В огне

Пожимает плечами, лениво, словно ничего особенного не собирается сказать.

– Отправишься на помойку, вместе с отцом. Я тоже подстраховался.

Сводит желудок, зубы, пальцы.

Просто нужно сделать это. В моей жизни не намного хуже станет, подумаешь, муж на три десятка старше.

Ставлю подписи в нужных местах. Мне казалось, что я все еще готова бороться, что еще хочу сопротивляться, буду искать ходы и выходы, но на самом деле я давно сдалась. Приняла свою судьбу. Даже если она таковой не является, то теперь станет ею. Иногда я жалею, что вообще родилась.

3

20 марта 2017

Весна наступила рано, не то чтобы это особенное время года, но я почему-то каждый день выглядывая в окно поутру, немного ностальгирую по тем временам, когда еще училась в школе. В моем воображении такая весна была идеальной погодой для моей шикарной свадьбы, а также мой нынешний возраст был идеальным для замужества, поэтому мне особенно грустно в эти дни. Ни одной моей фантазии не суждено было сбыться. В такие дни, мне хочется собрать вещи и сбежать далеко-далеко, чтобы никто не смог найти, но затем я снова возвращаюсь в реальность. Я слышу звук закрывшейся двери, затем шаги, и я уже готова к своему очередному вечеру в качестве супруги, все еще не могу привыкнуть, но делаю свою работу, как по расписанию. Я комнатное растение, которое он выращивает, которое доставляет ему удовольствие, во вред себе. Я ненавижу эту жизнь. Я делаю отвратительные для самой себя вещи. Его дряхлый член уже почти ни на что не способен и меня воротит от одного его вида, но я продолжаю делать одно и то же, изо дня в день. Иногда Александр открыто приводит в дом проституток, сразу несколько, они усаживаются в большой гостиной, прямо на ковре, курят, пьют и трахаются, зовут меня к себе, я всегда молча прохожу мимо и закрываюсь в ванной на час другой и молю Господа забрать меня к себе. Это единственное на что я теперь способна.

Сегодня день, когда мне легче дышать, вчерашний был таким же, и я знаю, что завтрашний возможно станет другим, а может и нет.. Я ужасный человек. В свои двадцать три я уже успела стать женой влиятельного бизнесмена, и в этот же год я стала его вдовой. Это омерзительно и в то же время прекрасно, потому что я вновь могу думать о жизни, о свободе, о чем-либо еще кроме страха и отвращения.

Мне жаль его, чисто по человечески, но то, что случилось не моя вина. Слава Богу, я не участвовала в этом. На этой неделе снова проститутки, и честно говоря, я рада, когда они приходят, это означает одно: сегодня мой гребаный муж напьется и натрахается так, что мне не придется ублажать его старое тело.

Это была ночь со вторника на среду, я спала в своей комнате на третьем этаже, когда услышала раздирающий крик, который оглушал, словно серена. Я испугалась, хотя знала, что в гостиной очередная эскорт-тусовка. Эти девицы затрахали Александра до смерти, в прямом смысле этого слова. На первом этаже стоял беспросветный туман тяжелого дыма, мужчина лежал на полу, абсолютно голый и с открытым ртом. Он умер от остановки сердца. Я знала, что он много пил, любил побаловаться травой и девочками, а когда их не было, он терроризировал меня. Мне было все равно, чем занимается этот человек.

Сегодня, я вдова. И мне лишь остается гадать, что будет со мной дальше. Чувствую, что это не конец.

4

Это странно, что запах смерти и запах свободы сливается для меня воедино. Это ужасно, когда кто-то может радоваться подобному, особенно когда это ты сама. Моя мама погибла, когда мне было двадцать, я бы убила каждого, кто проявил бы хоть каплю насмешки над этим. Успокаиваю себя тем, что это разные вещи. Да, так легче. Мама не манипулировала людьми, не принуждала кого-то к чему-либо, не занималась ничем аморальным. Она бы не позволила.. Не продала бы меня ни за какие деньги. У папы все просто: я женщина и достаточно симпатичная, это большой подарок для него. Он может расплатиться мною за что угодно. Я просила его помочь, избавить от всего, что мне приходилось терпеть несколько месяцев, на что отец всегда говорил одно и то же: «потерпи немного, Алина. Ты будешь владеть целой империей». Не нужна мне никакая империя. Жить хочу.

На улице по прежнему солнечно, как и вчера, и позавчера, снег почти растаял, почки появляются на деревьях, я улыбаюсь, как глупышка.

Мне не было дозволено выходить из дома одной, Александр ссылался на то, что неприлично замужней даме шастать по улице, на самом деле старик боялся, что я убегу. Дом под охраной двадцать четыре на семь, двенадцать человек обслуживающего персонала, я не могла улизнуть, даже, на часок, только в сопровождении этого брюзги или домработницы.

