– Я не верю.
– Уилф, – сказала девочка, подаваясь вперед, – это была мокруха. Кто-то использовал нас, чтобы убрать его, а заодно и свиту.
– При положительном исходе Даэдра получала значительный процент. Да и в любом случае то, что произошло, дорого ей обойдется.
– Самооборона, Уилф. Самая простая отмазка. Мы с тобой знаем, что она хотела их спровоцировать. Ей нужен был предлог, чтобы прибегнуть к самообороне.
– Но ведь послом изначально планировалась она? Когда ты подключилась, она уже была в проекте? Ведь так?
Девочка кивнула.
– Потом ты наняла меня. Так кто пригласил Даэдру?
– Твои вопросы, – произнесла девочка, четко выделяя каждое слово, – показывают, что ты неверно понимаешь наше положение. Ни ты, ни я не можем себе позволить интересоваться ответами. Мы пропустим удар по своей профессиональной репутации, Уилф. Но это… – Она не договорила.
Он глянул в безмятежные глаза прокатки и закончил за нее:
– …безопаснее, чем подставиться под удар другого плана?
– Мы не знаем, – спокойно ответила девочка, – и не хотим знать.
Недертон посмотрел на стакан с виски.
– Ее прикрывали какой-то системой гиперзвукового вооружения, верно? Чем-то орбитальным, готовым к немедленному пуску?
– Обычная практика. Однако мы даже говорить об этом сейчас не будем. Всё позади. Ты понял? Для тебя и для меня тут надо поставить точку. Прямо сейчас.
Недертон глянул на нее.
– Могло быть хуже, – сказала девочка.
– Куда уж хуже?
– Ты по-прежнему сидишь здесь. Я дома, в теплой пижамке. Мы живы. И скоро, насколько я понимаю, будем искать работу. Пусть так и останется, ладно?
Он кивнул.
– Все было бы чуть менее сложно, если бы ты с нею не спал. Впрочем, это было недолго. И уже кончилось. Ведь кончилось же, Уилф?
– Разумеется.
– Ты не оставил у нее свою зубную щетку? Потому что нам обоим нужно, чтобы у тебя не было решительно никаких поводов встречаться или даже звонить.
И тут он вспомнил.
Но это поправимо. Незачем говорить Рейни.
Недертон потянулся к виски.
11. Тарантул
Флинн поставила велосипед в проулке, защелкнула замок и открыла сотовым заднюю дверь фабы «Форева». Внутри пахло оладьями и рисом с креветками из «Суши-лавки». Оладьи значили, что печатают из пластика, который годится в компост. Креветочный рис Шайлен всегда брала, когда работала по ночам.
Эдвард сидел на табурете посреди комнаты, мониторил. На нем были черные очки от ультрафиолета поверх визы на одном глазу. В полутьме очки не отличались от кожи цветом, только блеском.
– Мейкона видел? – спросила Флинн.
– Не-а.
Голос полукоматозный от нудной работы и недосыпа.
– Подменить тебя, Эдвард?
– Да нет, я пока живой.
Флинн оглядела длинный стол, заваленный фабрикатами, которые предстояло очистить от последа, подшлифовать, собрать. Она провела за этим столом много длинных часов. У Шайлен всегда можно было подработать, если умеешь с ней ладить и руки тем концом вставлены. Видимо, сегодня печатали игрушки. Или украшения к Четвертому июля.
В соседней комнате Шайлен смотрела новости: злобные хари с плакатами.
Увидев Флинн, она подняла голову:
– Бертон звонил?
– Нет, – соврала Флинн. – А что?
Нулевой шанс избежать разговора о Бертоне.
– Безопасность забрала нескольких ветеранов. Я за него волнуюсь. Попросила Эдварда тебя подменить.
– Я его видела, – ответила Флинн. – Завтрак?
– Ты сегодня рано.
– Я не ложилась. – Флинн не стала спрашивать, чего там Шайлен от нее хотела. – Мейкона видела?
Шайлен чиркнула в дисплее модным полимерным ногтем, и луканы провалились в зелень воображаемой саванны.
– Сегодня не поэтому, – ответила Шайлен.
Она хотела сказать, что ночной аврал из-за скопившихся заказов, а не потому, что Мейкону нужны тишина и покой, чтобы печатать леваки. Флинн не знала, какую часть доходов от фабы дает левая продукция, но подозревала, что заметную. В миле по трассе стояло заведение сетки «Самофаб», где принтеры были покрупнее и поразнообразнее, но в «Самофабе» леваков не напечатаешь.
– Я на диете, – сказала Шайлен.
Над саванной взлетали фламинго.
– Оттого лиловый? – спросила Флинн.
– Бертон.