Мастерская мистера Лимо
Манфред ещё минуту стоял на месте и продолжал слушать своего приятеля, но тот настаивал, гнал его домой, в мастерскую. Я же пребывал в полном замешательстве, не зная что делать мне – то ли отправляться за Манфредом, то ли помогать толстяку. Томас выгребал из многочисленных ящиков свои тетради и книги. И метался, потому что всего было слишком много, чтобы унести за пазухой, но слишком мало, чтобы просто так бросить. С самыми настоящими слезами на глазах он умоляюще посмотрел на меня:
– Оставь малыша на столе. Я подыщу для него подходящий аквариум. И теперь, пожалуйста, возьми вот эту коробку, – он указал на картонную коробку, в которую собрал какие-то тетради, – и тащи к выходу в сад.
Я поспешил сделать так, как он велел. В невероятной спешке Томас схватил какую-то склянку с крышкой и поместил туда валинария с чаем. Ремнями он попытался привязать банку к себе на грудь, но оказался великоват для такого крепления. Тогда он потребовал, чтобы я нёс банку на себе – с условием, что буду беречь рыбку как зеницу ока. После того как он убедился в надёжности крепления временного аквариума, мы вытащили коробку в сад и укрыли её среди больших корней старого дерева. Томас велел отойти в сторону, достал пробирку с мутной жидкостью, и полил ею землю вокруг корней. Они немедленно зашевелились и срослись друг с другом в клубок, намертво запечатав коробку с записями биолога.
– Так вот, – пропыхтел Томас, – попробуйте найти…
Раздался грохот. Что-то взорвалось и полетело в воздух за нашими спинами. Казалось, дым повалил отовсюду.
– Моя лаборатория! О, горе мне!!! Но мы успели, слышишь? Успели! Сюда! Чтобы нас никто не увидел, – Томас тащил меня по дорожкам своего сада, который теперь уже не казался таким маленьким, как раньше. Он тянул и тянул меня всё дальше, не останавливаясь, ведя меня одной рукой, а другой – придерживая свой свитер, под которым находилась рубаха. А в кармане её – последние икринки ласковых валинариев в тоненьких пробирках. Томас плакал, до сих пор плакал: из его глаз лились крупные слёзы.
– Нам нужно к Манфреду, к Манфреду! И пускай бы он всё успел, этот клетчатый недотёпа! Пускай бы он остался жив и здоров!
Мы бежали по каким-то закоулкам, и я понимал, что тот краткий путь к дому фонарщика, который действительно был очень коротким, – всего лишь напрямую через площадь, где стояло кафе, – мы удлинили раза в четыре для того, чтобы избежать нежелательной встречи. Томас, как и там, у себя дома, проявлял удивительную прыть – он бежал с такой скоростью, которую никогда не смог бы развить ни один толстяк на свете.
Достигнув своей цели, мы были невероятно обрадованы тем, что увидели нетронутое здание с золотыми фонарями вокруг него. Но когда тихо, исключительно осторожно вошли внутрь, то поняли, что эти, в чужих фраках, успели побывать и тут: всё в доме было перевёрнуто вверх дном.
– Звёзды… – не удержался я и бросился в чертёжную Манфреда. Однако на том месте, где должна была быть дверь, обнаружилась стена с оливковыми обоями. Мы проходили из комнаты в комнату, соблюдая предельную осторожность. Ни единой живой души мы не обнаружили и хозяина дома тоже не нашли. И я, и Томас – мы обошли дом ещё раз с тем же успехом.
– Где он? Где Манфред? – прошептал Томас, глядя на меня с отчаянием.
– Может, спрятался?
Третий круг поисков также завершился неудачей. Что-то загудело и заходило ходуном в стенах. Дрогнул потолок, по нему пробежала заметная вибрация.
