – Им не понравится. Нас казнят.

– Точно, – шмыгнул носом Рюрикович. – Секир-башка.

Остаток ночи прошел в литературной борьбе. Ребята слонялись из угла в угол, бормоча себе под нос и предлагая всё новые и новые варианты. Не участвовал в коллективном творчестве лишь Александр Сергеевич. Он мирно спал и проснулся только тогда, когда загремели засовы и за пленниками пришла стража.

Глава 11. Из огня да в полымя

Чертог сиял. Каганы улыбались. Палач точил кривую саблю. Пленники с содроганием взирали на искры, слетавшие с точильного круга.

– Сделать строки? – ласково спросил Александра Сергеевича толстый с пейсами каган-бек.

– Сделать-сделать, – ответила за поэта Катя. – Много-много. Петуля, ты первый.

Бонифаций попереминался с ноги на ногу, будто на уроке у доски, и поскрёб затылок.

– Ну, это… – вдохновенно начал он. – В общем… пошёл хазар на базар…

– Карашо, – похвалил тощий каган-царь, – достаточно.

– Прости, Катя, – Спиноза решительно отстранил девочку и шагнул к тронам:

– Олег, ты взял на душу грех. Покайся! Мирные хазары…

– Този карашо, – покивал за тощего каган-бек.

Геракл расправила плечи и с чувством провыла:

– У Лукоморья дуб растёт. Под дубом смерть Олега ждёт…

– О! – каган-бек удовлетворённо поднял толстый палец, унизанный кольцами. – Очень карашо!

Тощий с сомнением покачал бритой головой:

– Не очень карашо. Нет конь. Нет змея. Секир-башка.

Александр Сергеевич вышел вперед и заслонил детей:

– Позвольте, господа, прочесть вам несколько строк, которые пришли мне в голову во время бессонницы:

Богат и славен… каганат,

Его поля необозримы.

И табуны неукротимы

Копытами в степи стучат.

Палач перестал точить саблю и прислушался. Поэт продолжал:

Хазар на север держит путь,

Хазар не хочет отдохнуть.

Ни в чистом поле, ни в дубраве,

Ни при опасной переправе.

– Какой кароший казар! – растрогался толстый. – Ни хочит отдохнуть, – он высморкался в рукав халата. – Дальши-и.

– Грозы не чуя между тем,

Не ужасаемый ничем,

Князь русский козни учреждает…

Тощий каган-царь неожиданно расхохотался.

– Балда какой! Сидит – и не знаит. А казар кароший ему – чик-чирик! Еще качу.

– А между тем змея большая

Ползет из черепа коня

И жалит Вещего Олега…

Палач затопал ногами и заплясал вокруг точильного камня.

– О, муза! Ты прости меня, – Пушкин поднял глаза к потолку. И неожиданно закончил: – Уж все готово для побега.

Каганы вскочили с тронов:

– Кто побег? – забеспокоились они. – Побег не есть карашо!

– Разве я сказал – побег? – удивился Александр Сергеевич. – Уж все готово для набега… э-э-э… хазар на русские поля.

– Он что-то придумал, – незаметно шепнула Катя на ухо Спинозе.

– Сбежим! – в Петулиных глазах засветилась надежда.

Пушкин сделал шаг назад и встал в строй.

– Сегодня не будет секир-башка, – пообещал тощий каган. – Завтра будет секир-башка.

– За что? – обалдел Рюрикович.

– Ну, знаете!.. – задохнулась от гнева Катя. – Мы всю ночь не спали. Столько натворили!..

– Возможно, ваши величества не удовлетворены формой либо размером данных произведений? – поспешил поинтересоваться Спиноза. – Но это не всё наше творческое наследие. Многое осталось в черновиках. Есть и проза, в которой прославляется…