Большое путешествие в Древний Египет
С высоты холма Моисей заметил некоторую закономерность. Когда он, молясь, воздевал руки к небу, амалекитяне, казалось, готовы были обратиться в бегство. Когда же в изнеможении опускал, победа переходила на сторону противника.
– Смотри-ка, Аарон, – удивился пророк. – Или я не похож на дирижера?
– Не может быть, – усомнился брат.
– Не веришь? Гляди!
И Моисей замахал руками вверх-вниз, точь-в-точь, как Геракл на утренней гимнастике. Теперь на поле битвы ничего нельзя было разобрать. Только вскинут сабли всадники – и взлетают вверх нунчаки. Только упадут враги – глядь, уже на земле евреи. Катю спасала только быстрота реакции.
– Моисей, прекрати эти штучки, – жалобно попросил Аарон. – У меня в глазах рябит.
– Уже прекратил, – руки Моисея бессильно повисли. – Я-таки устал.
– Наших бьют! – кричала, обороняясь, Геракл.
Каратистов теснили со всех сторон. Женщины в толпе евреев сбились в кучу, прижимая к себе детей.
– Ой-ой, – массировал запястья пророк. – Бедные евреи! Аарон, если тебе не трудно, помоги мне, чтобы наши победили… А то попадешь в плен.
– Плена я не выдержу! – Аарон торопливо схватил правую руку Моисея и поднял вверх, как судья на боксерском ринге.
Схватка пошла на равных. На левом фланге били евреев, на правом били евреи. Катя сражалась посредине.
– Пусть эти отдохнут, – скомандовал Моисей. – Аарон, меняй руку!
Теперь ситуация в корне изменилась. Каратисты на левом фланге небрежно отбивались от обессилевших амалекитян, а на правом враг будто озверел. Геракл металась от одного конца поля к другому.
– Вот, скоро закат, – меланхолично заметил пророк. – Я-таки забыл узнать у ихнего начальника, куда мы пойдем, если будет ничья?
– Я знаю?.. – Аарон снова сменил положение. – Придется доигрывать завтра. Ты за кого болеешь?
– Я болею за дело, – веско ответил Моисей. – А оно не терпит отлагательств. Нам некогда разводить здесь фигли-мигли, надо идти. Слушай, что ты тут бегаешь? Позови кого-нибудь на помощь. Смотри, сколько там зрителей. Отсюда тоже неплохо видно. Пусть кто-нибудь придет, подержит одну мою руку, а ты другую. И мы быстренько покончим с этими верблюжатниками.
– Ты-таки умный, как Спиноза, – удивился Аарон. – Евреи!– зычно крикнул он толпе. – Нужен доброволец!
Обернулся рыжий парень с оттопыренными ушами.
– Иди сюда, – поманил его Аарон. – Мы с тобой решим исход битвы.
Воспользовавшись паузой, Моисей высморкался.
Рыжий взбежал на холм. Аарон коротко объяснил ему задание.
– Раз-два, взяли! – скомандовал он.
– О Господи! – взвыл Моисей. – Пусть это скорее закончится!
Геракл нанесла самый легкий удар. Противник кувыркнулся вместе с верблюдом. Оба больше не шевелились.
– Как тебя зовут, мальчик? – поинтересовался Аарон у напарника.
– Ор, – застенчиво ответил лопоухий.
– Так вот, Ор. Посмотри туда и запомни это на всю жизнь. Ты присутствуешь при историческом событии. Мы с братом сейчас победим. А когда будут прославлять нас, прославят и тебя. Может быть…
Ор захлопал глазами. Уши у него зарделись.
Битву можно было считать законченной. Один за другим, хромая, сконфуженные джигиты покидали поле боя. Последним ковылял предводитель. Солнце скрылось.
– Ур-ра! – ликовала толпа. – Ура победителям!
Аарон спустился с холма и вышел к народу.
