Третье правило кошек. Скелеты в шкафу

Леша побаивался шкафа, как и саму бабушку. Он бы нисколько не удивился, узнав, что та хранит в нем настоящую мумию или отравленный ядом скорпиона кинжал, которым предатели закололи какого-нибудь неудачливого фараона. Бабушка признаваться в подобном не торопилась, так что шкаф продолжал скрывать свои тайны. Зато сама Татьяна Васильевна живо интересовалась Лешиным воспитанием, пребывая в уверенности, что без ее твердой руки человека из этого лоботряса не вырастет. «Лоботряс» старался как можно реже попадаться бабушке на глаза, чтобы избежать новой порции занудных нравоучений. Спасение кошки на время примирило его с постоянным бабушкиным ворчанием – Клео служила громоотводом, словно специально начиная тереться о ноги Татьяны Васильевны всякий раз, как та отчитывала внука. «Дурацкая кличка, – подумал мальчик, – не могла она ее Мусей назвать». Впрочем, бывшая бездомная кошка уже отъелась, отмылась и распушилась, так что даже Леша признавал: это, без сомнения, царственная особа, а не какая-нибудь деревенская Мурка.

Комната Лешиных родителей одновременно служила гостиной – утром диван складывался, а на ночь превращался в большое и слегка скрипучее место для сна. Леша любил смотреть телевизор, забравшись на этот диван с ногами. Здесь же в углу стоял большой стол со швейной машинкой – мама частенько шила после работы. Каждый раз, когда путались нитки или раскрой шел не так, как надо, мама психовала и прогоняла сына с дивана, чтобы «не стоял над душой». «А я и так не стою, я сижу!» – пробовал возражать Леша, но знал, что посмотреть телек этим вечером уже не удастся.

Иногда за мальчика вступался папа:

– Оля, что ты опять ребенка третируешь! Он же тебе не мешает…

– Я, между прочим, этому ребенку третий раз за неделю штаны зашиваю! Лучше бы научил его аккуратнее с вещами обращаться. Вон, кроссовки месяц назад купили – уже выкидывать можно. Мы вроде деньги не печатаем!

Папа уходил, стушевавшись – Белая ни разу не видела, чтобы он выиграл словесную дуэль с женой. Да и бабушка им командовала. Чаще всего Белая слышала от нее реплики про «настоящего мужчину», «вырастила слюнтяя на свою голову» и «вот я в твои годы…»

Последняя фраза нередко адресовалась и самому Леше, причем от всех взрослых по очереди. Он уже знал, что в его годы родители прилежно учились, ходили в музыкальную школу, побеждали в олимпиадах и спортивных соревнованиях, дружили с хорошими ребятами и ездили на раскопки… Ах, нет, раскопки – это про бабушку. Ну, тогда они еще не занимались ерундой. Леша же постоянно, как выражалась бабушка, «чудил». Он даже объяснить не мог, почему именно с ним происходили все эти ситуации, огорчавшие взрослых. Огорчало их буквально все – опрокинутая на пол банка эмали (она просто попалась под ноги, когда Леша достал ее с полки в поисках ножовки, чтобы подровнять ножку шатающейся табуретки), жалобы родителей Кирилла (они не дрались, Киря сам попросил помочь в отработке приемов; кто виноват, что он оказался таким слабаком и неумехой), заляпанные черной сажей стены и потолок на кухне (хотел сделать фейерверк, как в том видео, чтобы потом всех удивить). После каждого происшествия начиналось привычное представление.

– Он меня в гроб загонит! Я тебе говорила, яблочко от яблони… – причитала мама.

– Ну какое яблочко, Оля! Мальчик познает мир. У него еще лобные доли не развиты, все они в этом возрасте не думают о последствиях, – урезонивал ее папа.

– Нет, не все! Ты сам в его возрасте на скрипочке в городском доме творчества играл, вместо того, чтобы пожары устраивать! – не соглашалась мама.

– Что тут у вас происходит? – появлялась бабушка.

– Н-ничего, мы уже все решили, – хором отвечали мама и папа, чтобы избежать бабушкиной лекции о правильном воспитании детей.