– Ничего себе! Это что? – воскликнул я, опасаясь, что теперь мы будем замечены. Томас наблюдал за всем происходящим с неподдельным ужасом. Что-то громко чихнуло, и откуда-то из стены на середину комнаты вылетел непонятный предмет. Он грохнулся на белый шерстяной ковёр, окружив себя ореолом серой пыли, и стих.
Снова загромыхало. Казалось, звук шёл отовсюду. Но, покрутившись по комнате, мы поняли, что источником нашего испуга теперь был огромный старый комод, стоявший в гостиной. Самый нижний ящик безуспешно старался… выдвинуться наружу, но по сантиметру, не быстрее. Мистер Валин не выдержал и нетерпеливо рванул его за ручку, едва не выдернув её из деревянной стенки.
– Дружище, ты ли это?! – воскликнул Томас. – Как ты смог там поместиться?!
В ящике, свернувшись калачиком, лежал мистер О́Коттон в обнимку с парой толстенных тетрадок. Как только комод был открыт, Манфред наконец набрал полные лёгкие воздуха.
– Я понимаю, Томас, тебе сложно это представить. Но я проводил тренировки в последнее время. Потому что более безопасного места, чем этот комод, в моём доме просто не существует. Ох! – он никак не мог надышаться. – Думал, задохнусь…
Томас выволок его из вороха крахмальных белоснежных салфеток, полотенец и скатертей, и О́Коттон едва не задохнулся в объятиях друга во второй раз.
– Я слышал голоса и боялся выбраться. Какое счастье, что это уже вы! – радовался фонарщик. Он сиял. – Я успел! Я укрыл, спрятал чертёжную со звёздами, но взять с собой смог только эти тетрадки. В них – самое важное!
– Ладно… – довольно прогудел Валин. – С тобой мы разобрались, теперь бы разобраться вот с этим. Это что?
Все мы смотрели на предмет, лежащий на полу.
– Так я и думал, – довольно улыбнулся фонарщик. – Сработало! Это прототип.
– Что сработало? – спросил Томас. Он покрутился и указал на ковёр, где валялся удлинённый предмет. – Ты об этой штуковине? Он – прототип? Прототип чего?
Манфред вскрикнул от радости:
– Нет, он не прототип. Он – письмо!
Томас изумлённо молчал.
– Письмо! Я же говорю – сработала наша старая почтовая труба! Точнее, её прототип!
Мистер Валин отказался вникать в нюансы и потребовал, чтобы О́Коттон прочитал, наконец, «письмо», если «не сбрендил от удушья, лёжа в комоде».
Письмо напоминало ракушку с чёрными створками. Прорываясь по старым коммуникациям, она неслась по трубам с такой скоростью, что весь собравшийся от долгих лет мусор и пыль вытолкнула в комнату, на белый ковер. Фонарщик поднял и любовно отёр от пыли ракушку салфеткой из ящика, в котором ещё недавно прятался сам. Он восторженно улыбался:
– Это от Миллинэли. Ты же знаешь её – у неё всюду ракушки. Откроем… – Манфред с удовольствием сложил над необычным предметом свои ладони, и – крак! – в его руках оказалось две половинки. Внутри лежала записка на розовом листе. В ней сообщалось, что в городе происходят какие-то странные дела, и Манфреду следует быть осторожным. Томас наконец сообразил, что такое этот «прототип», и выхватил из рук своего приятеля листочек, от которого пахло морским бризом, а затем быстрым чётким почерком написал на обратной стороне следующее:
«Милли, хватай Акима и все ваши записи! Прячь всё самое ценное, что только можно спрятать, и прячь так, чтобы ни одна живая и неживая душа не имела представления о том, что у тебя когда-то была собственная лаборатория. „Странные дела“ нас уже коснулись: уничтожены мои валинарии, дом Манфреда перевёрнут вверх дном! Разошли это сообщение нашим, и пусть ни секунды не медлят! ГМБ. Томас. И Манфред».
– ГМБ? Что это? – спросил я.