– Братья, – обратился он к соплеменникам. – Сила встретилась с силой, рать с ратью. Благодаря неустанным молитвам меня и моего брата мы счастливо избежали позорного для евреев плена. Господь услышал наши с Моше молитвы. И не оставил в трудную минуту!
Долго в эту ночь не ложились спать евреи. Они снова и снова пересказывали друг другу подробности битвы. Каждый из сотни каратистов стал желанным гостем у любого костра. Иехошуа бин-Нун был вообще нарасхват. Аарон гордо расхаживал между кострами, поражая всех красноречием и скромностью.
– Без него не видать бы нам победы, – переговаривались меж собой люди. – Когда он взялся за руки пророка, победа перешла на нашу сторону. Конечно, Аарону немножко помог этот рыжий парень…
Уши Ора светились в отблесках пламени.
– Да я что… – оправдывался он. – Да я ничего такого… Вот Аарон – это да!
– Дурак, – презрительно подумала Катя. – Заладил, как попугай: Аарон, Аарон… Да если б не Моисей… Кстати, куда он запропастился?
Пророка нигде не было. Даже у Мириам. Старушка сама очень волновалась.
– Сходи, доченька, на холм, – попросила она Катю. – Может, Моше стало плохо и он не смог спуститься…
Моисей тяжело дышал, ворочался и что-то неразборчиво бормотал во сне. Руки у него распухли и лежали неподвижно, как две колоды. Геракл сняла с себя куртку, свернула ее и заботливо положила на камень под голову старику. Моисей почмокал губами, как ребенок. Катя присела рядом с Найденным-в-Тростниках и посмотрела вверх. В огромное, бесконечное звездное небо. Где-то там был Бог. Суровый, непонятный еврейский Бог. Который их трех миллионов евреев почему-то выбрал одного – старого, больного, беспомощного…
Девочка подняла руки к небу:
– Господи, – попросила она. – Помоги ему. Пусть он дойдет до земли Ханаанской. Сделай такое чудо, а?
Звезды мигнули и погасли.
* * *Совсем близко впереди маячил выход. Вдруг, откуда ни возьмись, появился огромный черный кот и неторопливо, вразвалочку двинулся наперерез. Катя хотела сплюнуть через левое плечо, но вдруг застыла на месте.
– Это уже было, – недоуменно подумала она. – Но давным-давно, еще до Исхода. Моисей… Битва… Куда все это делось?
Кот нагло мяукнул и исчез в стене.
В глубокой задумчивости Катя дошла до конца коридора и оказалась на улице.
Письма Шампольона брату. Послание шестое
Абу-Симбел, 26 июня 1829 года
Любезный брат мой!
Я продолжаю свое путешествие по Египту и все меньше чувствую себя чужаком. И благородные беи, и простые феллахи называют меня: «Брат мой!». Поверь, для приверженцев Аллаха и пророка его Магомета это вовсе не пустая фраза. Я снова и снова убеждаюсь, что Господь един для всех людей, только носит разные имена.(…)
Мемфис меня разочаровал. От его прославленных храмов и дворцов остались только жалкие развалины. Огромная статуя Рамсеса II, в царствование которого родился библейский пророк Моисей, наполовину засыпана.
Зато в Дендере я, наконец, увидел вполне сохранившийся храм. Одна настенная роспись сильно поразила меня. Вся композиция развертывается слева направо. Впереди движется седобородый старик с посохом, за ним – черный кот, вырисованный бочонком, в несвойственной египтянам манере, а следом – девочка, за которой можно увидеть множество людей – мужчин, женщин, детей – и скот с поклажей. По внешним признакам и одежде эти люди явно относятся к семитскому типу. Исключение составляет лишь девочка. Не стану передавать тебе всех деталей ее наружности (весьма необычной для древних египтян), скажу только, что башмаки на ней точь-в-точь такие, как у русского юноши Бонья, о котором я писал тебе в прошлой эпистоле.