Белая предусмотрительно держалась подальше от Лешиных начинаний, однако в его комнате бывать любила. Самая маленькая из трех, детская вмещала в себя огромное количество вещей помимо кровати, стеллажа и письменного стола. Из-за этих вещей Леша периодически скандалил с мамой, которая не желала считать нормальным разбросанную по комнате одежду и фантики в дальнем углу ящика с учебниками (ну старался же, убрал, чтоб глаза не мозолили!) Когда мамино терпение доходило до критической точки, она вышвыривала все на пол, пытаясь собрать в пакет для мусора, Леша героически отстаивал свои ценности и право на неприкосновенность жилища, а Белая могла путаться под ногами и гонять шарики из фольги и фантиков, которые обязательно оказывались на полу. Также в детской можно было сколько угодно валяться на кровати – Леша никогда этого не запрещал, в отличие от взрослых, прогонявших кошку со спальных мест и столов. В знак признания Белая всегда старалась лечь на брошенные мальчиком штаны или футболку, чтобы передать ему свое тепло и немного шерсти на память. Маме с папой подобное тоже почему-то не нравилось, они ругались и долго чистили одежду специальным валиком. Посягнуть на бабушкин пиджак даже самой Белой казалось верхом кощунства, хотя, возможно, в ней говорил инстинкт самосохранения.

Самой интересной для Белой комнатой, конечно же, была кухня. Впрочем, Татьяна Васильевна взяла за правило кормить кошку строго по расписанию, запретив домочадцам угощать Клео в промежутках между кормлениями. Это разочаровывало, однако ради выполнения миссии мириться приходилось и не с таким.

Заканчивались последние дни лета. Греясь на полу кухни в лучах жарящего через стекло солнца, Белая анализировала свои наблюдения. В отношениях между людьми в этой семье ей почти все стало ясно, но что-то не давало покоя. Да, семья не идеальна, как и множество других, но в чем конкретно ее, Белой, роль? Для чего ее привели именно сюда?

Мимолетная тень скользнула на периферии зрения. Белая напряглась. Еще одна – с другой стороны. Мыши? Привычного мышиного запаха не ощущалось. Кошка обошла кухню по периметру, обнюхала плинтуса и углы. Все чисто. В городской квартире на седьмом этаже не может быть никаких мышей.

Вдруг словно сдвинулось что-то в сложном механизме кошачьего мозга и сам собой начал достраиваться невидимый пазл. Белая вспомнила, что такие же тени она замечала и раньше, не придавая им значения. В детской, в комнате родителей и даже в комнате бабушки. Пожалуй, в последней чаще всего. Интересненько. Внутренний голос подсказывал, что эти тени таят в себе что-то важное. Может, ключ к разгадке тайны этой семьи? Белая с сожалением вспомнила Бату – черного Стража, который умел видеть обитателей потустороннего мира. У нее такой способности не имелось, значит, приходилось довольствоваться тем, что есть. Кошка оглядела себя: в наличии был чуткий розовый нос, мягкие бесшумные лапы, пушистый хвост и умение заглядывать в чужие сны. «С этого и начнем», – решила Белая и снова свернулась клубочком в полосе солнечного света.

Глава 2. Кошмары

Несколько ночей подряд Белая провела в ногах у спящего Леши. Ей подходил не любой его сон – люди видят их очень много, чаще всего нелепых и бестолковых – а тот, который поможет понять, в чем же дело. Наконец, мальчик как-то по-особенному дернулся, взбормотнул, скинул одеяло. Теперь можно идти. Белая прикрыла глаза, ища путь в чужое сновидение…

И оказалась в той же комнате, в которой уснула. Чуть плыли очертания знакомых предметов, показывая, что они во сне, да Леша стоял посреди детской одетым, настороженно вглядываясь в дверной проем. «Сейчас начнется!» – не подумала, скорее, ощутила Белая. Что именно начнется, она не знала, поэтому осторожно последовала за Лешей. Мальчик ее не замечал. Он крался к выходу, стараясь не смотреть на дверь бабушкиного кабинета. Дверь распахнулась. Из нее выскочило огромное нескладное существо высотой под потолок. Руки его свисали до самого пола, а вместо головы в разные стороны смотрели два зубастых репродуктора. Монстр замер в проходе, а затем издал пронзительный звук, от которого, будь это в реальности, заложило бы уши. Леша дернул дверь родительской комнаты. Не заперто. Комната пустовала. «Они уже там!» – уловила кошка паническую Лешину мысль.

Они – это мама и папа. Который год подряд Леше периодически снился один и тот же кошмар. Родители, а иногда и бабушка, входили в книжный шкаф и возвращались оттуда жуткими чудовищами с широкими оскаленными пастями, загребущими лапами и непомерным желанием растерзать на клочки его, Лешу. Сон немного варьировался – монстры появлялись сразу или по очереди, порой Леша находил себя уже в кабинете, а однажды жуткий шкаф попытался затянуть и его самого. Спасения не было. Леша пробовал кричать на чудовищ или бить их подручными предметами – они игнорировали все его действия, продолжая неумолимо наступать. Оставалось только бежать. Рано или поздно квартира превращалась в изрытое ямами поле, топкое болото или вовсе какой-то инопланетный пейзаж, но заканчивалось все одинаково – мальчик спотыкался и летел в бездонную пропасть, из которой (он всегда это знал) никто не выбирался.