– Гора матушки Боа. Это наше место. О нём знают только члены Инженерного клуба. Ты пойдёшь с нами, Макс, – ответил мне Томас и, отыскав в стене отверстие старой почтовой трубы, немедленно отправил ракушку обратно. – Надеюсь, мы вовремя…
Фонарщик подумал и ответил:
– И я надеюсь. Но знаешь, друг мой, у меня было время подумать, пока я лежал в комоде. Всё началось намного раньше, да?
– Похоже, что лет на двадцать, Манфред… – мистер Валин замолчал, и его молчание было таким многозначительным, что даже мне стало ясно – он ждал продолжения от Манфреда. – Как ты думаешь, почему они исчезли из башни?
Мистер О́Коттон молчал. Он нервно потёр сухими пальцами свой лоб и, с досадой махнув рукой, начал свой рассказ:
– Ты знаешь… Ты знаешь, друг мой, после нашей ссоры с Виолеттой…
– Да, я помню эту сцену, – Томас видел, как переживает его приятель. – Ну, брось, дело прошлое, Манфред, прошлое.
– Ну, прямо посреди площади… – чесал в затылке мистер О́Коттон, – перед «Ласковым валинарием»… В общем, она просто пропала тогда. Она пропала, и не было никаких сообщений. А однажды кто-то сказал, что Виолетта уехала из города навсегда, и с тех пор… Эх! Всё из-за меня!
– Думаешь, из-за тебя?
– А из-за кого же ещё? – грустно отозвался О́Коттон.
Он мял в руках уголок одной из своих ценных тетрадей так яростно, что Томасу пришлось отобрать её.
– Да ну, брось, дружище. Для Виолетты это мелочи. Ссоры – мелочь. Всего лишь способ что-то изменить. Но, я думаю, это была какая-то уловка. Было что-то важное, чего она не могла сказать нам, и тебе тоже. Вот, кстати, мы можем спросить у Макса, что же он знает про Виолетту и Лимо?
Я пожал плечами: ничего я про них, собственно говоря, и не знал. Жили себе в подъезде, и всё. Ну, встречались мы с ними порой… Вот, выяснилось, что они даже подарки малышке Анэли дарили… Но, пожалуй, это всё, что я мог рассказать – до недавнего времени.
– Маловато… – пробормотал Томас. – Хотя… Всю жизнь, говоришь?
– Их ещё бабушка с дедушкой знали. Они вроде даже где-то в одном бюро работали. Но недолго.
Томас фыркнул:
– Что-то не сходится. Зачем им была нужна городская квартира? Почему они не предупредили всех нас, ведь находились в двух шагах?
Мистер О́Коттон грустно произнёс:
– Наверное, она не хотела… Потому, что я обидел её.
Глава 12. Встреча на горе матушки Боа
Пока мы собирались отправиться к горе, почтовая труба накидала нам «писем»: деревянную круглую коробочку, которая становилась невидимой, если её немедленно не поднять с пола; кокосовый орех, который едва не пришиб Томаса; металлическую капсулу с иероглифами по периметру; перламутровый, голубой, разноцветный шарики и гусиное яйцо из папье-маше. В каждом предмете обнаружились записки, в которых мы читали одно и то же: «Гора матушки Боа».
– Милли успела сообщить всем! Это хорошо, что твоя труба работает до сих пор! – довольно воскликнул Томас и хлопнул по плечу мистера О́Коттона, отчего тот закашлялся. – Ну-ну, старина, держись! Нужно уходить отсюда. Пора…
Нам пришлось некоторое время ждать Манфреда, потому что без своей рамки с фонариком он выходить из дому наотрез отказался. Но вначале он покопался в своих ящиках, откуда выгреб кучу тонких, словно лезвие, пластинок. Основную часть он уложил в карманы, а пару штук приклеил к рамам.