(…) И причем тут кот? Как известно, еврейские племена занимались скотоводством и не почитали котов ни как домашних животных, ни как божества. Но, возможно, этот кот невероятным образом связан со странной девочкой. Иначе я никак не могу объяснить появление чужеродных фигур в росписи, так точно воссоздающей быт еврейского племени.
Мне удалось расшифровать иероглифы, окружающие фреску. Правда, пока не все. Но я абсолютно точно идентифицировал два имени: Моисей и Геракл.
(…) Здоровье мое по-прежнему оставляет желать лучшего. Египетский Ра жесток ко мне. Уже не раз со мною случались солнечные удары. Спасибо верному Пьеру. Как всегда, он оказывается рядом, окатывает меня холодной водой и приводит в чувство. Это позволяет мне продолжать работу.
Часть пятая
Глава 1. Сумасшедший из Александрии
– Перебели папирус начисто, – строго наказал Спиноза младшему писцу, – а потом можешь быть свободен.
Он запер книгохранилище, погасил все светильники, кроме одного, и вышел на улицу.
Александрийская набережная звучала сотнями языков, пестрела яркими одеждами: поражала разнообразием лиц. Спиноза уже привык к большому портовому городу и наметанным глазом различал в толпе персов с завитыми бородами, темно-коричневых эфиопов в длинных белых галабеях и тюрбанах, надменных римлян в тогах из тончайшего полотна, суровых греческих моряков в простых хитонах, застенчивых арабок, стреляющих поверх чадры подведенными глазами, молчаливых египтян в калазирисах.
Впрочем, последних здесь было немного. Александрия принадлежала не Египту, а всему миру. Здесь не помнили древних египетских богов, не приносили жертв, не отмечали ритуальных праздников, не устраивали мистерий. Здесь вообще никого и ничего не почитали. Здесь царствовали иные законы. Приплывали и уплывали разнокалиберные суда, приезжали и уезжали купцы из заморских стран. Здесь менялись, торговали, устраивали пиры, глазели на выступления бродячих артистов, довольствовались дешевой продажной любовью и вовсе не помышляли ни о чем, кроме радостей земли и моря.
Впрочем, Спинозу это мало волновало. Он был вполне счастлив. Целыми днями пропадал Витя в александрийском Мусейоне, где получил почетную должность старшего помощника начальника библиотеки. У него был доступ к редчайшим рукописям древности – клинописным табличкам из Междуречья, глиняным черепкам-остраконам с греческими письменами, папирусным свиткам с историческими сказаниями, пергаментным кодексам и ко многим другим замечательным штуковинам, о которых любой академик мог только мечтать.
Спиноза довольно преуспел в иероглифике. По ночам, когда библиотека закрывалась и никто не мог помешать, Витя с упоением конспектировал древние магические заговоры и заклятья или штудировал памятники египетской письменности. Он почти до конца разобрал «Тексты пирамид», «Тексты саркофагов» и «Книгу коровы». Некоторую трудность для толкования представляли «Книга часов бдений» и «Книга дыхания». Но Спиноза надеялся, что со временем освоит и эти источники.
Иногда, когда очень уставал от работы, он любил побродить по городу. Несмотря на то, что большую часть времени Спиноза проводил в безлюдных залах Мусейона, его знали уличные торговцы и нищие, рыбаки и матросы с судов, которые заходили в александрийский порт.
– Вот наш сумасшедший, – с гордостью говорили они, указывая на очкарика. – Ученый человек. Для него нет никаких тайн. Он понимает любую речь. Он умеет читать и писать.
