– Такая маленькая, смуглая, с седыми волосами?
– Толстая, огромная, с рыжей крашеной копной, – засмеялась она и обхватила его за шею.
Ну врет же! тоже чувствует, что все не так.
– Лена, – спросил он, – ты что, знала? что я – не он? Другой Никита?.. ты знала?
Вспугнутые птицы в ее глазах поднялись. Взгляд потемнел, и стало яснее несходство. С мягкой, молчаливой Ленкой. Его Ленкой.
– Что ты говоришь, – ровно сказала она. – Разве есть на свете другой? Давай спать. А завтра будет новый день.
И ты поведешь меня к доктору, подумал Никита, на лоботомию, угу… Бредовый день, бредовый город. Как сказал Чиж? Кроме солнца, мостов и котов? Неожиданно для себя спросил:
– Солнце, мосты и коты… почему коты?
– Спроси сам, – она отвернулась, кусая губы. – На лестнице Ватсон дежурит.
На лестнице. Ватсон. Дежурит. Нормально?
– Так я… пойду? – спросил он чужую женщину с лицом Ленки.
– Ты вернешься, – ответила она. – Чуток подумаешь и вернешься. Я проснусь, а ты уже будешь здесь.
Никита вышел, не ответив. На лестнице закурил.
– Я же сто раз просил дымить пролетом выше, – раздался голос. Никита оглянулся в поисках собеседника. На подоконнике сидел крупный рыжий кот.
– Здрастьте, – сказал он – Ватсон?
– Ага, – откликнулся кот, – и тебе не хворать. Предвижу вопрос. Отвечаю: говорю тут, действительно, я.
Никита затушил сигарету.
– Мне нужно на Лиговку, – сказал он.
– К Марго собрался, – Ватсон прищурился. Его голос ровным мурчащим дискантом звучал прямо у Никиты в голове. – Она мне кило парной телятины обещала. Ты ей напомни при случае…
– Ты знаешь Марго? Ты понимаешь, что тут происходит?..
– Вообще или в частности? – осведомился кот.
Никита взглянул на часы.
– Некоторым жаль потратить пять минут на разговор, который может сберечь им сутки, – заметил Ватсон.
– Я слушаю, дружище, – вздохнул он.
– Теория котоцентризма, – начал кот.
Издевается, подумал Никита.
– Теория котоцентризма, – продолжил собеседник с нажимом, – уходит своими когтями в тот период, когда зарождался этот город. Петербургский пра-кот, любимец Петра…
– Разве у Петра был кот? – спросил Никита.
– Петр построил город, – был веский ответ, – разве можно сделать что-то стоящее, не имея поддержки кота?
– Да, в самом деле…
Кот застыл, словно проверяя, нет ли в ответе иронии, и продолжил:
– Мы не любим перемен. Поэтому все, что можно было сделать постоянным, стало таким: дождь идет строго по расписанию, мосты растут по схемам. Пра-коту пришлось повозиться, намурлыкивая архитекторам чертежи. Весь город, развод которого – произведение искусства, подчинен ритмам котогармонии. И только вода переменчива.
Никто не знал, где возникнет Нева в следующий раз. Годы наблюдений позволили обезопасить котов и горожан. Установить порядок, в котором никто не рискует проснуться в одно ужасное утро в своем доме, в своей постели, но на дне речном…
– Круто, – восхитился Никита. – А как вообще тут передвигаются, когда город разведут?
– Никак, – припечатал кот, – на развод города нельзя смотреть. – Он словно цитировал по памяти: – Его необходимо переждать за ставнями, или – прижавшись к любой вертикальной тверди, исключая гранит…
– Почему гранит?
– По кочану! – отрезал он. – Гранит – это набережные. Самая нестабильная структура после воды.
– Тэкс, – он задумался. – На Лиговке тебе делать нечего, нет там Марго. Метро запечатано до пяти… вот бедолаги, кто застрял – так и катаются по кругу. Значит, сейчас выйдешь на набережную. Дороги – час с небольшим, только в три тридцать опять город разводят. В обрез.
– А… завтра? – спросил Никита.
– Если тебе сказали сегодня, значит, сегодня. Завтра тебе откроют, только вот куда ты от них попадешь? Твердо решил?
– Н-не знаю, – сказал Никита с запинкой. – Но не нравится мне. Как я понял, Лена, – он покосился на дверь, – что-то сделала, чтобы вызвать сюда… Черт, вызвать – как духа, прям! Меня из… оттуда, короче. И думает, что я останусь. Она похожа, но – другая.
– Интересно, какой бы стала твоя, если б ты пропал? – заметил кот.
– А она понимает, что я – не тот?
– А тебе что за дело, если решил?
– Ну, надо же ей объяснить…
– Что? Что она украла тебя у другой? Что ты – не тот, которого она любила, а тот пропал насовсем? И ты готов на все, чтоб удрать, потому что она – такая же, да не та? А ты думал, горе женщину делает мягче и красивей?.. – прозвучало в голове скороговоркой.
– Ты что? – крикнул Никита, – да какое тебе дело?!
– Эти твои мысли, как рыбки в аквариуме. Плавают так близко, что зацепить их – пара пустяков… – он растопырил когти и деликатно погрыз между ними, – опять собаки блох натащили, чтоб их…
– Но это же не мой мир, – заорал Никита, – я привык мосты разводить, понимаешь? Мосты! Я не умею тут жить!
– А хочешь? – спросил кот.