– Аккумуляторы. Без них никак нельзя. Хотя после открытия, сделанного мною и моим другом-биологом, – он многозначительно посмотрел на мистера Валина, – это теперь тоже «прототип». Впрочем, пока проект в стадии эксперимента, и я предпочитаю пользоваться тем, что привычно.
Томас не дал приятелю пояснить эти слова: стоя у приоткрытой двери, он настороженно наблюдал за происходящим на улице и торопил нас поскорее покинуть дом. По его команде мы спешно выдвинулись в направлении, которое мне было неизвестно.
Мы шли по городу, и я снова крутился во все стороны, рассматривая дома и улицы.
– Диковинно всё? – осведомился Томас. – В вашем городе такого нет?
Я согласно покивал головой.
– А мы строим такие дома, в которых сами хотим жить, – добавил мистер Валин.
Соблюдая все меры предосторожности, мы добрались до моста через речку, протекающую меж уютных дворов. По каменным ступенькам на пологом берегу спустились к старой иве, ветви которой клонились до самой воды. Между ними на волнах качалась крепкая с виду лодка. Она, покорно поддавшись течению, унесла нас за город и доставила к месту, где росли маленькие корявые деревца. Словно нарисованные чёрной тушью, они стояли на подёрнутой инеем земле. И, казалось, их бесконечное множество.
– Это шелковицы, – пояснил Манфред, когда мы сошли на берег. И добавил полушёпотом, – это и есть наш с Томасом главный электрический секрет. Кстати, моя фонарница, – — сделана точно из такой шелковицы.
Манфред постучал костяшкой указательного пальца по своей рамке. Дерево, создающее электричество?
– То есть, вы хотите сказать, что…
– Именно! Достаточно вырастить дерево, и тогда фонари строить не нужно! Только прикрутить лампочку к ветке!
Манфред ликовал, рассказывая мне всё это. Зато Томас поддерживать нашу беседу не хотел. Он страшно пыхтел, отдышка душила его, но он не снижал темпа ни на минуту. Благодаря такой целеустремлённости, мы прошли всю шелковичную ферму очень скоро и вскоре прибыли на нужное место под горой матушки Боа.
– Ну вот, пришли, – тяжело выдохнул повеселевший наконец Томас и обратился ко мне:
– Запомни, дружок, пожалуйста, матушка Боа – женщина с прескверным характером. Она дама очень преклонных лет и занимается своими разработками здесь, на шелковичной ферме. Ей так нравится. Заодно приглядывает за нашими деревьями. И вот сюда соваться я бы никому не посоветовал: матушка редко выходит к людям, но если выходит, то для того, чтобы или встретиться с друзьями, или отвадить от фермы врагов. Кстати, врагов у неё давно нет. А друзья… Друзья – это мы.
В последние дни я знакомился исключительно со странными людьми, поэтому к встрече с матушкой Боа тоже был готов.
По тропе между шелковиц мы дошли до горы. Она была самая настоящая – достаточно высокая, чтобы считаться горой, но всё же вполне уютная. С одной стороны виднелись камни. Это были голые, с острыми краями, валуны, на которых кое-где росла травка. Остальная, видимая мне, часть возвышенности была покрыта подмороженным мхом. От горы исходил зимний холод, ветерок, сопровождавший нас на всём пути, здесь завихрялся и кружил вокруг, словно стараясь остеречь от долгого раздумья в прохладной глуши. Оглядевшись, я увидел кочки – те самые, о которых обмолвился Томас, когда говорил о сединах Манфреда. Кочки эти поросли длинной травой, а из-за холодов были подернуты инеем, отчего на самом деле выглядели седыми. Мой осмотр прервал радостный возглас мистера фонарщика:
– А вот и матушка! Она вышла к нам!
Я обернулся и никого не увидел. Передо мной стояло тонкое деревце, удерживающееся на большом камне своими крепкими, хотя и очень тонкими, корешками, и лежала пара разбросанных на приличное расстояние друг от друга валунов.