Спиноза не обижался на «сумасшедшего». Для него это была высшая похвала. Он помнил, что многих великих считали чудаками, потому что люди не понимали высокой миссии, возложенной на исследователя. И если к нему приходили взрослые со своими проблемами, мальчик не сердился, что его отрывают от работы. Он откладывал в сторону рукописи и занимался мелкими, с точки зрения мировой науки, конфликтами: разбирал тяжбу соседей, гасил спор между торговцем и покупателем, мирил супругов…
– Времени это занимает немного, – думал он, выслушивая очередную жалобу ограбленного нищего, – но истинный ученый не должен проходить мимо явлений реальной жизни. И потом, узнаешь столько нового о нравах и обычаях разных народов…
Вот о чем размышлял Витя, в предзакатный час шагая по улицам Александрии. Путь его лежал к порту, где в маленьком кабачке замечательно жарили кефаль. Спиноза знал, что рыба содержит фосфор, а этот микроэлемент стимулирует деятельность мозга и просто необходим при умственных упражнениях.
Стемнело, как всегда на юге, неожиданно. И сразу же вспыхнул огонь знаменитого маяка, который уже называли чудом света. По спокойной воде побежала сверкающая дорожка. Моряки рассказывали, что яркий огонь на вершине башни виден за многие тысячи стадий, и десятки, сотни кораблей благодаря ему не садятся на мель и не разбиваются о прибрежные скалы.
– Вот так и ученый, – философски подумал Спиноза. – Его мысль, вспыхнувшая во мраке дикости и невежества, озаряет путь многим поколениям.
И он потрепал по холке спящего рядом ослика, одного из тех, которые целый день трудились, поднимая на верхний ярус вязанки хвороста для костра.
Все еще размышляя о первопроходцах науки, Спиноза свернул в темный переулок, где витали в воздухе манящие запахи жареной рыбы. И сразу насторожился. Он ничего не мог разглядеть во мраке, но явственно слышал глухие удары и короткие возгласы, кажется, на греческом.
– Драка, – сообразил исследователь и в растерянности остановился. Что делать? Звать на помощь? Бежать? Броситься на выручку?..
Полой хитона он осторожно протер стекла очков. Интересно, сколько их там? Эх, была бы здесь Геракл…
В этот момент дверь кабачка распахнулась, и на пороге выросла хозяйка с фонарем в руке. Огонь осветил катающийся по земле клубок сплетенных тел.
– Прекратите! – взвизгнула женщина. – Только трупа мне здесь не хватает!
Но ее никто не слышал. Она беспомощно огляделась и заметила одинокую фигурку с поблескивающими на носу стеклами.
– Эй, Спиноза! – крикнула хозяйка. – Что стоишь? Немедленно их разними! Ты же мужчина, черт побери!
Витя набрал в грудь побольше воздуха и бросился в драку.
– Что за безобразие! – возмущался он, отбиваясь от ударов и прижимая к груди очки. – Это не метод решения конфликтов! Я полицию вызову! Ой!
– Спинозу бьют! – хозяйка сунула в рот четыре пальца и пронзительно свистнула. – На помощь!
В переулке раздался топот бегущих ног. Клубок рассыпался на отдельные тела. Витя нацепил очки.
– Гля, псих! – радостно сказал кто-то из лежащих. – Вот пускай он и разберется!
– Можете идти, – хозяйка небрежно махнула фонарем в сторону встревоженных соседей. – Без вас обойдемся.
Спиноза поправил дужку на переносице.
– Итак, я вас слушаю, – по-гречески сказал он. – Что, собственно, произошло?
Темноглазый атлет с волосатой грудью вразвалочку подошел к Вите.
– А пусть не вмешивается не в свое дело, – сплюнул он сквозь зубы. – Сходим на берег, смотрим – баба идет в покрывале. Ну, сам понимаешь… Мы, конечно, к ней, мол, разрешите познакомиться… И я ее так нежно за руку дернул. Баба ка-ак закричит! И откуда ни возьмись – этот, – здоровяк ткнул пальцем в худенького юношу, который, постанывая, пытался подняться с земли. – И хлобысь мне промеж глаз! Ну, мои ребята немного его и проучили…
Спиноза укоризненно покачал головой.
