Лекарство от скуки

– Я думала… – Начала она, но когда я вперёд подался, чтобы быть ближе, попятилась.

– А думать, детка, вредно. От этого волосы выпадают.

С кровати она сползла и быстрый взгляд на настенные часы бросила.

– Опаздываем. – Осторожно напомнила и платье, что рядом, на стуле висело, к груди притянула, прикрываясь.

Я тоже на часы посмотрел, но, в отличие от Анжелки, спешить и не думал. Обратно в постель рухнул и с тяжёлым рыком потянулся.

– Я ко второй. – Отмахнулся, а она замерла, на меня уставившись.

– Олег, подвези меня, я же опоздаю.

– А ты Захарову отсоси, он же у нас староста – прикроет.

– Олег…

– Анжел, исчезни! – Рыкнул, а она глаза вытаращила и только рот беспомощно открывала. – Достала! – Вызверился я, но всё же через кровать потянулся, из кармана брюк портмоне вытянул и на край постели подкинул. – Возьми на такси и выметайся. – Лицом в подушки упал, а она так и висела над душой. – Что ещё?

– И что собираешься делать? – Неловко переминалась она с ноги на ногу. Я пакостно усмехнулся.

– Дрочить буду. Догадываешься на кого?

Сорока ярым румянцем вспыхнула, но вовремя язык придержала.

– Ты не загулялся, нет?! А если Жорка тебя отметит?

– Что-то я не заметил, чтобы у него пара лишних рук выросла. – Буркнул я и глаза закрыл, хотя бы так уединения добиваясь.

Знал ведь, что тащить Сороку к себе дурная затея, что у неё в общаге будет быстрее и проще, но нет же! Голову поднял, а она всё смотрит. Сплюнул с досады, с места сорвался, окно распахнул и сигарету из пачки, что здесь же, на подоконнике лежала, вытянул. Жадно затянулся.

– Олег, мы уже полгода вместе и…

– Что? Правда? – Недоверчиво хмыкнул. – И что? Уже пора дарить плюшевого медведя?

– Я люблю тебя…

– Поздравляю! – Кивнул с готовностью.

– И осенний бал в эту пятницу. Ты меня так и не пригласил…

– Нет? Ну, значит, приглашу Измайлову. Потому что ещё пять минут, и отсасывать Захарову тебе придётся долго и упорно. – Паршиво ухмыльнулся, а Анжелка из комнаты в коридор в запале выскочила, а вскоре и входной дверью хлопнула. Так быстро, будто пальто и сапоги в руках вынесла.

Настроение сразу улучшилось, дышать будто стало легче. Я затянулся последний раз и окурок через окно выбросил. С Анжелкой пора завязывать… Ни радости от её трёпа, ни удовольствия в постели. То ли дело Измайлова! Что уж тут скрывать, клина я поймал хорошего. Как увидел – запал. С нуля. И чувство это странное в момент первой встречи… будто у трёхлетнего мальчишки, что увидел в магазине игрушек огромный вертолёт или ракету. Такую, что предкам наверняка не по карману, но об этом как-то не думается. И полюбил её этой необъяснимой, маниакальной любовью, когда даже ответа никакого не требуется, ведь это просто игрушка! И показать это тоже сразу хотелось, впрочем, Измайлова поняла всё без слов. Из воздуха это желание выцепила, на нём поймала. «Расстояние вытянутой руки» – заявила тогда она, уже наверняка догадываясь, что преград для меня не существует в принципе. «Ты нарушаешь границы моего личного пространства» – раздражённо выдохнула, не понимая того, что теперь я и есть её пространство. Личное.

Детство, проведённое на улице, многому научило. Что за своё нужно бороться – было первым и основным уроком, и я его усвоил. Сдаваться Измайлова не хотела, а подминать её под себя, как любил делать я, не выходило. Блатная! Леночка из секретариата так и сказала, выразительно округлив глаза. Зная нашего ректора, можно только представить уровень этого блата! Нагибать себя он позволял нечасто, а то, что Измайловой не рад, Леночка доложила с тем же захватывающим душу восторгом.

