– Я во двор, – хмуро решил Никита.
– Ну, валяй, а я тогда по квартирам. Эх, грехи наши тяжкие, – крякнул Петухов. – Смотри не прогадай. Здесь на этаже всего по две квартиры.
Зато половина наверняка коммуналки, подумал про себя Никита и поспешил вниз по лестнице.
Адрес квартиры был по Четвертой Красноармейской, но вот парадный подъезд вывел Никиту Макарова на Пятую Красноармейскую. Загадки старого Петербурга, где в подъездах на одном этаже частенько соседствуют квартира номер пять и квартира восемьдесят три, и обе они расположены по разным улицам.
Никита прошел несколько шагов до арки и вошел в виденный им из окон двор. Маленькая детская площадка. Пара лавочек и, разумеется, припаркованные машины. Вечером в этом дворе, наверное, не протолкнуться от плотно набитого личного автотранспорта. Ни одной живой души во дворе не было.
Никита задрал голову и внимательно, с пристрастием оглядел выходящие во двор окна. Стеклопакеты бликовали, противомоскитные сетки скрывали в тени глубины квартир, а немногочисленные старые рамы, сохранившиеся в доме, были закрыты, а окна задернуты тюлем. Да если бы и увидел он пару любопытствующих физиономий, что с того? Убийца-то зашел не с черного хода, не со двора. Делать здесь Никите было нечего. Пришлось возвращаться в подъезд и на пару с Петуховым опрашивать соседей.
Саня Петухов бодро и энергично взялся за дело. Он требовательно и бесцеремонно нажал кнопки электрических звонков сразу в двух квартирах и наслаждался веселым треньканьем, пока из-за одной из дверей не раздался сердитый крик:
– Это кто там хулюганит? Вот сейчас как вызову полицию, потрезвоните, голубчики!
– А это и есть полиция! – радостно отозвался Санька, довольный произведенным эффектом. Мама неоднократно пеняла Саньке на то, что он и в полицию-то пошел только для того, чтобы безнаказанно безобразничать. Таким уж с детства уродился непутевым.
Но Санька пошел в оперативники не поэтому, а потому, что нравилось ему быть важным, нужным, значимым. С его средненькими способностями и шкодливым характером, где бы он еще мог преуспеть? Нигде.
– Открывайте, бабуля, уголовный розыск! – повелительно крикнул в дверную щель Саня и развернул перед глазком служебное удостоверение.
– Еще чего! – раздался из-за двери непреклонный ответ. – Буду я каждому шутнику с коркой двери открывать! Нашел дурочку! Беги давай лучше, пока зятя не разбудила, он у меня бульдозерист, ряха шире дверного проема. Он тебе быстро расскажет, кто тут кто! – пригрозила бабуля, и Саньке тут же захотелось взглянуть на зятя, у которого такая солидная ряха, что даже в двери не лезет.
– Бабуля, как же он с такими габаритами в бульдозер залазит? – со смехом поинтересовался Санька.
– Да уж залазит, – проворчала бабка. – Бочком.
– Ладно, а теперь серьезно, – меняя тон, проговорил лейтенант Петухов. – У вас в подъезде совершено убийство, мы ищем свидетелей. Открывайте, надо побеседовать.
– Убийство? – заволновалась бабуся, гремя замками, но дверь приоткрылась только на малюсенькую щелочку, в которой была заметна цепочка. – А кого ж убили-то?
– Соседа вашего из двенадцатой квартиры.
– Из двенадцатой? Алексея Родионовича, что ли? – Старушка побледнела. – Как же так, такого хорошего человека? А Таня что же? Ох ты, господи, надо же к ней пойти, она же там, наверное, одна совсем! – Старушка захлопнула дверь, потом распахнула и приготовилась бежать к соседке.
– Нет, нет, – остановил ее лейтенант. – К ней сейчас нельзя. Часика через полтора. Она сейчас со следователем беседует. А вот мне лучше скажите, вы сегодня в районе часа никого в подъезде не встречали?
– Около часу? – задумалась старушка. – Нет, не видала. Я около часу обед готовила, внука из школы ждала. Я с утра в магазин сходила, а уж с одиннадцати дома была. Даже к окну не подходила, котлеты у меня сегодня и борщ, некогда было.
– Хорошо, а в одиннадцать в подъезде и возле подъезда никого не наблюдали? Может, кто-то без дела возле вашего подъезда прогуливался или в парадной газеты по ящикам распихивал?