– Ну, господа… Вы не правы, – он протянул юноше руку и помог ему встать. – Всемером на одного… Тем более, он защищал честь дамы…
– Да, – подхватила хозяйка, бросая взгляд на атлета. – Не стоит знакомиться на улицах. Теперь такие женщины, у них такие нравы… – она поправила платье на груди. – Что же мы стоим в темноте? Заходите, найдется, что выпить и чем закусить…
Здоровяк хмуро посмотрел на нее.
– В другой раз, – отрезал он. – Когда здесь не будет всяких миротворцев. Пошли, ребята.
Удаляясь, моряк пробормотал под нос:
– Честь дамы, честь дамы… – и добавил несколько греческих ругательств.
– Хм, – хозяйка не скрывала досады. – Из-за тебя, Спиноза, упустила таких выгодных клиентов.
Витя растерялся:
– Но ты же сама позвала на помощь, Пафнутия.
– Когда? – искренне удивилась женщина. – Не помню…
– Ладно, ладно, – миролюбиво сказал юноша. – Я возмещу тебе ущерб.
– Ты? – Пафнутия окинула его презрительным взглядом. Кроме набедренной повязки, дешевых браслетов на руках и огромного фингала под глазом, у парня ничего не было. – Да у тебя ломаной драхмы за душой не найдется.
Незнакомец усмехнулся и протянул ей тяжелый золотой браслет.
– Ты что? – вмешался Спиноза. – У нее претензии ко мне, я сам заплачу. – И он с готовностью полез за кошельком.
Хозяйка проворно схватила браслет.
– Прошу к столу, – заворковала она. – Я тут кефали нажарила… А какое у меня сегодня вино!
Парень со Спинозой переглянулись и вошли в дверь.
Так Витя обрел в Египте друга. Его звали Гор, сын Осириса. В Александрию он попал случайно. В погоне за Сетом, которому хотел отомстить за гибель своего отца, заскочил немного вперед и оказался в чужом времени.
– Но ты же бог, – втолковывал Витя другу. – Властитель Египта. Тебе ж расправиться с этими матросами – раз плюнуть.
– Нет, – улыбнулся Гор. – У богов есть сила, когда в нас верят и приносят нам жертвы. А здесь я ничем не отличаюсь от обычных людей. Мне позарез нужно отсюда выбраться. Ведь пока я не отомстил Сету, мой отец мертв.
– Право, не знаю, чем тебе помочь, – развел руками Спиноза. – Понимаешь, я и сам в таком же положении. Перепробовал уйму магических заклинаний и заговоров – ничего не получается…
– Эх, была бы здесь мама, – тяжело вздохнул Гор. – Она бы нашла выход…
– Нелогично, – возразил Спиноза. – Ей ведь тоже не приносят жертвы.
– Она в них не нуждается. Она вечная, существует у всех времен и народов. Греки называют ее Деметрой, римляне – Церерой, а сирийцы и вавилоняне – Астартой, или Иштар… Ей подчиняется не только земля, но и водная стихия, и ветры… Она – символ женственности и супружеской верности. Над этими ценностями не властно ни время, ни пространство…
– А где она сейчас? – спросил Спиноза.
– Оплакивает папу, – печально ответил Гор.
Витя скорбно помолчал. Посчитав в уме до шестидесяти, он прервал минуту молчания вопросом:
– Насколько мне известно, в Древнем Египте было много всесильных богов. Может, тебе стоит обратиться к кому-то из них?
– Это ничего не даст, – покачал головой сын Осириса. – Во-первых, здесь нет храмов, через которые можно к ним воззвать, во-вторых… – он замялся, – я никому из них не представлен лично… Видишь ли, нам с мамой приходилось скрываться, и я вовремя не сумел завязать светские знакомства.
– А друзья? Друзья у тебя есть?
– Есть один друг, – подумав, кивнул Гор. – Это ты.
