– Мне тебя не хватало, – сказал Ник.
– И я скучала. Спасибо за подарки, особенно за туфли – они просто сказочные!
– Это же те самые туфли, которые ты хотела?
Похоже, Ник и вправду умеет читать мысли.
– Да! Но как ты узнал? – спросила я.
Ник хитро улыбнулся.
– Это же классика. Никогда не выйдет из моды.
Я поцеловала Ника и провела рукой по его лицу, внезапно наткнувшись на что-то выпуклое. На лбу у Ника красовался лиловый синяк. Господи, я и забыла, что вчера чуть не разбила ему бровь!
– Ник, мне так жаль! Тебе очень больно? – с беспокойством спросила я.
– Все в порядке, не бери в голову, – Ник улыбнулся и взлохматил волосы, чтобы скрыть синяк под челкой. – Лучше расскажи, как твой порез?
– Повязку я не снимала, а так все нормально. Вроде не болит.
Ник сел на корточки и поцеловал меня в живот.
– Как у вас там говорят? До свадьбы заживет, да? – спросил он, глядя на меня снизу вверх.
– До какой еще свадьбы?
– До нашей, конечно же, – на лице Ника появилась озорная мальчишеская улыбка. Я растаяла.
Это было сказано в шутку, но я не сомневалась, что Ник относится ко мне серьезно. Воображение рисовало мне счастливые картинки нашей совместной жизни: вот мы в окружении родных и друзей празднуем нашу свадьбу, вот мы завели собаку, а здесь – с нетерпением ждем первенца…
Голос Ника вернул меня к реальности.
– Тебе еще долго собираться? – поинтересовался он.
Я сказала, что буду готова через десять минут.
– Отлично. Мы едем в гости к Мюллерам – семье, в которой я вырос.
Ник хочет познакомить меня со своими родителями! Не могу поверить – между нами и вправду все серьезно.
Я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Спасибо, Ник. За все, что ты для меня делаешь. Я очень это ценю, – сказала я с благодарностью в голосе.
– Без проблем, – ответил он. – Я делаю это для нас.
***
Дорога к Мюллерам заняла полчаса – по швейцарским меркам, это целое путешествие. В машине мы хохотали над тем, что синяк Ника идеально сочетается с синим цветом моего платья. Здорово, что мы с ним на одной волне.
Ханс и Эрика Мюллеры жили в Люцерне, в красивом доме на берегу озера. Их пара произвела на меня приятное впечатление: они были по-прежнему влюблены друг в друга и вышли к нам, держась за руки. Надеюсь, через двадцать лет мы с Ником будем такими же, как они, – счастливыми и безумно влюбленными друг в друга.
Вместо сухого швейцарского рукопожатия Эрика тепло обняла меня и пригласила в дом. От нее пахло цветами и домашней выпечкой.
– Ники, а ты молодец! Какую девушку к нам привел, – сказала Эрика, обнимая Ника.
Ник крепче сжал мою руку. Я смущенно улыбнулась.
Эрика сказала, что ей нравится мое платье, и провела нас на задний двор, где был накрыт стол с закусками для раклета[2 - Швейцарское национальное блюдо, которое готовится из расплавленного жирного сыра.]. Я вызвалась помочь расставить тарелки. Ник стоял рядом и оживленно беседовал с Хансом.
– Ник много о тебе рассказывал, – с улыбкой сказала Эрика. – Говорил, что ты работаешь в женском журнале. Когда-то я тоже хотела стать журналисткой. Но потом встретила Ханса, и все пошло кувырком. Дом, дети… правда, сейчас они уже взрослые.
Я призналась Эрике, что тоже мечтаю о семье и детях. В голове невольно всплыли картинки нашей счастливой семейной жизни с Ником.
– Ты очень хорошо говоришь по-немецки. Давно живешь в Швейцарии? – с любопытством спросила Эрика.
Не люблю, когда мне задают этот вопрос. Приходится подолгу объяснять, что вообще-то я живу в Москве, а в Швейцарию приехала погостить у своего парня. Сочувственное молчание вместо ответа раздражает не меньше самого вопроса. Все сразу видят в тебе авантюристку, которая охотится за европейским паспортом. Но я не такая. Я искренне любила всех мужчин, с которыми встречалась.
Прежде чем я успела сказать это вслух, в разговор вмешался Ник. Он жестом дал понять, что сам объяснит Эрике, что к чему.
– Анна пока живет в Москве, но очень скоро переедет жить ко мне.
Вот это да! Такого ответа я не ожидала. Я одарила Ника лучезарной улыбкой. Он подмигнул мне.
– Я очень рада за вас обоих, – сказала Эрика. – Любовь – это прекрасно.
Она подняла бокал, и мы чокнулись.
***
С каждой минутой Мюллеры нравились мне все больше. Ханс производил впечатление сдержанного человека, а вот Эрика, наоборот, была очень страстной и увлекающейся натурой. Уверена, что в молодости она жила на полную катушку – курила травку, с завидной регулярностью меняла парней и много путешествовала.
Несмотря на буйную молодость, Эрика стала образцовой мамой. Я видела, с какой любовью она говорит о своих детях, как тепло отзывается о Нике: неудивительно, что он вырос таким заботливым и добрым. Эрика легко располагала к себе людей: с ней можно было говорить на любые темы и поделиться любым, даже самым постыдным, секретом – она бы все равно выслушала тебя и не стала бы осуждать.
Мне всегда хотелось, чтобы моя мама тоже была такой. Мы не были с ней подругами даже в детстве: всякий раз, когда я просила у нее совета или делилась тем, что меня тревожит, мама одаривала меня осуждающим взглядом. Неудивительно, что в какой-то момент я просто перестала с ней откровенничать.
До сих пор не знаю, как рассказать ей, что я рассталась с Леоном и начала встречаться с Ником. Каким бы идеальным ни был Ник, мама точно не сможет смириться с тем, что я потерпела очередное поражение в отношениях с мужчинами. Когда-нибудь она, конечно, с этим смирится (разве у нее есть выбор?), но перед этим изрядно потреплет мне нервы. А этого мне хотелось меньше всего на свете.
После ланча Эрика принесла фотоальбом. Она рассказала, что в детстве Ник мечтал стать фотографом. На шестнадцатилетие они с Хансом подарили ему пленочную камеру: в течение двух лет Ник ходил с камерой наперевес и снимал буквально все вокруг, пока ему это не наскучило, и он не стал проявлять интерес к цифрам.
– Посмотри, какой он был хорошенький.
Я взяла протянутую фотографию. Ник и вправду был красивым мальчиком – с густой копной каштановых волос и огромными голубыми глазами.
– Ты совсем не изменился, – сказала я Нику.
– Только постарел немного.