Я купила самое дорогое черное платье, которое было в новой коллекции «Маккуин», маленький презент в честь маленькой победы. Надеваю темные большие очки, и иду отыгрывать финальную сцену спектакля.

Встречаюсь с отцом, который лишь молча кивает мне. Он обеспокоен и это логично быть грустным на похоронах. Но это мой отец, так что бросьте думать, будто для него это имеет смысл. Слишком хорошо его знаю. Все что на его лице напоминающее скорбь, на самом деле нечто иное. Он обеспокоен тем, как теперь сложатся дела фирмы, контракт передачи доли так и не был до сих пор подписан. Теоретически, я как законная супруга Александра Петерсона имею долю имущества, фактически – не имею ничего. Моей фамилии, которую я категорически отказалась менять, нет нигде, я пустое место, ноль, слабое звено. Да мне и плевать. Не нужно мне чужое. К тому же я сама подписала бумаги, в которых черным по белому были прописаны мои права и обязанности.

Людей больше сотни, в основном мужчины, статные, солидные, в черных костюмах, большинство из них, конечно, выглядят так же, как и Александр при жизни, рядом с ними жены, изображающие всемирную трагедию на своих лицах. Я вижу всех, меня не видит никто, лишь моя оболочка, черные очки на пол лица, скрывают мой взгляд, мое истинное лицо. Длинные черные лимузины, Мерседесы Джи-класса, куча цветов, венков, тихий плач, наигранные рыдания, страдальческие лица, сплошной пафос. Журналисты снимают репортаж о гибели известного всем, как теперь, я услышала криминального авторитета. Никто не говорит, что мужчина помер от наркоты и беспорядочного секса с проститутками. Приступ. Сколько лжи, лицемерия, гнили. Я и сама лицемерка, но это единственная моя защита на данный момент.

Все поочередно подходят ко мне выражают соболезнования, жмут мне руку, я хлюпаю носом, изображаю печаль в своем голосе. Все здесь вранье. Многие меня вообще не знают, и даже они никогда не поверят, что я вышла замуж за этого человека по любви. Спектакль. Только вот для кого он? Кому это важно?

Случайным взглядом ловлю знакомое лицо в толпе. Пугаюсь. Показалось. Последующие минуты, всматриваюсь в проходящих мимо людей. Ищу глазами то, что не должна бы. Становлюсь рассеянной, даже немного потерянной, отстраненной от общества. Все, что давно забыто, не может вызывать подобных эмоций, не имеет права. И лучше бы мне показалось, иначе боюсь сойти с ума.

5

Адриан. Я действительно думала, что он живет с мамой, но затем заметила, что он как приведение, то появляется, то исчезает, когда вздумается. У меня всегда было много вопросов в голове, но я понимала, что это не мое дело. Он не был моим мужчиной, а маму, кажется, все устраивало, никогда не слышала, чтобы они ссорились. На первый взгляд все было идеально, не считая того, что периодически он занимался любовью со мной. То есть трахал меня, потому что любовь и Адриан Вестардо вещи несовместимые. Очень часто я терзала себя мыслями о том, что когда он уходит то, идет к другой женщине, и может даже не к одной, наверное, так и было.

Я долго не вспоминала о нем, не было времени, желания, сил. И вот сегодня. Я здесь на могиле человека, которого все считают моим мужем, и я оглядываюсь по сторонам в поисках мелькавшего среди толпы знакомого лица. Просто чтобы убедиться, что ошиблась.

Все расходятся, я тоже собираюсь уйти, но репортеры окружают со всех сторон, тычут микрофонами мне в лицо, я выставляю руки вперед, стараюсь растолкать этих невеж.

– Вы знали, что Ваш супруг замешан в убийствах?

– Вы вышли замуж по расчету?

– Говорят, что Вы убили супруга за то, что он изменял Вам, это правда?

Проталкиваюсь вперед. Идиотские журналисты. Ищу глазами отца, чтобы тот забрал меня домой.

– Пропустите даму, господа. Разве не видите, что ей плохо? Давайте, расходитесь. – Взгляды журналистов сосредотачиваются на властном низком голосе, который я уже прежде слышала. Сердце колотится. Кто-то хватает меня за руку и разворачивает лицом к себе. Я замираю. Сквозь черные очки, я вижу его лицо. Суровое, как прежде. Все еще молюсь, чтобы это было ошибкой. Осторожно высвобождаю руку, сглатываю ком, наши взгляды не прерываются. Мое волнение, возможно не так уж и заметно, но оно настолько сильное, что я забываю даже дышать.