Глава 2. Третий глаз
Теперь Спиноза с Гором буквально поселились в книгохранилище. Они разбирали древнеегипетские папирусы в надежде найти ключ к возвращению домой. Параллельно Витя обогащал свои знания. А Гор радостно клекотал, встречая упоминания о близких родственниках. В одном из текстов бог с удивлением прочитал о себе следующее:
«Он владеет Волшебным Оком, которым вернул жизнь отцу своему. Но прежде коварный Сет, злой повелитель пустыни, Ослиноголовый, являющийся в образе свиньи, мерзость для богов и людей, вырвал у Сокола чудесное око… Однако же Гор победил и его».
– Красиво… – заслушался Спиноза.
– Да, – согласился Гор. – Но у меня всего два глаза. Один – Солнце, другой – Луна. А Волшебного Ока нет.
– Может быть, это художественное преувеличение, гипербола, так сказать, – предположил Витя.
– Нет, в этих папирусах все строго документально, – не согласился бог. – И потом, сам посуди, я же должен чем-то вернуть жизнь отцу своему папе, который уже столько лет как скончался. Значит, это должно быть что-то вещественное.
Они раскрутили свиток до конца, но никакой расшифровки не нашли.
– А может, речь идет просто о моем глазе – правом или левом? – неожиданно задумался Гор и подмигнул Спинозе поочередно Луной и Солнцем.
– Возможно, – с сомнением отозвался Витя. – Тогда, впрочем, – оживился он, – где-нибудь должны сохраниться сведения о том, что ты стал… э-э-э…
– Одноглазым? – подсказал бог.
И они снова углубились в чтение.
***
Катя плелась по шумной улице и с горечью думала, что опять попала куда-то не туда. На Египет было совсем непохоже. Дома другие, статуи, одежда… К тому же она ни слова не разбирала. И сколько ни объясняла прохожим, что ищет умного мальчика в очках, все только разводили руками и отвечали что-то непонятное. В отчаянии девочка перешла с древнегипетского на русский. Но с тем же плачевным результатом.
Уже второй день Геракл бродила по незнакомому городу. Ужасно хотелось есть, и как назло, на каждом углу торговали такими вкусностями, что у нее слюнки текли. Не выдержав мук голода, Катя подошла к толстому добродушному дядьке, который продавал горячие лепешки, и жалобно попросила:
– Извиняюсь, дайте мне, пожалуйста, кусочек хлебца…
Дядька вытаращил глаза, и улыбка исчезла с его добродушного лица. Он что-то сказал на незнакомом гортанном языке.
– Ням-ням, – доходчиво объяснила Катя. – Ам-ам!
Тут торговец как с цепи сорвался. Он едва не набросился на Геракла с кулаками. И орал так громко, что со всех сторон сбежались зеваки.
– Да подавитесь вы своими вонючими булками! – психанула девочка и пошла прочь, ощущая сосущую пустоту под ложечкой.
– Жлобы, – ругалась она про себя. – Жадюги! Отказать голодному ребенку! Тетя Мириам никогда такого бы не сделала.
И она вспомнила аккуратную черноглазую старушку с ее многочисленными узелками и мешочками, с ее вкусным цимесом и рыбой фиш, кисло-сладким жарким, фаршированной шейкой… У Геракла, казалось, живот прилип к спине. А манна небесная! А запеканка из нее! А маца! Даже опресноки представлялись ей сейчас слаще меда. Где теперь тетушка Мириам? Да и была ли она вообще?
* * *– Может, это заклинание подойдет?– спросил Спиноза у Гора, который тем временем изучал свои многочисленные портреты.
– Нет, – вздохнул бог. – И здесь оба глаза на месте.
Витя широко расставил ноги, раскинул руки, повернул голову к стене и с подвыванием, как поэт, стал читать иероглифы:
– Пер-о хап-ши! Мумут-рамай! Хнум баба-де! Псой-эр Джедеф!