Свою цену Наталья Викторовна знала хорошо и даже скрывать этого факта не пыталась, но были в ней эти первобытные инстинкты: желание покориться сильнейшему. Были и давали о себе знать в самый неподходящий момент. И азарт был. Такой… гнилой азарт, который тянет человека в пропасть. И ты понимаешь всё, пытаешься просчитывать варианты, но неминуемо толкаешь голову в петлю, практически собственноручно её затягивая. Этот азарт обычно либо врождённый, либо появляется после крутой мясорубки, когда человек уже многое повидал и считает, что хуже быть не может в принципе. И тогда, когда мясорубка отпустила… как мазохист, ты начинаешь по этим ощущениям скучать и тянешься, тянешься испытать всё снова. Осознанно. Потому что уже болен. У Измайловой, с вероятностью в сто процентов, где-то недалеко в жизни прокрутился вариант номер два. И она хотела вернуться. Чтобы доказать самой себе, что не страшно. Оттого и мутила воду. Это не была просто связь студента с преподавателем. Это была большая игра, в которой она хотела стать победителем. Я не был джентльменом и уступать не собирался, хотя сама мысль оказаться перед Измайловой на коленях уже не пугала. Перед ней – нет, но такого варианта, увы, я не рассматривал.

Обилие связей, их доступность сделали своё дело, и несмотря на довольно юный возраст, испытать и испробовать я успел достаточно. Достаточно для того, чтобы банальный трах не стоял в таких случаях на первом месте. Бесспорно, желание было. Без вариантов, желание сильное. Но увидеть её с покорно склонённой головой хотелось куда больше, чем просто раздвинуть ноги. Пожалуй, именно это и сдерживало от необдуманных поступков, когда Измайлова откровенно провоцировала. Вариант решить вопрос по-мужски мог прокатить уже в первый вечер знакомства. Мы оба это понимали и чувствовали.

Переломным моментом стало её заявление о «любимом мужчине». В принципе та мысль, что кто-то её жарит, посещала голову, но то, с какой подачей Измайлова преподнесла данную идею, не нравилось в корне. Хотя, пожалуй, мысли мыслями, особо они меня не напрягали, но вот как реальный факт – это событие на вкус показалось горьким. Про Громова я узнал всё и быстро. Парой он ей не был – к бабке не ходи, но что-то всё же настораживало. Измайлова на него реагировала. Реагировала нехорошо. Как будто он не случайный знакомый, а бронебойный патрон. Проблема росла и крепла – это чувствовалось по общему напряжению. Вмешаться хотелось очень, но расстраивать любимого преподавателя в планы не входило. Даже сейчас так отчётливо представлялись эти её возмущённые возгласы вроде: «кто тебе дал право и бла-бла-бла». Не сдержался – рассмеялся в голос. Девочку нужно было разгрузить – это как белый день понятно, вопрос в том, захочет ли она? Ведь из принципа рогами упереться может! Очень кстати в голове всплыло упоминание Сороки об осеннем бале, и решение было принято незамедлительно.

Измайлова без особого интереса подпирала стену и во время праздничного концерта, и пока шла торжественная речь. Не интересовали её ни конкурсы, ни разыгрываемые в них призы. Отбывала повинность, ведь была дежурным преподавателем. Я лично просил Леночку вписать её в протокол и та не отказала. Она никогда не отказывала. Не сдвинулась Измайлова с места и когда народ вяло поплёлся танцевать – градус ещё не тот. Мягкий вечерний свет скоро сменился на яркий, со светомузыкой. Мелодии из плавных, разогревающих, переросли в ритмичные, современные, а вскоре и вовсе превратились в оглушающие биты, что так отлично бьют по мозгам, дополняя эффект от выкуренной травки или ста граммов беленькой, смешанной с газировкой. Не в каждом баре смешают напитки так, как ловко это делал наш Смайл с третьего курса. Прямо в туалете разливал, не боясь быть пойманным за руку.

Измайлова, уже не таясь, кривилась, явно пытаясь справиться с головной болью, когда я двинулся ей навстречу. Завидев меня, улыбнулась. Она всегда улыбалась. Хотелось верить, что искренне.

– Привет, Татарин. – Поздоровалась первой, я же в ответ лишь кивнул. Крайне невежливо с моей стороны, но она и внимания не обратила. – Ты что задумал? – Спалила меня с ходу и пришлось плечами пожать.

– А идёмте танцевать, Наталья Викторовна. – Губы языком обвёл. Она подумала – чтобы подразнить, в реале же это азарт был. Азарт и предвкушение.

Измайлова с плохо скрываемым сожалением покачала головой.

– Извини, не сегодня.

Крайне вежливо улыбнулась. Предельно вежливо. Аж до зубного скрежета, так вежливо. Я снова плечами пожал. Получилось как-то агрессивно. Измайлова сразу изменилась в лице.