Любовники

Дина заинтересованно подняла глаза на говорящего.

– Сегодня, как вы могли заметить, я разглядел, что у вас очень красивые ноги. – Он улыбнулся. – Но то, как Вы меня приструнили, заставило меня вглядеться в вас чуть внимательней. – Теперь волнение Константина Константиновича выразилось во влажном блеске глаз. Он прикурил сигарету. – И вот… – с силой выдохнул дым вверх, – …не перестаю удивляться.

– И что же вас удивляет?

– Ваша неординарная жизненная позиция. Впервые слышу, что с прямотой и естественностью легче жить, чем хитря… лукавя… Или кокетничая.

– Что ж тут мудрёного?

– Ну, как?.. Человеку всегда что-то нужно от других. Вот и приходится ему подстраиваться… подыгрывать… порой ломать себя… в лучшем случае – сгибать.

– Не всем людям что-то нужно от других. – С присущей ей уверенностью сказала Дина.

– Вы считаете? Вам ничего ни от кого не нужно?

– Мне нет.

– М-м-м… – задумался Константин Константинович. – Ну, конкретно вам, в вашем нынешнем возрасте и статусе, возможно, нужно меньше, чем скоро будет просто необходимо.

– Что вы имеете в виду? – С недоверием спросила она.

– Сейчас вы – студентка. Причём, с головой. Так что своё положение отличницы и гордости родителей зарабатываете умом, усидчивостью и целеустремлённостью. Пройдёт немного времени, вы влюбитесь… – Он осёкся. – Когда к вам придёт любовь… – Он снова осёкся. – Или вы уже влюблены?

Дина опустила глаза на пламя свечи и сказала:

– Продолжайте вашу мысль.

Константин Константинович продолжил:

– Человек влюбляется в другого человека и принимается требовать от него взаимности. Тут и возникает театр… игра. Порой бездарная, порой просто мерзкая. Вы, вероятно, не представляете, во что может превратиться то, что когда-то было любовью… или влюблённостью.

Он говорил возбуждённо и с волнением, а Дина вдруг вспомнила сцену между мамой и дядей Толей, хоть и не поняла, каким образом она связана с тем, о чём сейчас говорит её преподаватель.

– Потом – служебная карьера. А это ещё более пакостное поприще. Будешь собой, «естественным и прямым», как вы выражаетесь, ничего не добьёшься. В лучшем случае так и просидишь рядовым до пенсии. А если твоя прямота мешать будет, от тебя избавятся в два счёта. – Он затянулся глубоко, потом выдохнул дым и продолжил уже спокойно и даже с улыбкой: – Так что, девушка, не пересмотреть ли вам свои принципы, пока не поздно?

Дина, собравшись с духом, сказала почти ровным голосом:

– Я уже влюблена. – И добавила после короткой паузы: – в вас. – Снова помолчав секунду, но не давая собеседнику прийти в себя, продолжила: – Только требовать от вас я ничего не намерена. Поняли? – И она посмотрела на Константина Константиновича в упор уже совсем спокойно.

– Вот как?.. – Явно смущённый Константин Константинович пытался поддерживать игривый тон.

Но он был растерян, обескуражен и не знал, что ему делать с этим признанием.

Тут очень кстати принесли горячее, и Константин Константинович принялся активно помогать официанту, удивлённому таким порывом.

Дина тоже была рада этой перебивке – она отвернулась к сцене и смотрела то на музыкантов, то на площадку перед сценой, где несколько пар танцевали твист под «Чёрного кота». Ей очень хотелось не отводить взгляда от Константина Константиновича, но смотреть на него без волнения он не могла – может, это шампанское так на неё подействовало?..

Сегодня её любимый преподаватель выглядел совсем по-другому, чем обычно: не строгим и неприступным педагогом, каким был в стенах института. Сегодня он был «стилягой»: узкие брюки, твидовый светло-коричневый пиджак с кожаными заплатками на локтях и плетёными из такой же кожи пуговицами, водолазка цвета кофе с молоком – и весь его внешний вид говорил о лёгкости, празднике, игре.

«Как же он красив!» – заходились восторженным звоном эстетические струны Дининой души. «И сегодня он со мной…» – робко, не загадывая ничего на будущее и не оглядываясь в прошлое, вторили им струны женского самолюбия.

– Вы танцуете? – Спросил Константин Константинович, когда официант закончил своё дело и удалился, а ансамбль заиграл «Лунный камень».

– Танцую, – сказала Дина.