И замер, ожидая эффекта. Со стен посыпались штукатурка. Зашуршал, скатываясь сам собой, свиток.
– И это не то, – пробормотал Гор, пристально вглядываясь в скопированную Витей фреску.
– Что ты смотришь? – с раздражением сказал Спиноза. – Ты ж везде в профиль и повернут в левую сторону. Только один глаз изображен. Попробуем другое, – он уселся на стул, выпрямил спину и положил руки на колени.
– Да? – удивился Гор. – Действительно… А где же другой глаз?
– Та-Кеме Шмун! Бубаст! Себек! Пер-Ке! Фарух! Тойот! Сусан! – продекламировал Витя и с тоской огляделся вокруг. Ничего не изменилось.
– А здесь второй глаз есть! – с торжеством воскликнул Гор. – Потому что смотрю в другую сторону.
– Сенмут! Чехен! Темеху-Сут! Пе-тен Негау! Таит Монту! – отчаянно выкрикивал Спиноза.
На столе вырос цветок лотоса. Гор сорвал цветок, понюхал его и внимательно посмотрел на Витю:
– А это у тебя что? – он осторожно потрогал оправу.
– Очки, – пожал плечами Спиноза.
– А для чего они?
– Чтобы лучше видеть, – торопливо объяснил Витя. – Непра! Мех-Мех! Хорур!
Лотос завял.
Двумя пальцами Гор снял с Вити очки и приложил их к своему лицу.
– Все расплывается, – пожаловался он. – Наверное, это и есть Волшебное Око. Слушай, отдай его мне… Ну очень тебя прошу.
Спиноза замялся.
– Ты только не подумай, что я жадничаю, но, к сожалению, не могу. Я без них ничего не вижу. И потом, посуди сам, как твой папа их проглотит?
Гор повертел очки в руках и раскрыл рот, намереваясь попробовать дужку.
– А если бы мы с тобой не встретились? – поспешно спросил Спиноза.
Гор закрыл рот.
– Мне кажется, – продолжал Витя, мягким движением отнимая у бога очки, – что волшебный глаз должен быть где-то у тебя.
– Ну нету у меня его! Нету! – зазвенел Гор всеми своими браслетами.
Спиноза надел очки. И взгляд у него прояснился.
– Послушай, – задумчиво сказал он. – Я читал в некоторых источниках, что древние жрецы придавали камням магическое значение. Представим, что слово «око» употреблено в переносном смысле, и речь идет о драгоценном или полудрагоценном камне…
– Да у меня ничего такого нет, – Гор растерянно посмотрел на браслеты.
– А это что? – Витя показал на небольшой красный камешек, который висел на кожаном шнурке на груди бога.
– Амулет, – небрежно отмахнулся тот. – Мама дала. От сглаза. Еще когда я маленький был.
– Похоже на сердолик, – Спиноза поднес камень поближе и внимательно его осмотрел. – Красивые прожилки…
– Да ничего особенного, – Гор бросил на сердолик небрежный взгляд. – Погоди-ка, – вдруг сказал он изменившимся тоном. – Тут… Не может быть! Я вижу Ослиноголового! Он сидит в камышах! – Бог сжал кулаки. – Эх, только бы до него добраться!
– Ну вот, – удовлетворенно заметил старший помощник начальника библиотеки. – Это же элементарно, Сокол. А ты говоришь…
* * *Катя шла наугад, не зная куда. Остались позади шумные улицы, торговые ряды, богатые дома… Остался позади порт с пронзительным запахом свежей рыбы… Теперь она двигалась по узким переулкам вдоль маленьких глинобитных домиков. Ей казалось, что из каждого окна, из каждой раскрытой двери тянутся манящие ароматы еды, и от этого становилось еще горше. Даже в пустыне она не чувствовала себя такой одинокой: там был Моисей, там были люди, там ее любили, а здесь…