Поначалу Леша вскрикивал, просыпался, долго приходил в себя и шел в спальню родителей рассказать им о кошмаре. Мама с папой считали, что страшные сны снятся ему из-за просмотра ужастиков в интернете и пытались контролировать то, что он смотрит дома. На самом деле, все было наоборот – Леша пересматривал все ужастики, все видео о чудовищах, которые мог найти, чтобы узнать, как бороться с ними в его снах. Когда папа ограничил домашний интернет, Леша стал просить друзей во дворе или в школе, и они вместе на маленьком экране смартфона вглядывались в хищную улыбку очередного Хагги Вагги[2 - Хагги Вагги – персонаж хоррор-игры Poppy Playtime, игрушки и видео с ним быстро набрали популярность.]. Однако все методы, описанные в бодрых рассказах малолетних блогеров, не годились – они казались какими-то ненастоящими, как и сами монстры на видео. Во сне всегда оказывалось по-другому. Хуже и безысходнее, чем в самой страшной компьютерной игре.

Когда в прошлом году Леша после очередного кошмара скатился с кровати и рассек себе бровь, мама решила отвести его к психологу. Психолог – миловидная молодая женщина – разрешила Леше поиграть в ее кабинете, во что захочет, а сама начала расспрашивать маму. Рассеянно перекладывая головоломки с места на место, Леша прислушивался к разговору. Ничего интересного. С каким весом родился, во сколько начал говорить – все это он слышал от родителей много раз.

– Может быть, ваш сын в детстве переживал какие-то стрессовые ситуации? – психолог слегка понизила голос. – Часто подсознание пытается подобным образом переработать травму отвержения или…

– Ну что вы, какое отвержение! – перебила мама. – Лешеньку любили все в семье с самого… рождения.

На последнем слове она чуть запнулась и вызывающе посмотрела на психолога, так что та стушевалась.

– Ну хорошо… Теперь подождите в коридоре, а я поработаю с мальчиком.

Леше пришлось в небольшой песочнице расставлять пластиковые фигурки. Как будто он маленький! Ну если ей так хочется… Это – мама, это – папа, вон та училка с указкой пусть будет бабушкой, все равно старушек тут нет. Вместо себя Леша поставил маленького робота – детские фигурки среди игрушек были, но все они изображали каких-то несмышленых младенцев, а он, конечно же, не такой. А еще роботы крутые.

– …возможно, причина в чрезмерной впечатлительности вашего сына. Обратитесь к неврологу, пусть выпишет успокоительные. И, конечно, дозируйте просмотр телевизора…

Белая помотала головой, пытаясь стряхнуть налипшую невидимую тяжесть. Впервые в чужом сне она забралась так глубоко в воспоминания сновидца. Это далось ей нелегко – человеческая память устроена совсем не так, как кошачья. Слова, слова, слова… Много пестрых сменяющихся картинок и совсем нет запахов и направлений. Кошки воспринимают мир куда целостнее. Сразу понятно, кто здесь венец творения.

Кошка еще раз прокрутила в уме Лешины воспоминания. Вот оно! Во время визита к психологу! Просторный кабинет. наполненный яркими игрушками, мама на стуле, Леша в стороне разглядывает красочные пособия на полках… И мелькнувшая вдоль стены тень, такая же, как в квартире. Белая сосредоточилась. Разумеется, сам мальчик тень не заметил – она отпечаталась напрямую в подсознании. Но ведь и сны – игра подсознания, значит, разыскать эти тени можно и здесь.

Сон словно снялся с паузы. Чудища в этот раз не спешили, будто решив как следует напугать жертву перед трапезой. Кошка проскочила под ногами Сиреноголового, нисколько не опасаясь порождений чужой фантазии, и вбежала в комнату бабушки. Шкаф был распахнут, из него лезли новые монстры, а по полу тут и там бегали… крошечные скелетики!

Белая резко затормозила. Увиденное не укладывалось даже в ее кошачьем мозгу, намного более восприимчивом к разным невероятностям. Скелетики имели вполне человеческие пропорции, только ростом с Лешину ладонь. Накинуть на такого черный плащ, дать в руки косу – получилась бы смерть, какой ее рисуют люди. Смерть канарейки, например – для большего они не годились.

Впрочем, скелеты не собирались никого убивать. Казалось, они сами напуганы – беспорядочно метались по полу, натыкаясь на ножки мебели. Кошка прыгнула, пытаясь схватить одного из них, но он прошел сквозь лапы и скрылся в книжном шкафу. Остальные, заметив постороннего, тоже бросились в укрытие. Белая остановилась в сомнениях – идти ли за ними в шкаф или попытаться помочь мальчику выйти из кошмара. В этот момент пространство сна вздрогнуло, завертелось и начало рваться на части – увлекшись охотой на скелетиков, Белая не заметила, как Леша выбежал в подъезд, оступился на лестнице и полетел, кувыркаясь, в черную дыру бездонной пропасти… а вместе с ним и она сама.