– Разрешите вас пригласить. – Кавалер поднялся и протянул даме руку.

Динино волнение достигло, казалось ей, всех возможных пределов совместимости с жизнью, едва она коснулась пальцами ладони преподавателя. Сердце готово было остановиться – оно сбилось со своего обычного ритма так внезапно, что просто не в состоянии было его вспомнить, и пребывало в полной растерянности.

Константин Константинович провёл Дину в центр площадки и, держа её правую ладонь в руке, другой рукой едва коснулся её спины.

Динино дыхание стало почти ровным, сердце немного успокоилось и продолжило свою работу, хоть и в очень необычных, доселе незнакомых, условиях… Нет, оно вспомнило, что нечто подобное происходило, когда Артур Давлатян приглашал Дину на медленный танец на студенческих вечеринках – вот так же остро были приятны его прикосновения. Но сейчас всё-таки всё было по-другому… ещё острей.

Одна ладонь Дины лежала на груди Константина Константиновича, ощущая мягкую шерстяную пушистость твидового пиджака. Другая впитывала в себя тепло мужской ладони, чутко ловя малейшее движение мышц – пальцы едва заметно подрагивали, то сжимая, то отпуская пальцы Дины. И ей казалось, что какие-то токи струятся из этой ладони… входят в неё, наполняют её… Дыхание его касалось её щеки… Дина слышала это дыхание. Оно было неровным, громким… Как же оно волновало…

– Вы такая… лёгкая… – Сказал Константин Константинович на ухо Дине.

Голос его стал низким, чуть хриплым. Она подняла взгляд и всем своим существом угодила в его лучившиеся влажным светом глаза.

– Правда?.. – Растерянно сказала она, вовсе не собираясь этого говорить.

– Правда, – засмеялся он и прижал к себе Дину.

Он тут же отпустил её. Но это короткое объятие, мимолётное прикосновение щеки к щеке, его низкий густой смех снова едва не лишили Дину чувств.

«Подари мне лунный камень… подари мне лунный свет…» – пропел солист, музыка стихла, саксофонист положил свой саксофон, гитаристы сняли гитары, и музыканты отправились на перерыв.

Весенний дождь

Дина и Константин Константинович медленно шли по мосту к остановке трамвая.

Они так много и увлечённо говорили в кафе, среди шума и музыки, что казалось странным, почему оба молчат теперь – наедине, в тишине и безлюдье.

В молчании ощущалась неловкость, словно каждый переоценивал сказанное там и тогда, и анализировал: не был ли он чрезмерно откровенен, не наговорил ли лишнего?..

Дина заметила в углу между пилоном и оградой моста сжавшегося в комок котёнка. Она подошла к нему и присела, чтобы погладить взъерошенную спинку, покрытую изморосью. Но котёнок неожиданно проворно убежал, выскользнув из-под самой Дининой руки. Дина проводила его взглядом и поднялась с корточек. Она положила ладони на перила моста и посмотрела на чёрную плотную поверхность небыстрой реки, лениво играющей ночными городскими огнями.

– Вы любите всех животных?.. Или только кошек? – Спросил Константин Константинович, воспользовавшись поводом нарушить молчание.

Он подошёл к перилам и встал рядом с Диной.

– Только кошек, – сказала Дина.

– В вас удивительно сочетаются женские и мужские черты, – сказал он и улыбнулся, посмотрев на Дину. – Да… сегодняшний день – сплошное откровение для меня.

Дина повернулась к Константину Константиновичу и смотрела на его лицо. Ей вдруг показалось, что это смотрит не она, что её здесь нет, и что этот мужчина – совершенно не знакомый ей, посторонний мужчина – стоит рядом с неизвестной ей девушкой, а ей, Дине отчего-то очень хочется заплакать. Но это продлилось только миг. В следующее мгновенье она снова оказалась в своём теле, её ладони ощущали холод чугунных перил моста, а рядом стоял преподаватель, которому утром она сдавала экзамен, потом сидела с ним в кинотеатре и, следя за переживаниями героев, которых играли Нахапетов и Вертинская, всё равно постоянно ощущала его присутствие, а потом… потом танцевала с ним в кафе, и он был так близко, он обнимал её…

– И вы продолжаете меня интриговать… Вы ведёте себя так странно для женщины… для девушки вашего возраста. – Голос преподавателя снова выдал волнение. – Ведь вы признались мне в своих чувствах… А это не шутка, как я понимаю… Вам что, совсем не интересно, что я по этому поводу думаю?