– Возьмите, пожалуйста. И спасибо Вам… Пошли, вспыльчивый…
Они уходят.
Лев садится в машину, выезжает из двора и медленно едет по проспекту.
"Хороший ты мужик, прораб. И жена у тебя хорошая. И не болеет…"
Машину останавливает молодой мужчина, коротко стриженый, в спортивном ярком костюме.
– Куда Вам?
– В начало проспекта, там ресторан есть, заберём одного человека – и назад.
– Маршрут сложный, деньги вперёд.
– Без проблем! Держи. Зелёными пойдёт?
Садится в машину. Едут молча. Тихо звучит музыка.
– Шеф, курить можно?.. Спасибо.
Через некоторое время, заметив одинокую покачивающуюся фигуру, пассажир останавливает машину и выходит.
– Э-э… ты куда пилишь? – он хватает за руку разодетую нетрезвую девицу и заталкивает её в машину. – Едем назад, шеф. А ты, гадость, куда это? Нажралась… Деньги взяла? …
– Не надо ругаться, а то не поедем дальше.
– Ладно, шеф… А ты мне сейчас всё расскажешь. Деньги покажи! Стерва… Как работать будешь? Говорил, не напивайся, клиент ждать будет. Ща получишь у меня нашатыря – мало не покажется!.. Сиди, не рыпайся! Как дал бы по морде… Сюда, шеф. Вылазь, сволочь… – Пассажиры выходят.
"И эта тоже не болеет. И не заболеет… Одноклеточные почему-то меньше болеют".
Небо с одного края начинает стремительно светлеть. Становятся бледнее огни фонарей, щиты рекламы. Отчётливей проступает архитектура города: старые, довоенной постройки помпезные здания, широкие улицы и проспекты, пересекающиеся под прямыми углами.
Деревья вдоль улиц – толстые опиленные стволы со свежей порослью вверху, во дворах – пышная зелень, похожая на пену, которая вот-вот перельётся за борта, образованные стенами домов, замкнутыми в четырёхугольники.
То тут, то там появляются первые трамваи и троллейбусы, почти пустые в этот ранний час. На крупных перекрёстках жёлтые мигающие огни светофора сменяются на попеременно горящие красно-жёлто-зелёные. Прибавляется машин на проезжей части.
Рядом с крупным гастрономом останавливается серебристо-белая "альфа-ромео". Загорается аварийный сигнал. Лев выходит и направляется к гастроному.
Основная часть магазина отделена решетчатой загородкой, там темно. Ярко освещён винный отдел со стеллажами, уставленными бутылками, и витриной с дежурным набором фасованных в пакеты и банки продуктов.
За прилавком сидит девушка с карандашом в руке, склонившаяся над газетой. В стороне, опершись о колонну, стоит охранник в милицейской камуфляжной форме и наблюдает за действием, происходящим на экране закреплённого под потолком телевизора, из которого доносятся звуки, характерные для не претендующего на гениальность фильма: крики, выстрелы, взрывы, скрип тормозов и тому подобное.
Внутрь входит водитель. Охранник лишь мельком удостоверяется в том, что вошедший – обычный покупатель, к тому же, хорошо знакомый, и продолжает с интересом участвовать в киношных событиях: на его бесхитростном лице отражаются перипетии столь же бесхитростного сюжета.
Девушка, узнаёт вошедшего, и, как будто ждала именно его, улыбается. Её лицо преображается из уставшего и скучающего над надоевшим кроссвордом в оживлённое и радушное.
– Доброе утро.
– Доброе.
– Вам как всегда? – И она, не дожидаясь ответа, выходит из-за прилавка и скрывается в тёмной части магазина.
Выйдя оттуда, она кладёт перед ним пакет молока и плетёную булку с маком, обёрнутую целлофаном. Включает кассу и выбивает чек.
– Не хотите свежей ветчины? Очень вкусная – я уже попробовала.
– Правда, вкусная?
– Правда-правда.
– Беру.
Девушка достаёт с витрины пакет с нарезанной ветчиной, снова пробивает чек. Ей явно не хочется расставаться с покупателем, но повода задерживать его больше нет.
А сам покупатель не намерен задерживаться. Он расплачивается и, улыбнувшись продавщице, кивком головы благодарит её и выходит.
Она провожает его худощавую ссутуленную фигуру взглядом до двери, смотрит в стеклянную витрину. Видит, как он, сев в машину, снимает "гребешок", отключает аварийные огни и трогается с места.
Она ещё долго смотрит за стекло, но уже не на то, что можно увидеть глазами.
Через несколько метров машина сворачивает в арку, едет по засаженному старыми деревьями двору и останавливается у подъезда.
Над дверью всё ещё горит фонарь, хотя нужды в нём уже нет – утро вступает в свою силу.
Выйдя из машины с пакетами под мышкой, и, нажав на кнопку брелока, Лев включает сигнализацию. Машина мелодично пискнув, отпускает своего хозяина на отдых.
Он открывает кодовый замок и входит в просторный гулкий подъезд. Широкие лестницы с ажурными решётками, старый лифт – за решётчатой же дверью.
В глубине парадного – стол, на нём лампа с абажуром, рядом тахта. На тахте, прислонившись к спинке, дремлет над книгой пожилая женщина.
Услышав стук двери, она просыпается и кивает вошедшему:
– Доброе утро, Лев Сергеевич. Вам телеграмма, поздно вечером принесли. Вот.
– Спасибо, Елена Марковна.
Зажав сложенный вчетверо листок губами, он поднимается к лифту, одновременно нащупывая в связке нужный ключ.
– Как работалось? – Вахтёрша не прочь бы немного поболтать с этим милым мужчиной, но, зная его немногословность, не ждёт ответа, а сама отвечает за него новым вопросом-утверждением: – Ездоков, поди, немного – начало недели…
Но Лев неожиданно останавливается, поворачивается к ней и говорит:
– Ездоков всегда достаточно, Елена Марковна. – Помолчав немного, решается на вопрос: – Елена Марковна, вы в бога верите?
Женщина удивлена, оживляется, приготовившись к разговору.
– В бога?.. Что это вы, Лев Сергеевич, какой бог? Человек – вот бог. Каждый сам себе бог. Двадцать первый век на носу, а вы – бог!.. Это всё от нечего делать… Бог… Народ как с ума свихнулся – в церковь попёр. Космос, атом, человека вон в пробирке выращивают… Бог! Что это с вами? Вы ж образованный человек…