– Не туда смотришь, малец, – Томас головой показал направо. Там, в небольшой пещерке, был устроен неказистый дом с кривой, заполнившей собой расщелину, крышей и неровными стенами. Возле входа стояла женщина, как сказал Томас, преклонных лет. Седые волосы убраны под берет, на плечах – темное пальто.
– Я думала, что уже не увижу вас, – укоризненно произнесла дама. – Что-то дурное происходит в городе, я полагаю?
Пожалуй, матушке Боа было лет сто. И в ее голосе звучали повелительные нотки.
– Да, дорогая хозяйка. Сегодня мы решили собраться, чтобы обсудить это.
– И место сбора вы тоже выбрали неслучайно?
– Неслучайно, – выдохнул Томас. – Мою лабораторию взорвали, а валинариев уничтожили.
Матушка Боа подняла свои тонкие брови:
– Они всё-таки кому-то помешали…
– Что ты такое говоришь, Томас? – новый женский голос прозвучал позади нас.
Мы обернулись. По тропинке от речки шли трое: высокий черноволосый мужчина с длинными пушистыми бакенбардами, безусый, седобородый человек и изящная женщина в белом пальто, с брошью в виде ракушки на правом плече. Эта дама наверняка была ровесницей моей бабушки – такая же седовласая, с ласковыми морщинками в уголках глаз, но… моя никогда не носила ни ослепительно белого пальто, ни таких роскошных украшений. Когда они подошли к нам, мужчины сначала поприветствовали моих спутников и почти одновременно протянули мне ладонь для рукопожатия, назвав при этом свои имена: тот, с бакенбардами, оказался Леонидом, белобородый – Кристофом. Мадам представилась полностью: Милли Миллинэли. Она улыбалась, но почему-то я почувствовал ужасную неловкость и не знал, кому первому я должен ответить.
Взгляд синих глаз мадам Миллинэли казался таким знакомым, таким удивительно родным, что я смутился.
– Мой друг, необходимо соблюдать этикет, – вполголоса произнёс мне на ухо фонарщик.
Я послушался и сообщил, глядя на мадам и по очереди пожимая руки мужчинам:
– Макс. Макс Толли.
– Толли? – мои новые знакомые переглянулись. – Знакомая фамилия. Кто-то знает, о ком идёт речь?
Было видно, что догадка витала в воздухе, но ответа на вопрос мадам не было. Я легко вздохнул. Если честно, мне не хотелось вовсе, чтобы мою фамилию тут кто-то знал. Слишком всё было странно.
Манфред взял меня за плечи и потянул в сторону дома:
– Вы обязательно познакомитесь с мальчиком поближе. И расскажете друг другу всё необходимое. А сейчас давайте дождёмся остальных и укроемся где-нибудь.
– Ступайте в дом, – велела матушка Боа. – Незачем в такие времена доверять ветру.
Мы проследовали за ней. Но прежде чем закрылась дверь, нас догнал ещё один человек. Его каштановые волосы были зачесаны назад. Вытянутое лицо, ровный нос с сидящими на нём круглыми очками выдавали учёного. Наверняка он был человеком добродушным, что я мог предположить, глядя на многочисленные морщинки, расходящиеся лучиками вокруг глаз. Но сейчас он был сосредоточенным и часто поправлял свои сползающие очки.
– Простите моё опоздание, – голос мужчины был взволнованным. Он нервно потирал руки и постоянно доставал платок из кармашка своего коричневого замшевого пиджака и снова прятал его туда. – Я ждал Ольгу, но тщетно. Надеюсь, она уже здесь?
– Нет, Аким, – мадам Миллинэли заволновалась, – я надеялась, что увижу нашу дочь вместе с тобой.
– Увы, она не появилась.
– Тогда следует поторопиться! – снова скомандовала матушка Боа. – Прошу прояснить, что привело всех вас сюда? И кто, скажите, наконец, этот юноша?