– Алексей, все в порядке? – в детскую заглянула бабушка.

– Да, ба… Ой, бабушка. Ты меня разбудила, – стараясь как можно натуральнее зевнуть, ответил Леша.

– Мне показалось, ты кричал. Тебе опять приснился кошмар?

– Нет, что ты. Они мне уже давно не снятся, – не моргнув глазом, соврал мальчик. – Можно я еще немножко посплю?

У ножки кровати Белая заметила смутное шевеление. Она уже догадывалась, что увидит, если присмотрится повнимательнее. Однако беспечность в кошмаре не прошла даром – голова гудела, сердце трепыхалось, как бешеное, шевелиться не хотелось. «Впредь постараюсь лучше контролировать сон, в который иду», – пообещала себе кошка и уснула повторно, уже по-настоящему.

Глава 3. Надежда

Наступил сентябрь. Леша этому совершенно не радовался – мало того, что теплые дни заканчиваются, так еще и школа. Школу четвероклассник Леша Мартынов не любил, и она отвечала ему взаимностью. Ничего хорошего не ждал он и в этом году.

– Мартынов! Опять в облаках витаешь?! Пи-ши!

Леша опустил голову. Он не мог объяснить, что монотонная речь учительницы Натальи Максимовны («Моталки Максимовны», как ее окрестили ребята за частое употребление выражения «мотать нервы») уже через пять минут превращалась в невнятный раздражающий гул, выделить в котором удавалось только резкие оклики, адресованные нарушителям дисциплины. Например, ему.

«Внимательнее надо быть!» – вспомнил он засевшую за три предыдущих года в мозгу фразу. Бабушка в этом была с Натальей Максимовной полностью согласна. Дома она то и дело требовала от Леши сосредоточиться. «Как ты сидишь! Выпрямись! Не ерзай! Что за грязь у тебя в тетради?!» Если папа старался в Лешин дневник не заглядывать и ограничивался дежурным «Как дела в школе?» – «Нормально», то мама и бабушка доставали даже в выходные, когда все нормальные дети спят до обеда и залипают в планшетах и телефонах. Выполнение домашней работы становилось мучением. Мама быстро выходила из себя, сетуя на Лешину недогадливость, бабушка же, напротив, методично и безотрывно, до привычного звона в ушах объясняла одно и то же. «Не может мой внук плохо учиться с такими природными данными! Твой прадед, Алексей, получил награду из рук самого Беспалова! Твой отец при своем музыкальном таланте прекрасно разбирался в точных науках – ему бы побольше воли, сейчас бы тоже академиком стал!..» На этом месте Татьяна Васильевна обычно бросала негодующий и слегка презрительный взгляд на папу, который не только не стал академиком, но и занятия скрипкой бросил сразу после окончания музыкальной школы. О маме бабушка старалась ничего не говорить – Леша думал, что ругать ее за школьные оценки не выходило, а хвалить не хотелось.

Первое замечание в этом году Леша получил пятого сентября. Он просто уронил ластик, а тот укатился под первую парту. Леша пытался достать его ногой, затем незаметно сполз под парту, чтобы дотянуться рукой или линейкой, а когда это не удалось, дернул за ногу сидящую впереди Анжелу, чтобы она ему помогла. Анжелка взвизгнула, а Наталья Максимовна взяла Лешин дневник и размашисто написала красным: «Поведение – неуд!» Ластик удалось достать только на перемене. Еще и упрашивать пришлось эту дуру, чтобы стул отодвинула. Опять будет жаловаться на него по каждому пустяку. Вот бы ее пересадили куда-нибудь! А еще лучше – в другой класс перевели.

Мысли мальчика были мрачны, как осенние тучи. По всему выходило, что пересаживать и переводить следовало большую часть класса вместе с учительницей. И еще с физручкой. И англичанкой. Да что там, вот бы вообще школу закрыть на какой-нибудь карантин!

Карантина, однако, не предвиделось. Леша раздосадованно швырнул рюкзак на полку в прихожей и мимолетно погладил подошедшую Белую.

– Везет тебе, Клеопатра. Живешь, как настоящая фараониха – только кушаешь и гуляешь.

Белая сочувственно потерлась о ноги мальчика, как бы давая понять, что не против, чтобы он тоже больше гулял и меньше сидел за уроками.

– Леха, ты, что ли, в дверях скоблишься?