Адриан. Адриан не из тех мужчин, которым нужна крутая одежда или дорогие часы, чтобы быть сексуальным. Когда мы познакомились, он был в каких-то старых джинсах и помятой футболке. Признаюсь, по началу, я приняла его за какого-то плебея, чертовски, сексуального плебея. И я даже забеспокоилась. Вдруг он тянет с мамы деньги? Может, хочет забрать ее дом? Дурацкие стереотипы. Я дочь своего отца, поэтому не удивительно, что я так подумала. Оказалось, что он богат также, как и сексуален, а это означает безумно, бесконечно, неприлично. До сих пор я не знаю, чем он занимается, какой у него бизнес.. Он никогда не рассказывал, да и вообще мы мало разговаривали, его не особо интересовали беседы со мной, а особенно посвящение в свою жизнь. Все, что я о нем знаю, это то, что в нем под метр девяносто, три раза в неделю ходит в зал, чтобы сохранить свое шикарное тело в форме, имеет на предплечье огромную татуировку дракона, густые брови, и волосы, вечно взъерошенные в разные стороны, словно только что встал с постели, а еще этот мужчина рядом не стоял с моралью. И я никогда прежде не видела на нем костюма, или так хорошо уложенных волос, «Ролекса» не его руке, ценою больше миллиона российских рублей. Из знакомого ранее мне доступен только внимательный и выразительный взгляд, все те же хитрые зеленые глаза, и легкая щетина.

– Мои соболезнования. Александр был хорошим человеком. Думаю, Вам было, за что его любить. – Его брови сходятся на переносице, мои должно быть тоже. Он издевается? Что за чушь? Это сарказм такой? Или.. может он не узнал меня? Не знает, кто я? Что вообще этот человек здесь делает?

– Спасибо. М-мне нужно идти, извините. – Мямлю, как влюбленная в старшеклашку пятиклассница. Ухожу. Почти убегаю. Что он делает? Здесь. Со мной. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Я надеялась, мы никогда не встретимся больше, что все, что было останется в Латвии. Его русский стал намного лучше, как мне показалось, почти нет акцента. Я любила этот акцент. Он пробуждал во мне самые потаенные грязные мысли и желания.

Значит ли это, что он давно в России? Господи, я не выдержу еще одной встречи. Мне все еще больно. Больно и стыдно. Перед мамой, перед самой собой. Я приказала, что не стану себя жалеть, но вот снова это делаю.

6

10 февраля 2014

– Думаешь, что ты выше меня? Я не достойна тебя, да?

– Что? – Адриан выходит из душа, взлохмачивая полотенцем мокрые волосы. Вижу, как двигаются мышцы массивной груди, опускаю взгляд ниже, полотенце сидит так низко на его бедрах, что я сглатываю. Мы были вместе всю ночь, затем уснули в одной кровати, и больше не касались друг друга. Он не позволяет. Мама вернется из Риги уже сегодня. Не могу так больше. Нужно что-то делать.

– Расскажем все маме, сегодня. – Говорю, голос дрожит, потому что совершенно не имею представления, как собираюсь сказать ей о том, что ее мужчина спит со мной каждый раз, когда ее нет.

Адриан вскидывает брови к верху.

– О чем же, ты собираешься ей рассказать, любовь моя?

– Не называй меня так! – Швыряю в него подушку, злюсь. Ненавижу, когда он так делает, называет меня словами, которые не имеют никакого значения. Я не хочу слушать вранье. Для него может быть это все забава, для меня – нет.

– Прими душ и успокойся. – Бросает подушку на мою большую белоснежную кровать. Я закутываюсь в простынь и иду в ванную, Адриан останавливает меня своим телом.

– Дай пройти. – Он намного выше меня, и я не поднимаю голову, чтобы взглянуть в его холодные глаза, пялюсь на его вздымающуюся грудь, кубики пресса, до которых так и хочется дотронуться хотя бы кончиком пальца.

– Я что-то там не видел?

– Хм? – Наконец поднимаю голову. Он злится, но глаза играют, играют со мной. Мне не весело. Кивает на простынь, которую я придерживаю рукой. По реакции сильно сжимаю кусок ткани в кулаке.

– Отпусти руку, детка.

Смотрю. Он всегда командует. Могу я хотя бы раз ему сопротивляться? Еще сильнее сжимаю кулак, пытаюсь пройти вперед, но снова врезаюсь в твердое тело Адриана. Он ухмыляется, стискиваю зубы, мужчина одним движением руки сбрасывает полотенце со своих бедер, мое дыхание учащается, я вспоминаю, как совсем недавно его руки обжигали мою кожу, как он был во мне, и я почти кричала от боли и наслаждения. Не могу сопротивляться, когда его губы касаются моей шеи, опрокидываю голову назад, закатываю глаза, когда язык Адриана прорисовывает линию до мочки моего уха. Рука расслабляется сама собой, простынь скользит по телу и падает на пол, слышу легкий приглушенный смешок.

– Тебе.. нужно остановиться..

– Остановиться? – Бросает мне вызов. Прижимается ко мне всем телом, я буквально задыхаюсь, когда его рука касается внутренней части моего бедра.