– Гм. Да вроде нет. Ничего такого, – хмурясь от натуги, соображала старушка. – Вот только когда домой шла, Шуру из седьмой квартиры встретила. Она в поликлинику шла. Вот и все, пожалуй.
– Шура из седьмой? – повторил лейтенант. – Ясно. Вот вам моя визитка, если что вспомните или услышите, сразу звоните.
– Ладно. А к Тане, значит, через полтора часа?
– Да.
– Постой, сынок. А где его хоть убили, на улице или в подъезде?
– В квартире, – ответил лейтенант, решив, что пронырливая старуха все равно все узнает, смысла темнить нет.
– Ох ты, батюшки! А родным-то сообщили?
– Кому это?
– Ну как, сыну с дочерью.
– Этим занимаются другие сотрудники, – неопределенно ответил Санька. – Там крови много, вы потом помогите жене прибраться, – добавил он, проявив удивительное человеколюбие.
– Конечно, конечно. Поможем! Такое горе, – качала головой старушка, запирая двери.
Шура из седьмой квартиры долго не открывала, Санька уж уходить собирался, а потом выползла к нему очень толстая, сонная, какая-то дебелая баба, которая совсем ничего не видала, и не слыхала, и вообще у нее давление, в глазах темно, в ушах звенит. К убийству интереса ровно никакого не проявила, только и сказала, что «а-а». Вот и весь результат. Еще Сане повезло застать дома молодую мать с орущим на руках грудным ребенком, которая тоже, разумеется, ничего не видела и не слышала. А больше дома никого застать не удалось.
– Ну, что у тебя? – встретив возле квартиры убитого Ситникова Никиту Макарова, спросил Саня.
– Негусто. Застал дома троих, и те ничего не видели, – поделился Никита.
– Ладно, пошли, получим от начальства ЦУ и нахлобучку.
– За что это?
– Не за что, а зачем, – поправил его Саня. – Для порядка.
– Ну, что, коллеги-сыщики, подведем неутешительные итоги? – с оптимизмом заживо погребенного проговорил законченный скептик и пессимист капитан Филатов. – Свидетелей нет, улик тоже, дело пахнет глухарем, начальство глухари не любит. Быть нам без премии. Какие есть идеи?
Никита к капитану и его заупокойным речам давно уже привык и к сердцу, как в первые месяцы своей работы в СК, не принимал. Потому что, несмотря на бесконечные сетования и скорбные речи, дело свое капитан Филатов знал, раскрываемость у него была самая высокая в отделе.
– А что идеи, – проговорил развязно сидящий верхом на стуле Санька Петухов, – идеи самые обычные. Сейчас изучим, чего там криминалисты понаписали, потом опросим родственников и друзей, а там видно будет. Чего криминалисты понаписали?
– Чего? На вот, ознакомься, – кинул ему на стол папочку капитан.
– Ага. На орудии убийства отпечатки отсутствуют. Дверь открыта ключом, следов взлома нет. Орудие убийства убийца принес с собой. Нож китайского производства. Будем искать магазин, где приобретен?
– Попробуйте. Он мог быть приобретен и за год до убийства, и за два, – безнадежно заметил капитан.
– Ладно. Поработаем. Пропал перстень. Золотой, с сапфиром, старинный, достался от отца и деда. Уже интересно, – отрывая глаза от заключения, проговорил Саня. – Больше ничего, кроме перстня, не пропало, это ж не просто ниточка, канат!
– Гм. Только вот, по свидетельству вдовы, перстень хоть и был старинный, но не особо дорогой. Если бы свистнули деньги, телик, украшения, может, и подороже бы вышло.
– Значит, убийце понадобился именно перстень. Или не понял, сколько он стоит. Или не успел прихватить остальное, кто-то спугнул, – перечислял возможности Саня.
– Может, – кисло согласился капитан.
– Ну вот. Есть с чем работать. Орудие убийства и нож, – подвел итоги Саня Петухов. – А еще пишут, что работал не профессионал. В том смысле, что не хирург и не мясник. А так, дилетант. Сам-то покойничек хирургом был, и сын его тоже. Значит, сына и коллег покойного исключаем.
– Это хорошо, а то пришлось бы всю больницу, где покойный работал до пенсии, перетряхивать, а потом всех сокурсников и половину приятелей, – заметил Никита.