– Что ж, тогда начнём, – взял слово Аким. – Назвать это выездной встречей Инженерного клуба трудно, но как-то обозначить нам её придётся…
– «Попыткой сохранить живыми представителей Инженерного клуба» – вот как мы её назовём! – шумно выдохнул биолог. А для меня тихонько добавил: – Это наш председатель. Он ведёт все дела клуба и любит всевозможные формальности.
Аким поджал губы и продолжил:
– Что ж, вполне актуально. Ввиду сложившихся обстоятельств необходимо решить пару организационных вопросов…
– Давай отложим официальную часть на неопределённое время, а? – снова ухнул мистер Валин.
В разговор вступил черноволосый человек с бакенбардами, который представился Леонидом:
– Томас, Манфред, что означали ваши слова в записке? Мы все взволнованы.
Манфред не стал просить себя дважды и безо всяких предисловий обрушил на мастеров все самые ужасные новости:
– Лаборатория Томаса взорвана, валинарии уничтожены, а мои разработки, связанные с уникальными возможностями использования световых покрытий для освещения городов, украдены! Не все, не все! Я спешу вас уверить, что самое основное, самое важное я успел утаить. Но какой ценой!
– Да, – улыбнулся Томас, – он надёжно спрятал их в комоде вместе с собой…
– А что было делать, Томас?! – обиженно ответил фонарщик, видя, как другие с трудом сдерживают смех. – Мне некуда было спрятаться, а комод – самое последнее место, где меня могли бы отыскать… Зато я цел… И тетрадки тоже… Но теперь я бы хотел просить матушку Боа спрятать их у себя, здесь.
Как оказалось, все мастера решили поступить так же. И хозяйка дома была согласна:
– Эта гора простояла тут вечность. Простоит и ещё одну…
Мадам Миллинэли подошла к Томасу. Она внимательно и с надеждой заглянула ему в глаза:
– Томас… Все валинарии, кроме того, что я вижу на груди у юноши, погибли? Или всё-таки сохранился кто-то еще?
– Только икринки. Недавно одна парочка дала икру, но я планировал исследования, а теперь…
– Это очень хорошо! – перебила его Миллинэли. – Кто не знаком с запасливым Томасом? У него всегда чашечка кофе для своих друзей. И… икринки ласковых валинариев. Значит, всё будет хорошо. Просто нужно набраться терпения.
– Терпения? Икре нужны особые условия. Без них она погибнет, – сокрушённо вздохнул Томас. – А я не представляю, куда можно их теперь спрятать, – это немалое пространство, где должны стоять мои пробирки. Впрочем, совсем скоро придёт пора выпускать мальков в водоём…
– Водоём я им не найду, – снова вступила в беседу матушка Боа, – но аквариум будет. Оставишь часть икринок здесь. А другую отнеси ещё куда-нибудь.
– Думаю, – включился в разговор Аким, – нам сумеет помочь Ольга. А пока, матушка, покажите нам место, где мы можем оставить свои записи?
Стена в просторном и мрачном коридоре как раз была частью горы. Камень раскололся, и его половины разошлись в стороны. Я надеялся увидеть очередную лабораторию или мастерскую, но нашим взорам предстал кабинет с письменным столом и стеллажом, полным бумажных свитков, а также небольшая шерстяная подстилка на каменном полу, где, свернувшись кольцами, спал питон.
– Не нужно идти дальше, – строго сказала мадам Боа. – Сложите все ваши вещи в ящики. А икринки мы прямо сейчас отправим в воду.
– Им нужен тёплый аквариум, – заволновался Томас.
– Значит, положим в тёплый, – она выдвинула ящик прямо из каменной стены. Там уже была прозрачная вода с необходимым оборудованием.
Мистер Валин прослезился:
– Рыбочки мои… Я не увижу вашего рождения…
– Увидишь, – снова строго сказала матушка Боа. – Ступай, делай, что тебе положено. Рыбкам у меня будет хорошо. Но потом ты их заберёшь. Иначе мой Наг примет их за лакомство.
