Через два часа фургон завернул к ферме, поднимая пыль с дороги. К этому времени Саша успела собрать большую часть строительного мусора в пластиковые мешки, вытащить их за заднюю дверь, подмести полы и вытереть остатки пыли с полок и подоконников. Она начала ненавидеть Ирину, а еще больше себя, идиотку.
– Scusi, signora, мы немного опоздали, пока нашли эту ферму! А что, мебель так и ставить на голые плиты?
– Увы, с коврами задержка.
– Ну… что ж делать…это Италия синьора! Хотя бы они все убрали!
– Ага, сейчас, убрали! Посмотрели бы вы на этот дом два часа назад!
– Понятно… – Старший в бригаде грузчиков почесал затылок. – Давайте, мы хоть мусор потом вывезем! И командуйте, куда ставить мебель!
Прошло часа три пока все было расставлено по схеме, оставленной Ириной. Наконец грузчики уехали, Саша упала в кресло и поняла, что не в состоянии даже просто стоять на ногах. Воду она всю выпила, от голода тошнило, но ехать куда-то она не в состоянии. А еще ей ужасно хотелось принять душ, хорошо, что горячая вода не зависела от отопительной системы, вот только не было сил.
Вставать пришлось, потому что кто-то забарабанил в дверь.
– Неужели подрядчик прислал уборщицу? Вовремя!
Она еле доползла до двери, открыла и увидела невысокую женщину лет шестидесяти или чуть больше, с темными вьющимися волосами, простом цветастом платье, на которое наброшена куртка.
– Permesso? Можно?
–Avanti! Заходите. – Саша уставилась на незнакомку, которая медленно прошла в кухню, огляделась.
– Понятно. – Изрекла женщина. – Я ваша соседка, вон из того дома, – кивнула в сторону самой ближней фермы, той, что виделась в полукилометре. – Меня зовут Элиза. Элиза Рьодди.
– Алессандра. И можно на ты.
Элиза кивнула и, продолжая оглядываться, изрекла:
– И ты все это одна делаешь?
Саша рассказала о своих злоключениях. Элиза всплеснула руками:
– Я так и подумала, что надо зайти, может, помощь нужна. Голодная небось? Бедняжка, еще на чужих людей горбатишься. Давай, через полчаса приходи ко мне. Будем обедать. Или сил нет? Так я принесу еды.
– Нет, что вы! Я дойду. А я точно не затрудню?
– О чем ты говоришь! Жду через полчаса, еда простая: суп фасолевый, хлеб со шпинатом, печенье и сыр. Я одна живу, много не готовлю. Муж умер, дети разъехались. – И Элиза удалилась.
Саша приняла душ, оделась, и уже собиралась уходить, когда снова раздался стук в дверь. После душа девушка почувствовала себя гораздо лучше и расстроилась, что Элиза решила принести ей еды, хотелось посидеть в тепле. Это летом старые каменные дома хорошо держат прохладу, осенью, да в нежилом до сих пор доме, было зябко.
Но за дверью стояла незнакомая женщина, сжимавшая в руках большую клетчатую сумку. Даже пальцы посинели, так вцепилась.
Женщина выглядела старше Элизы. Седые волосы собраны в пучок, сверху – шляпа, на глазах очки от солнца, несмотря на ноябрь. Может, чувствительные глаза, подумала Саша, которая сама носила солнечные очки большую часть времени, иначе из глаз текли слезы, и она щурилась, как слепая курица.
–
Buongiorno
… – женщина мялась и явно чувствовала себя не в своей
тарелке.
– Здравствуйте. Вы тоже соседка?
– Я? Что? Соседка… ах, нет, не соседка. Мне нужна Джованна.
– Здесь нет Джованны, только я. – Может, это местная сумасшедшая, или у нее ранняя деменция, вон как странно себя ведет. Хотя одета прилично, совсем даже не как фермерша.
– Ну, как же, Джованна, антиквар.
– Может, здесь раньше и жила Джованна. но у дома несколько лет уже другие хозяева.
Женщина настороженно огляделась. Саша не видела ее глаз за темными очками и почувствовала тревогу. Точно ненормальная, а тут кричи-не кричи – никто не услышит. Вот ведь вляпалась!
Женщина поставила на пол сумку Gucci, висевшую на плече, золотой браслет сверкнул на руке.
– Ты не итальянка.
– Нет, но в чем дело? Я же сказала, что тут нет никакого антиквара Джованны.
– Тем лучше. – губы сжались в тонкую линию, но потом женщина вдруг расслабилась, словно приняла решение. – Действительно, тем лучше. Americana?
– Русская.
– Еще лучше. У русских много денег.
– Да что вам надо? – Саше стало смешно. – Сейчас должна прийти соседка, – наврала девушка, пусть знает, что я не одна.
– У меня есть кое-что, что я хочу продать.
– У меня нет денег!
– Вам проще найти того, кто захочет это купить.
Женщина уселась на кухонный стул, пристроила сумку себе на колени, вынула сверток, развернула и поставила на стол тяжелый предмет.
У Саши перехватило дух.
На темной, почти черной вазе была изображена похоронная процессия. Две мощных лошади тащили крытую повозку, по контрасту с холодной погребальной урной они были полны жизни, развивались гривы, били копытами мускулистые ноги. Семья шла за повозкой, женщина- жена или старшая дочь, с ней двое детей. Одинокий всадник в развевающемся плаще скакал во главе кортежа. Голова мужчины повернута назад – на его лице печаль, словно отзеркаленная от лица прекрасной женщины, стоявшей чуть поодаль. Родственница усопшего? Или случайная наблюдательница, даже в такой момент поразившая красотой всадника?
Саша не могла оторваться от образов на вазе.
– Вы знаете, что это?
– Ваза?
– Погребальная урна. Вольтерра. IV век до нашей эры. Сосуд для души.