Непристойные предложения

– Тебе приходится вертеться, как я погляжу, – заметил Хоган Шлестертреп. – Но как рождается нзред, если тебя нет в чертовой цепочке?

– Нзред стоит вне цепи – и в то же время принадлежит к ней. Шесть полов, передающих гаметы друг другу напрямую, формируют цепочку; цепочка плюс нзред равняется семье. Выполняя собственную репродуктивную функцию, нзред может войти в цепочку на любой стадии, когда того требуют обстоятельства. Он может получить шестерную супергамету от ткана и передать исходную одинарную гамету гууру; он может оказаться между флином и блапом, между блапом и сробом, в зависимости от ситуации. Например, в Сезон Двенадцати Ураганов ткан не может летать и реализовывать свои репродуктивные отношения с гууром там, где тот укоренился; нзред заполняет данный пробел в цепи. Это весьма сложно объяснить на незнакомом языке – биологи из первой экспедиции сочли этот процесс чуть более сложным, чем митоз оплодотворенной плуховой яйцеклетки, но…

– Хватит, – скомандовал Хоган. – Оставшаяся унция рассудка может пригодиться мне для того, чтобы вышибить себе мозги. Меня больше не интересует, какую партию в этом безумном репродуктивном танце отплясывает нзред, и я определенно не желаю слышать о твоем митозе. У меня есть свои проблемы, и с каждой секундой они все неприятней. Скажи мне вот что: сколько потомков каждого пола дает один цикл?

– Это зависит от выживания всех родителей, от количества яиц, которые в некоторых случаях не проклевываются по причине избыточной вариабельности…

– Ладно! В конце безупречного цикла, когда дым развеется, – сколько у тебя будет детенышей-плухов?

– Плухх. Сорок девять детенышей.

Он откинул голову на спинку стула.

– Не так уж много, с учетом того, как стремительно вы покидаете этот мир.

– Это правда. Горькая правда. Однако в условиях, в которых мы живем, родитель не может отложить больше семи яиц – и никак не может вырастить больше семи детенышей так, чтобы все в полной мере усвоили его знания о выживании. Все к лучшему.

– Надо полагать. – Он извлек из одежды заостренный инструмент и взял лист белого материала. Через некоторое время я узнал его действия по описанию нзред-фанобреля. – Еще секунда, – сказал он, продолжая писать, – и я отведу тебя в проекционную, где ты увидишь недавнее стерео с человеческими актерами. Не слишком хорошее стерео – грандиозное в совсем узком смысле, – но оно даст тебе представление о том, что я буду делать для твоего народа по части культуры. Пока будешь смотреть, подумай, как помочь мне с сюжетом. Похоже на хромосомную диаграмму после мейоза родительской половой клетки, которую составил Гогарти?

Он сунул лист под мои сенсорные щупальца.

подвижные гаметы (ресничные)

– Весьма похоже, – ответил я, дивясь превосходству этих письменных символов над теми, что нам приходилось выцарапывать на песке или грязи.

– Хорошо. – Он снова начал писать. – Теперь, какие из ваших полов мужские, а какие женские? Я заметил, что ты говорил «он» и…

Мне пришлось перебить его.

– Я использовал эти обозначения лишь по причине ограниченности либо неполноценности английского языка. Я понимаю, что это чудесный язык, и когда вы его придумывали, у вас не было повода учесть плухх. Однако у вас нет местоимений для ткана, гуура или блапа. Мы все самцы по отношению друг к другу в том смысле, что передаем оплодотворяющие гаметы; и все мы самки в том смысле, что откладываем развитую зиготу. В то же время…

– Помедленнее, парень, помедленнее. Мне нужно сделать из этого сценарий, а помощи от тебя никакой. Вот схема твоей семьи, верно? – Он вновь сунул мне лист.

определяющая пол неподвижная гамета, которую «оплодотворяет» супергамета, составленная шестью подвижными гаметами – по одной от каждого из шести полов

– Да. Только нзреда ты поместил не совсем…

– Послушай, Пьер, – рявкнул он, – так я это себе представляю. А я представляю себе это именно так. Что до любовной истории, хм, дай подумать…

Я ждал, пока он воздавал должное этой странной штуке под названием сценарий, который требовался для получения стерео, которое, в свою очередь, требовалось для того, чтобы у нас появилась культура и цивилизация. Скоро, скоро у нас будут жилища, совсем как это могучее укрытие, в котором я сидел. Скоро мы получим трубчатое оружие вроде того, которым воспользовался робот, когда я пришел…

– Как насчет этого? – внезапно спросил он. – Учти, это не готовый продукт – я импровизирую, просто примериваюсь. Сроб встречает мленба, ткан теряет гуура, флин получает блапа. Звучит? Только не могу впихнуть сюда нзреда.

– Я координирую.

– Точно, ты координируешь. Так оно и есть. Сроб встречает… Помолчи! Тебе полагается изредка говорить «да». – Он пробормотал несколько слов роботу, и тот подошел к моему стулу. – Бронзо отведет тебя в проекционную. А я еще подумаю.

Больно ударившись о пол, я приготовился следовать за роботом.

– Выходит жесткая любовная история, – рассуждал за моей спиной Шлестертреп. – Так и вижу. Вроде трехмерных шахмат, где все пешки бегают как попало, а королева возникает из киберпространства и скрывается в нем. Интересно, есть ли у этих картофельных ростков религия. Доброе, благочестивое стерео никогда не повредит… Эй! У вас есть религия?

– Да, – ответил я.

– И в чем же она заключается? То есть во что, так сказать, вы верите? В двух словах, философию отложим на потом.

Выждав период времени, на мой взгляд, равнявшийся «изредка», я очень осторожно ответил:

– Да.

– А? Хватит ломать комедию. Только потому, что я велел не спорить со мной, когда я думаю вслух… Не валяй дурака, когда я задаю прямой вопрос!

Я извинился и попробовал объяснить мою кажущуюся дерзость с позиции незамысловатых условий, в которых живем мы, плухх. В конце концов, когда всполошенный ткан предупреждает семью, что в ее направлении мчится стая стринтов, никому в голову не приходит воспринять послание иначе чем буквально. Для нас коммуникация – в первую очередь способ передать информацию, существенную для выживания: она должна быть четкой и определенной.

Человеческая же речь, будучи продуктом цивилизованной расы, – словно дерево, несущее множество различных плодов. И, как мы обнаружили к нашему прискорбию, найти среди них пригодный в пищу бывает нелегко. Например, эти разрушающие ум непостижимости, которые люди называют каламбурами…

Шлестертреп отмахнулся от моих объяснений.

– Тебе жаль, и я тебя прощаю. Итак, во что вы верите по части жизни и смерти?

– Мы ни во что не верим, – медленно объяснил я, – поскольку еще ни один плух не вернулся после смерти, дабы поведать нам о ее возможностях. Однако по причине трудностей, с которыми мы сталкиваемся в единственной известной нам жизни, а также в силу ее прискорбной краткости, нам нравится думать, что нас ждет хотя бы одно дополнительное существование. И потому мы не столько Верим, сколько Надеемся.

– Для животного без языка ты весьма болтлив. И на что вы Надеетесь?

– На то, что после смерти мы окажемся в огромном мире, состоящем из мелких морей, болот и гор. Что весь этот мир будет покрыт розовой травой, которая так нам нравится. Что со всех сторон, куда ни кинешь оптический орган, не будет никого, кроме плухх.

– И?

– Больше ничего. Такова наша Надежда: обрести – в этой жизни или в следующей – землю, где будут только плухх. Дело в том, что плухх – единственные существа, которые точно не едят плухх. Мы думаем, что будем очень счастливы в одиночестве.

– Для быстрой халтуры маловато. Жаль, что вы не верите в бога, который требовал бы от плухх живых жертвоприношений. Но, надо полагать, ваша жизнь и так достаточно трудна. Иди смотри стерео. Я что-нибудь придумаю.

В проекционной я вкрутился в стул, который подтолкнул ко мне робот, и пронаблюдал, как он и его товарищи вставляют блестящие цветные полосы в пять длинных предметов в форме мленба, приделанных к стенам и потолку. Само собой, с тех пор я узнал, что они называются «пленка» и «проекторы», соответственно, но тогда все было для меня новым, и странным, и чудесным. Я весь обратился в оптические щупальца и слуховые шишки.

Само количество вещей, которыми владеют люди! Их методы записи столь многолики и разнообразны – например, книги, стерео, карандаш-бумага, – что я считаю людскую память эволюционным пережитком, который уже атрофируется и вскоре будет вытеснен неким записывающим аппаратом, напрямую подключенным к мыслительному процессу. Им нет нужды хранить в уме Книги чисел, каждому заучивать девятитысячелетнюю расовую историю, постоянно пересматривать выводы, сделанные из древних событий, чтобы привести их в соответствие с нынешними. При мысли об их потрясающих возможностях мое эго почти исчезает.

Внезапно в комнате потемнело, и крошечное белое пятнышко выросло в полноцветную, полнозвуковую, полнозапаховую и немного осязаемую проекцию, которую мы все теперь так хорошо знаем. По каким-то причинам люди, производящие эти стерео, почти полностью игнорируют чувства вкуса, бротча, давления и григго, хотя запахи в некоем приближении стимулируют вкус, а внимательный индивидуум может во время эмоциональной сцены испытать вполне удовлетворительный бротч. Полный цвет – да; очевидно, люди используют только три основных цвета вместо существующих девяти, поскольку считают это цивилизованным упрощением. Я полагаю, что сама пресность сочетаний синего, красного и желтого служит добровольным ограничением, бросающим вызов людским специалистам.

Когда человеческие фигуры словно ожили передо мной, я начал понимать, что Хоган Шлестертреп имел в виду под «сценарием». Сценарий – это история одного или нескольких индивидуумов в некой культурной матрице. Тогда я подумал: каким образом Шлестертреп собирается превратить в сценарий убогую жизнь плуха? Он почти нас не знал. Я не догадывался о чудесном человеческом чувстве – воображении.

Сценарий, увиденный мной в тот потрясающий первый день нашей цивилизации, был посвящен двум человеческим полам. По одному представителю каждого пола (мужчина, Луис Трескотт, и женщина, Беттина Брамвелл) выступали в качестве героев фильма.

Сценарий рассказывал о попытках Беттины Брамвелл и Луиса Трескотта воссоединиться и отложить яйцо. Эту пару ждало множество тяжелых испытаний, но в конце концов они преодолели их, воссоединились и приготовились размножаться.

По некому недосмотру сценарий заканчивался до собственно акта откладывания яйца, однако можно было надеяться, что он вскоре осуществится.

Таким было первое увиденное мной стерео. Цвета стали ярче, а звуки странного процесса, называемого музыкой, – громче, потом все потускнело и затихло. В комнате зажегся свет, роботы занялись проекторами. Я вернулся к Шлестертрепу, дрожа от нового знания.

– Ну да, – сказал он. – Неплохо. Совсем неплохо, с учетом бюджета. Слушай, у меня есть идея стерео. Ей нужно выкристаллизоваться, и все такое, но это идея. Какого животного вы, жуки, боитесь больше всего?

– Ну, в Сезон Двенадцати Ураганов стринты и сосущий плющ причиняют нашей расе значительный ущерб. В другие ураганные сезоны – которые для нас наиболее опасны – трицефалопсы, бринозавры или гридники…

– Не нужно перечислять мне все свои проблемы. Переформулирую вопрос: какого животного вы больше всего боитесь прямо сейчас?

Я надолго задумался. При обычных обстоятельствах подобный вопрос дал бы мне пищу для размышлений на два дня; но Великий цивилизатор переступал с ноги на ногу, и я загригговал его нетерпение. Требовалось принять решение; возможно, дети, я совершил ошибку, но помните, мы могли вообще лишиться благ цивилизации, если бы я потратил больше времени на установление того, какое животное в этот сезон съело больше всего плухх.

– Гигантских пятнистых змей. Конечно, их боятся только нзредд, мленбб, флинн и блапп. В это время гуурр едят главным образом трицефалопсы, тогда как сробб…

– Ладно. Пятнистые змеи. Теперь пойдем в смотровой коридор, и ты покажешь мне эту змею.

Мы отправились в помещение, через которое я вошел в купол, и я протянул оптические щупальца к прозрачной крыше.

– Вот, почти прямо надо мной. Животное, которое наполовину заглотило додля и подверглось атаке гридников и сосущего плюща.

Шлестертреп посмотрел вверх и содрогнулся. При виде нас существа на куполе засуетились, продолжая поедать то, что поедали до нашего прихода. Сосущий плющ уволок гигантскую пятнистую змею.

– Ну и местечко, – пробормотал Шлестертреп. – Можно сколотить состояние на антикурорте. «Посетите этот дом вдали от дома и научитесь хихикать над своими кошмарами. Все виды блюд, включая вас самих. Станьте гостем лучшего пищеварения. Каждому по вкусу и вкус для каждого».

Я ждал, пока его человеческий разум изучал концепции, не доступные моему примитивному восприятию.

– Ладно. Это была гигантская пятнистая змея. Отправлю наружу роботов, чтобы сделали несколько снимков этих крошек, которые мы вставим в стерео. Кстати, что с исполнителями?

– Исполнителями? – промямлил я. – Каких… исполнителей ты имеешь в виду?

– Актеров. Персонажей. Я понимаю, что ни у кого из вас нет опыта даже в массовке, но я подойду к этому как к документалке Демилля. Мне понадобится представитель каждого пола – лучшие из лучших. Ты сможешь выявить их посредством конкурсов красоты или чем вы тут пользуетесь. Мне нужно семеро ваших, все разные.

– Это можно сделать при помощи старшин различных полов. Нзред-тинослеп станет новым нзред-нзреддом, а замену мленб-мленббу выберут, если достаточное число мленбб осмелится собраться на болотах. И это все, что понадобится нам для первого шага к цивилизации?

Примечания