– А этого валинария не примет? – задал вопрос я, поскольку понимал, что рыбку нужно оставить присматривать за потомством.
– Придется держать их подальше друг от друга… – покачала головой мадам Боа и прикрыла глаза Нагу ладонью, пока мы перекладывали икру и моего валинария в аквариум.
Из стены выехало еще несколько пустых ящиков, и спустя некоторое время они скрыли в стене все ценности мастеров.
– Ну что ж, самые волнующие вопросы мы наконец решили. Осталось выслушать вас, молодой человек, – Аким вернулся к роли председателя клуба. – Расскажите нам всё о том, что же вы делаете в башне. С начала до конца, Макс.
Я собрался было поведать им свою историю, но Манфред жестом попросил меня молчать и ответил за меня:
– Макс прибыл сюда при очень любопытных для нас обстоятельствах, которые особым образом дополняют картину происходящих событий. Этот юноша не из наших, как вы успели понять. Я бы хотел сократить формальную часть нашего разговора и сразу сообщить, что Макс из города.
– Из города? Здесь, под куполом? – молчавший до сих пор человек с полукруглой седой бородой выказал общее волнение.
– Да, Кристоф! Понимаете? Каким-то чудом он прибыл сюда, а вот его сестра и мадам Помпо… – в этом месте Манфред осёкся, понимая, что самое главное он сообщил не так, как собирался. Тогда он намеренно сделал паузу и внимательно всмотрелся в лица своих друзей. Он с удовлетворением отметил, как подскочила бровь у Леонида, округлились глаза Кристофа, как развернулась стоявшая ещё секунду назад полубоком Милли Миллинэли и её супруг Аким. Манфред продолжил:
– Они потерялись где-то. Пропали. Я уверен, что это где-то в башне, но вы же понимаете, что это означает – потеряться здесь?
– Я не ослышалась? Вы имели в виду Виолетту Помпо? – настороженно спросила мадам Миллинэли.
– Именно, – ответил ей фонарщик. И Томас подтвердил его слова.
Милли окинула всех взглядом:
– О ней не было слышно уже двадцать лет! Или больше? Она вернулась?
Манфред и Томас, перебивая друг друга, принялись рассказывать о том, что «со вчерашнего дня мальчик расхаживает под куполом в одиночестве. И если бы не случайность, а случайности, как вы знаете, – это хорошо продуманные волшебниками события, он мог попасть в руки неизвестных людей во фраках, и непонятно, чем бы всё закончилось, если бы не Манфред и…».
Изложенная в два голоса история моего появления обросла подробностями, а вот момент гибели валинариев, взрыв в лаборатории и лежание в комоде были расписаны настолько красочно, что про мадам Помпо никто уже не вспоминал. Но это явно не устроило матушку Боа. Она поправила рукой свой берет, и все немедленно замолчали.
– Макс, расскажите о произошедшем лучше вы, – тихо попросила мадам Боа.
Вот тут она была совершенно права, потому что, если бы мистер О́Коттон продолжил, то никто не вспомнил бы о моей Анэли!
Я пересказал им всё сначала. В подробностях. О Лимо, об Элисе и обо всём, что мне показалось важным. После этого каждый из присутствующих заставил меня пересказать какую-нибудь часть, прежде чем я возмутился:
– Ну, сколько можно?! Вы, взрослые, никак не можете поверить в то, что ваши когда-то пропавшие друзья нашлись! Они здесь, где-то в башне. А я до сих пор не знаю, куда подевалась моя младшая сестра. Я здесь для того, чтобы вы помогли мне её отыскать! Ведь я нашёл для вас ваших друзей…
Вся компания замолчала. Присутствующие были удивлены и даже потрясены моими словами. Кристоф погладил свою круглую бороду и воскликнул:
